Поддержание

конвейерные ленты и снова разбрасываем идеальные кубические штабели сырья, на этот раз невольно и без капли былой радости.

Саманта позволяет нам отдышаться, только когда мы оказываемся на улице. Через ангарный проём на нас глядит унылое утреннее небо. Вдалеке виднеются редкие прохожие, понуро спешащие в офисы несмотря на выходной. Низко над городом нависают хмурые стальные тучи, умножая груз происходящего. Позабыв о велосипедах, мы покидаем территорию Кси пешком. Из лёгких уже рвётся сдавленный вздох облегчения, но асфальт позади вдруг вздыбливается бороздами. Каменная крошка отскакивает от одежды и оставляет на коже пятна, которые обязательно посинеют к вечеру. Оборачиваясь, я вижу бота, скачущего к нам на коротеньких лапах. Словно спасательные круги, маслянистые складки обволакивали приземистое туловище с лоснящимися боками, отчего существо напоминало шарпея. Ножки шустро несли робота в нашу сторону, а передняя мембрана, сморщенная и почерневшая от силы нажима, удерживала какой-то агрегат. Тот выстреливал целыми очередями толстых металлических заклёпок. Дорога под воздействием такого обстрела превращалась в каменное крошево. Каменные гейзеры вздымались звучно, подбираясь всё ближе.

Глядя на преследователя, Саманта застыла, а потому теперь уже я тяну её прочь. Наши руки не расцепляются, я едва ли не тащу её на себе, - пригибающейся к земле девушке остаётся только часто-часто переставлять конечности. Внутри у меня вместо лёгких горящий клубок ужаса, которым хочется поскорее стошнить в ближайшую урну. Залп металлических болванок криво проходится по проезжей части, оставляя на дорожном настиле целую россыпь кратеров. Робот разбрызгивает снаряды прямо на бегу, вращая своей плюющейся башкой. Следующий залп приближается справа, опрокидывает фонарный столб. Кажется, что обстрел вот-вот закончится, он просто должен закончиться, а иначе...

Мир блёкнет на фоне болевой вспышки. Почва отказывается держать меня. Кричу ли я в тот момент или только поскуливаю - не знаю. Саманта подхватывает моё тело в последний момент, грубо дёргая вверх. С великим трудом мы переступаем несколько раз, рискуя кубарем покатиться по мостовой. Плача от жалости к себе, я врезаюсь плечом в театральную афишу - буквально напрыгиваю на неё всем телом, вынуждая металл прогнуться, припасть к земле. Саманта торопится следом, спиной я чувствую горячие ладони, которые напрягаются и переваливают туловище, мигом ставшее каким-то неповоротливым... таким мягким, водянистым, мучительно чувствительным. Мы дрожим полулёжа, ожидая приближения бездушной машины. Я вижу свою ногу. Теперь это уже точно громкий крик - протяжный плаксивый вой вырывается изо рта. Стопа нелепо вывернута. Спереди торчит кость. Слёзы ручьём текут по щекам, все мысли вытянулись в сплошную упругую ниточку, сквозь мучительные ощущения та вибрирует лихорадочными образами, загородившими здравый смысл.
— Я... я не смогу бежать... когда... Когда эта штука приблизится, я постараюсь повиснуть на её морде, а ты... ты беги, ладно?
Кажется, я насквозь прокусил губы, и теперь они наполняли рот красным вкусом. От этого образа слёзы умывают всё лицо. Мне хочется сконцентрироваться на их пощипывании просто чтобы позабыть про сломанную кость. Нужно сказать что-то ещё. Что-то важное. Я хочу произнести "Я тебя люблю", но фраза застревает в горле. Да я и не уверен толком. Это было лишь наше третье свидание. Мне всего семнадцать. Рядом с ней я думал отнюдь не головой, да и что Она на самом деле думает обо мне? Какая глупость... какая же чёртова чушь.

Испуганные карие глаза Саманты кажутся двумя омутами. В их зеркальной поверхности я замечаю движение позади себя, пытаюсь вскочить, неосторожно переношу вес, взвизгиваю от очередного пронзительного укола и падаю, беспомощно глядя вверх. Переступая на двух ходулях, из туманной утренней серости опускалось существо. Ещё один робот. Элегантные подпорки, чёрные, как лежащий неподалёку фонарный столб, изламывались во множестве мест. К нам спускался короткий округлый корпус. Передняя часть заканчивалась длинным конусом, придавая боту сходства с диковинной птицей. Очертив наши контуры маленькой красной лампочкой сканера, он тянется к моей ноге. Я зажмуриваюсь. Только бы всё закончилось поскорее! Боль вынимает из лёгких новый всхлип, сменяющийся бульканьем внизу, но агония стремительно проходит, так и не начавшись. Секунды тянутся, но ничего не происходит. Саманта трясёт меня. Я открываю глаза. Серое небо. Робот-птица. Отважившись взглянуть вниз, я замечаю оборванную штанину джинсов, а под ней, там, где торчала кость, была идеально чистая, розовеющая здоровьем кожа. Ни волоска, ни царапинки.

Приблизившись к моему лицу пугающе близко, клюв ритмично пощёлкивает. Острый кончик скользит вниз, туда, где я всё ещё сжимал под мышкой злосчастный контейнер. Я поспешно разжимаю хватку и выпускаю Пищевой Блок из одеревеневших пальцев, ячейки скручиваются рулоном, выкатываясь на мостовую. Клюв щёлкает снова, клюёт мою руку и выворачивает кисть. Убедившись, что я не отдёргиваю ладонь, он сплёвывает серый мокрый комочек и разглаживает его. Теперь и на месте царапины-молнии образуется та же девственно-чистая кожа, лишённая повреждений и какого-либо намёка на линии. Издав гудящий сигнал, робот аккуратно подхватывает свёрток с земли, его ходули оживают, разгибаются и вытягиваются, скрывая птичью морду в туманной вышине. Оно делает два шага и окончательно исчезает из виду. Мы остаёмся совершенно одни, вдвоём на опустевшей улице в центре города. Впереди целый воскресный день, впереди целая долгая жизнь, и мы совершенно не знаем, кто мы и чем хотим заниматься.