заёрзал на месте. Кроме него, было ещё несколько обиженных мичманов на строгого и принципиального капитана. Им страсть как хотелось словесно «попинать» офицера. Эта группа робко поддержала товарища, а потом начала распаляться всё больше и больше. Едрёнкин посмотрел на Блудняка и безразлично махнул рукой.
- Пусть говорят, - снисходительно разрешил он. – После собрания я буду делать выводы, - подумал Владимир Антонович.
Первым разошёлся мичман Куракин.
- Какой пример нам подаёт офицер Едрёнкин? Он постоянно нас воспитывает, учит как надо правильно по уставу служить, а сам что творит?! Товарищ капитан опозорил честь офицера, напившись и учинив драку в комендатуре. Заслуженный человек, орденоносец!
- Заметьте, товарищ мичман, награждён боевым орденом и медалями, - усилением интонации капитан подчеркнул слово боевым, - а не за ящики. Но это так, к слову.
В подобном духе выступил ещё один товарищ коммунист, закончив свою речь словами опасения:
- Как бы у товарища капитана такое поведение не стало обыденным явлением.
Когда почти тоже самое и в том же духе начал излагать третий мичман, капитан не выдержал. Обличительный пафос ему явно не понравился, глаза налились кровью, внешний вид стал угрожающим. Едрёнкин привстал.
- Я вам б…ть покажу… - зарычал он, и правая рука потянулась к табуретке.
Ближе всех к двери, с самым острым чутьём к техногенным катастрофам и собственной шкуре, сидел мичман Карамелин. Как только прозвучала первая половина угрозы, исходившая от начальника, он резко снялся с места и, не взирая на почтенный возраст и большой личный вес, через доли секунд оказался в дверях. Тут же началась цепная реакция. Когда капитан оторвал от пола и поднял над головой табуретку, последний мичман выскочил из помещения и захлопнул за собой дверь.
- … как начальника критиковать, - закончил «лирическое отступление» Едрёнкин.
За короткий промежуток времени её звучания, мимо пронеслось очень много событий. А главное, количество желающих критиковать сократилось до ноля прямо на глазах.
Приняв радикальное решение, капитан начал переходить от слов к делу. Сделанный с особой прочностью, на века, военный табурет сильно шлёпнулся о дверь и разлетелся на щепки.
- Если бы попал кому-нибудь в «башню», то получилась бы аналогия с нераскрывшимся парашютом, - мелькнула у него мысль.
Едрёнкин подошёл и открыл дверь ангара. У него было большое желание первому, попавшемуся под руку дать по мозгам, чтобы остальным неповадно было. Но, от принципиальных коммунистов уже и след простыл. Первая попытка вынести выговор начальнику, оказалась для них провальной. Капитан достал из кармана таблетки, вернулся к столу и налил воды из графина, чтобы запить лекарство. Он посидел немного, пришёл в себя и убыл в кабинет.
Мичманы, обескураженные и не на шутку встревоженные, пугливо выглядывая из-за углов разных хранилищ, убедились в том, что их жизням больше ничто не угрожает. Только после этого они посмели расслабиться. Партгрупорг дал команду всем собраться в другом ангаре, самом крайнем, стоявшем на отшибе. Коммунисты заперевшись в нём, разговаривая шёпотом, провели собрание в экспресс-режиме и единогласно проголосовали за выговор капитану Едрёнкину.
Владимир Антонович всю следующую неделю гонял подчинённых до седьмого пота строевыми занятиями. Каждый раз заканчивая обучение прохождением торжественным маршем. На пятый день муштры он составил бумагу, чтобы вывезти их на стрельбище и принять зачёт, а затем спланировал провести ещё марш-бросок на лыжах. Оставалось только подписать план у командира части.
- Я вам покажу, что такое настоящая служба, - мысленно издевался он над мичманами морально неготовыми к таким переменам. – Придётся попотеть «золотому фонду» флота.
