ВЕЗУЧИЙ

вещмешком и автоматом на шее, он по компасу прикинул направление движения и скорым шагом двинулся в сторону своих позиций.
Ходить на лыжах Юрки любил. Это нужно уметь делать, тогда лыжи скользят и несут их обладателя на себе. Жители Карелии всегда с улыбкой смотрели на бойцов, родом с юга или из средней полосы, когда они вставали на лыжи. Для них это были лишние предметы, которые только мешали в передвижении. Даже научившись идти, чтобы лыжа на лыжу не наезжала, они не бегали и не скользили на них, а двигались «Ворошиловским шагом», не отрывая пяток от лыж.
Карелы, как и финны, с детских лет на лыжах. Так что погони он не очень боялся. Впереди дорог больше не было, значит, перехватить его на полпути не могли. Если бы еще не автомат с запасными дисками, да гранаты, да консервы в вещмешке, он бы показал настоящую гонку. Часа через три ходьбы, Юркки остановился передохнуть. Открыл ножом банку с ленд-лизовской американской прессованной колбасой, которая недавно стала поступать на склад снабжения партизан, и с хлебом, который он забрал у финнов со стола, употребил её всю. Это придало ему силы.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — вспомнил Юркки русскую поговорку, разглядывая банку с надписью «Luncheоn meat. Buffalo. U. S. A.». — С немцами они не воюют, так хоть своей вкусной тушенкой и колбасой с нами делятся.
Еще Юрки видел у бригадного комиссара канадский, тоже лендлизовский меховой костюм с капюшоном. Он был теплый, лёгкий и непродуваемый. Но бойцам такие, как у него, не давали. Ватные штаны, да телогрейка, да армейская шапка, да маскхалат — вот и все обмундирование.
Впереди было большое болото, за ним река, а там километров двадцать и партизанский край. Собравшись силами, пока не стемнело, Юрки начал пересекать болото. Когда он прошел метров триста, пуля расщепила берёзку рядом с ним. Он упал в снег и оглянулся на краю болота стоял лыжник в егерской шапке, белой маскировочной куртке и целился в него из винтовки, а, может, разглядывал в оптический прицел. Партизан вскинул ППШ и выпустил короткую очередь в сторону финна. Тот приветственно помахал ему шапкой, давая понять, что стрельба не приносит ему вреда. Тогда Юркки вскочил на лыжи и побежал вперёд. Финн шёл на лыжах за ним, постепенно сокращая расстояние. Юркки еще два раза останавливался и стрелял в сторону преследователя, но тот держал дистанцию недосягаемую для автомата. Вскоре в автомате кончились патроны, а гонка с преследованием продолжалась. Чтобы заменить магазин, Юркки теперь должен был достать новый из вещмешка. Когда он попытался снять его из — за спины, финн выстрелом расщепил сосенку рядом с ним, давая понять, что может убить его в любую минуту. Юркки злился и выдыхался все больше, а враг с каждой минутой подходил ближе и ближе. Так они достигли берега реки. Берег, с которого Юркки должен был спуститься, был довольно крутой, но недаром он был одним из лучших лыжников в школе.  он съехал с обрыва наискосок, лавируя между деревцами. Вот тут он и попал в ловушку. На реке в этом месте была быстрина. Из — за мороза она покрылась тонким ледком, а утренний пушистый снежок укрыл  от глаз людских. В промоину и угодил партизан. Зацепившись руками за край льда, он освободился от лыж и ненужного без патронов автомата, пытаясь при помощи ножа зацепиться за лёд, чтобы выбраться из полыньи.
Через пять минут, съехав с этого же обрыва, затормозил метрах в пятнадцати и его преследователь.
— Кука сина олет, венялайнен? — с улыбкой спросил его егерь, опираясь на палки и разглядывая тонущего, — кто ты, русский? — повторил он.
— Мина карьялайнен, — отозвался Юркки.
— Очень хорошо, что ты карел, с акцентом, но по-русски, обрадовано сказал егерь и улыбнулся. — Тогда зачем тебе возвращаться в Россию? Пойдём в Карелию.
— Карелия там, — мотнул головой партизан в ту сторону, куда шёл еще недавно.
— Нет, это не та Карелия. Пока там рюсся держат свои порядки, это не Карелия. Настоящая Карелия там, — он указал пальцем в противоположную сторону.
Юркки замёрз уже очень сильно и слабел с каждой минутой.
— У тебя выбор, — сказал егерь, — если идешь со мной, будешь жить, если нет, нырни лучше сразу в промоину, меньше будешь мучиться. Я тебя вытаскивать тогда не буду. Везучий ты. У тех, кто ехали вместе с тобой, уже выбора нет. Согласен?
Юркки утвердительно кивнул головой.
Егерь размотал обмотанную у него вокруг пояса верёвку и бросил конец, тонущему бойцу. Тот сделал петлю и опустил ниже подмышек. Финн, поднатужившись, вытащил его из полыньи. Потом Юркки вылил воду из сапог, а егерь протянул ему высокие вязаные носки. Низ телогрейки и шерстяные кальсоны они вместе отжали, а ватные брюки пришлось бросить.
— Придётся, парень, тебе ногами шевелить, как следует, а то кальсоны промерзнут, и ты никогда отцом уже не станешь. Становись на лыжню. Все теперь зависит от тебя.
Они побежали в финскую сторону по накатанной лыжне. Юркки хотел жить и бежал так, как давно уже не бегал. Финн вполне успевал за ним, похваливая на ходу:
— Хювя, карьялайнен, хювя.
Чуть больше часа этой гонки и они выскочили на ту самую дорогу, где уже стоял грузовик, возле которого хлопотали солдаты. Они грузили в кузов трупы партизан. Юркки посадили в кузов, где лежали уже застывшие трупы возчиков, а сверху виновников их смерти. Минут через сорок, они приехали в расположение финского гарнизона, где было, наверное, человек шестьдесят. Его закрыли в казарме, в какой — то комнате без окон, кинув ему сухое белье. В углу был топчан и табуретка. Было тепло от печки — голландки, и он уснул. Утром его разбудил солдат, сводил в умывалку, сунул миску с овсяной кашей и чай с сахарином, заставил помыть за собой посуду и привёл в кабинет, где уже сидел его спаситель в форме лейтенанта.
— Садись, будем знакомиться. Я офицер контрразведки. Мне все равно на каком языке говорить. Я родом из Эстонии, Гуннар Валгамяги. Сбежал от советской оккупации моей родной Эстонии в 1939—ом. Ты её не захватывал?
— Нет, я далеко от твоих мест служил.
— Что делал в армии?
— Конвойная рота, стрелок.
— А-а-а, зеков охранял, тех несчастных, кто осмелился не только голос подать, а подумать: да так ли хороша советская власть?
— У нас в лагере не только «политики» и «контрики» были. Воров и убийц тоже хватало.
— Как зовут тебя?
— Юркки Корвонен.
— Карел? Откуда родом?
— Из Кимасозера.
— А в диверсанты ты как пошёл? Добровольно записался?
— Это в партизаны? Предложили - я не упирался, вот и записали. Я до этого в милиции служил.
— Какие же вы партизаны? Вы бандиты. Вы вчера зарезали пятерых мирных жителей, двоих застрелили, спалили дом и постройки? Чья это земля?
Юрки молчал. Он не знал, что ответить. Потом, подумав, выпалил:
— А не надо было с нами войну начинать.
— Ага. Опять политруков или по радио Молотова наслушался, который в 1939—ом году в Лиге наций заявил, что это Финляндия решила раздвинуть свои границы до Урала и начала Зимнюю войну. Сам брякнул, сам поверил, да еще на весь СССР это раструбили. А, ведь, начали вы, даже своих пограничников не пожалели, вот вас и выгнали с позором из Лиги наций. Политруки вам про это не говорили?