Но не тут-то было, коллектив мичманов срочно отправил Блудняка к замполиту части, чтобы тот упал ему в ноги и пожаловался на невыносимые условия устроенные Едрёнкиным.
- Ты подчеркни там, что он нам мстит за справедливую критику, - напутствовал его Куракин, озираясь по сторонам.
Командиры не с Луны свалились и прекрасно понимали, что на лыжной дистанции половина из них точно придёт не к финишу, а на тот свет. Ведь склад в арсенале, это не морская пехота. Владимира Антоновича срочно решили обуздать. Его отправили в отпуск, потом он проходил медкомиссию в госпитале, а тут уже и тридцать три года стукнуло, возраст Христа. Так и дотянуло командование части до демобилизации капитана. Младшего офицера уволили по болезни, с почестями, назначив неплохую пенсию. Северной выслуги для этого хватило.
Владимир Едрёнкин вернулся в дом родной. В городке ему выделили однокомнатную квартиру, но он чаще предпочитал проживать в отчем доме. С виду Владимир Антонович был полон сил и энергии. Соседи даже перешёптывались:
- За что мужику такую хорошую пенсию дали? Он здоров как бык!
Владимир, естественно, никому не рассказывал, как он просыпается по ночам от головной боли и пьёт таблетки горстями, про «зашкаливающее» давление и частую бессонницу. Со временем Едрёнкин нашёл себе подругу. Как-то ожидая своей очереди на приёме у врача в областной больнице, он познакомился с молодой женщиной по имени Дарья. Её мягкая, добрая улыбка как магнит притянула его чувства. На первый взгляд – обычная женщина, но глаза… Недаром же говорят, что глаза – зеркало души. Он с первого же заплыва полностью «утонул» в них. С ней тоже в жизни стряслась подобная беда. Будучи водителем троллейбуса, устраняя на крыше неполадки, Даша упала оттуда головой вниз. Так они и пошли по-жизни рядом. Когда у него болела голова, она ухаживала за мужем, и наоборот. Самое главное, на этот раз он оказался в надёжных руках, любящей жены.
За всё время совместного проживания, Владимир Антонович разбушевался только один раз.
В «День победы», 9-го мая утром, они с Дашей пили чай с праздничным пирогом и смотрели военный парад на Красной площади. И всё обстояло вроде бы хорошо, но тут… Мимо трибуны проходила коробка морской пехоты Северного флота. Владимир с гордостью принялся рассказывать жене, что это полк в котором он служил. Вдруг показали крупным планом офицера, который шёл впереди. Едрёнкин узнал полковника возглавлявшего строй.
- Да это же Вася Пульников, - он привстал, не поверив своим глазам, приблизился к экрану цветного телевизора «Рубин». – Когда я служил, он у меня в роте командиром взвода был.
Владимир сел обратно с задумчивым видом, душевный подъём вызвал у него сильные чувства.
Через час, он по просьбе пожилого отца разбирал сарай, надо было освободить его от накопившегося хлама. Помогала ему в этом, как всегда, Даша. Разобрав больше половины, Едрёнкин наткнулся на старый, весь в пыли и паутине, телевизор «Рекорд». Он присел на ящик. Перед его глазами, словно на ленте кинофильма, пробежали этапы жизни. Там кроме хорошего были и леденящие душу кадры, случившиеся с ним, начиная от зонтика и до последнего прыжка с парашютом. Вдруг все краски жизни стали чёрными, появилась нестерпимая душевная боль, и на него нашло какое-то затмение. Едрёнкин схватил топор и изрубил «пионера телевидения» на мелкие куски. Прибежала Дарья с таблетками, она в это время отлучалась по хозяйству.
- Тише, тише, - приговаривала жена, выводя его из сарая.
Они сели на старый диван во дворе под яблоней, она прижала его голову к груди и шептала успокаивающие, приятные слова. Дарья почувствовала, что на её руку упала горячая слеза.
- Почему не я во главе того строя? – услышала она тихо произнесённые слова Владимиром.
Ю. Таманский
г. Севастополь 2012г.