— А в этот раз в 1941—ом году кто войну объявил? Не вы?
— Мы. А СССР объявил войну Германии?
— Так ведь немцы мирный договор порвали, и наши города бомбили, аэродромы, столько людей погибло. Что же это как не война, вот мы и объявили Великую Отечественную.
— Мы так пышно войны не называем. Ты мне ответь: что должна была делать Финляндия, когда Красная армия плюнула на мирный договор и бомбила наши мирные города, причём целую неделю?
— Так ведь вы вместе с Гитлером на нас пошли.
— Кто это сказал? Опять Молотов или Литвинов на этот раз?
— Когда бомбардировки начались, может быть, знаешь? Ладно, не отвечай, я тебе скажу: 25 июня. А когда войну Финляндия вам объявила? Правильно 26 июня. До этого она была нейтральным государством. То есть Германия плохая — войну ей. Вы добрые и справедливые, вот только соседей бомбить любите, несмотря на мирный договор, а Финляндия должна была это терпеть и кланяться.
— А ты не врёшь?
— Тебе фотографии разбомблённых городов показать или так поверишь?
— Если вы такие правильные, почему же Англия вам войну объявила?
— Злятся, что Петсамо, где их заводы были, немцы захватили, а мы с ними воевать не стали. А у нас с Германией тоже мирный договор был, как и у вас, а у Англии нет. Вот и прислали бы на Кольский полуостров войска своё имущество защищать. Вон Америка нас врагом не признает.
— Как это?
— Да вот так. Вон, какими консервами нас снабжает, — Гуннар порылся в ящике и поставил на стол банку, — смотри.
Юркки взял в руки. Повертел и увидел, что это точно такая же банка, как выдают теперь тем, кто в рейд идёт.
— Теперь вернёмся к нашим событиям. Какое именование имеет ваш отряд, кто командир и когда вы покинули советскую базу? Какое задание вы имели?
Юркки бросило в пот.
— Я не имею права об этом говорить.  Как вы узнали, что мы на хуторе? Мы не заметили телефон?
Офицер рассмеялся.
— Видишь ли, финны очень восприимчивый народ. Когда Финляндия входила в состав России, мы хорошо изучили вашу охрану границы. Да и до Зимней войны мы за границей наблюдали. Русские пограничники когда-то придумали замечательную штуку. Называется она: контрольно — следовая полоса. Зимой вокруг каждого гарнизона такая полоса нами контролируется. Вы её пересекли, а на ваш след наткнулся караульный наряд. Остальное дело опыта.
А теперь, подумай. У меня есть три варианта как с тобой поступить, если будешь молчать: первый — пороть пока не заговоришь, а если нет — расстрелять; второй — передать друзьям немцам в Абвер, они отсюда недалеко,  а они умеют языки развязывать. Самый интересный это третий. Я тебя отпущу к своим, чтобы ты понял рядом с кем и против кого ты воевал и ощутил всю глубину той благодарности, в которую окунёшься, когда за тебя возьмётся СМЕРШ. Самое смешное, что сведения мне твои особенно и не нужны. Это только способ оставить тебя в Финляндии, убедив наше начальство, что ты осознал свою вину, хочешь исправиться и остаться тут навсегда. Что скажешь?
Юркки в замешательстве пожал плечами, что означало, что не он это решает.
— Итак, ты хочешь убедиться, что я все знаю? Ладно. Отряд твой называется «Карельский мститель», командиром был Боровко, но его вчера убили. Всего вас было двенадцать, сколько осталось кроме тебя, говорить не буду, чтобы тебе было, о чем подумать. Мы знаем о вас практически все: кто вами руководит, где ваш штаб и центр подготовки, кто в них инструкторы. Ваши задачи вообще не интересны. Вы же ничего не можете. Ну, мост сжечь или взорвать, который мы через день восстановим, провод связи перережете, который будет заменён через час. Единственное, что мы восстановить не можем, это