Не последний бросок на юг

Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

1.

Самолет «Аэрофлота» ревел двигателями, еще только набирая высоту, а в салоне бизнес-класса уже царила атмосфера, больше напоминающая предбанник перед чемпионатом мира по кулачным боям, чем интеллектуальную делегацию.  

Алексей Расческин, среднего роста, угловатый, с вечно растрепанными блондинистыми волосами, уже успел раздобыть у стюардессы две порции водки и стакан томатного сока. Он методично смешивал их, причмокивая, будто рассчитывая какие-то варианты.  

— На турнире пить нельзя, а в воздухе — пожалуйста! — провозгласил он, подмигнув Михаилу Демиденко, который сидел рядом, немного ссутулившись. Демиденко, человек с рано наметившимся залысинами, нервно постукивал пальцами по подлокотнику.  

— Может, не надо так сразу? А то у меня в прошлый раз после взлёта…  

— Да брось! — перебил его Рудик Мкртчян, коренастый, с густыми бровями и волосатой грудью. — В Аль-Аине сухой закон, так что это наш последний бой!

Тем временем Влада Гунько, миниатюрная блондинка, уже разложила перед собой три коктейля в ряд, как шахматные фигуры перед партией.  

— «Я начинаю с «лонг-айленда», — объявила она. — Потом «кровавая мэри», а на десерт — «белый русский». Как думаете, успею до посадки?»

Лея Гайфуллина, хрупкая татарка с лицом невинной школьницы, покачала головой:  

— Если будешь пить в таком темпе, тебя вынесут из самолёта на носилках. И не факт, что в Дубае.

— Ну и что? Зато весело! — Влада уже потянулась за первым бокалом.  
— А тебе можно? — спросила Елена Квин. — Тебе же каждый день уколы в попу колят.  

— Ой, да ладно! — фыркнула Влада. — Вообще-то нельзя, но я дала своему лечащему врачу двести долларов, и он разрешил.  

Тут Алексей, уже навеселе, начал рассуждать:  
- Каждому дереву ясно, что такой интимный процесс, как употребление водки,
требует вдумчивого, чуткого, основанного на глубинных тупиках сознания отношения. Вы должны благоговея собрать свое внутреннее «я» и растворить его в стакане мерцающей жидкости, чтобы потом, глотнув, вернуть свою духовную сущность в бренную плоть. Какая там японская чайная церемония! Так, игры в доч­ки-матери.

- А подготовка к пьянке?! — вторил ему более опытный коллега Михаил Демиденко. - Это же песня. Скажем, великая Анна Ахматова, возлежа по утрам на подушках, вызывала к себе будущего нобелевского лауреата, а тогда
еше молодого и зеленого от пьянства поэта Иосифа Бродского: «А знаешь, Жозефф, не пора ли нам подумать о «живительной влаге» и свежих анчоусах
под соусом пармезан?» Бродский кивал библейским носом: «А то, мадам!», мчался в ближайшее сельпо и приносил бутыл­ку водки и пару банок ки­лек в томатном соусе. Вот эстетика, вот поэзия! А если 6ы Анна Андреевна сказала Бродскому: «Иоська, мухой в магазин за косорыловкой и прихвати пару жестянок мандавошек в тэ-эс» — эффект великого таинства употребления водки просто разбился вдребезги! То есть результат был бы тот же - они выпили и закусили, но эстетический кон­текст, согласись, ушел в гудок.

- На тебе висит вымя возвышенных идей, - засмеялась Влада.  

Расческин уже чокался с Демиденко, который покорно поднял стакан, а Мкртчян закатил глаза, но всё же присоединился к ним.  

За иллюминатором плыли облака, в салоне пахло алкоголем и парфюмом, а турнир в Эмиратах ещё даже не начался — но было ясно одно: это будет очень долгий перелёт.

2.

Самолёт тряхнуло при посадке, и Рудик Мкртчян, до этого мирно посапывавший с открытым ртом, резко дёрнулся всем телом.  

— Чёрт, мы уже прилетели? — пробормотал он, вытирая подбородок от слюны и пытаясь сфокусировать взгляд на чём-то неподвижном. Увы, весь салон уплывал у него перед глазами.  

Алексей Расческин, напротив, был бодр — молодой организм относительно легко перенес полетные возлияния.  

— Рудик, просыпайся, конечная! — расхохотался он, хлопая товарища по плечу так, что тот едва не клюнул носом в спинку кресла.  

Михаил Демиденко, бледный и слегка позеленевший, сидел, уткнувшись лбом в откидной столик, и тихо стонал.  

— Я больше никогда не буду пить…  

— Лжешь, — фыркнула Влада Гунько, поправляя блондинистые локоны, растрёпанные за время перелёта. — Ты это говоришь перед каждым турниром.  

Тем временем самолёт окончательно замер на полосе, и пассажиры начали выходить. Лея и Елена шли впереди, с невозмутимым выражением лица.  

Рудик, однако, не успел сделать и трёх шагов по ковровой дорожке аэропорта, как его ноги вдруг решили сыграть в свою собственную игру.  

— Опа… — успел только пробормотать он, прежде чем его коренастая фигура медленно, но неотвратимо начала крениться вперёд.  

И вот он уже лежал лицом вниз на роскошном дубайском ковре, раскинув руки, словно хотел обнять кого-то.

— Мкртчян, ты что, решил сделать намаз? — захохотал Расческин.  

— Не… не смейся… — прохрипел Рудик, пытаясь оторваться от пола. — Алкоголь это анестезия, позволяющая перенести операцию под названием «жизнь».

Охранники аэропорта, одетые в белоснежные кандуры, смотрели на происходящее с вежливым, но явным недоумением.

Тем временем Демиденко, всё ещё бледный, помог Рудику встать.  

— Может, тебе присесть? — участливо спросил он.  

— Перестань, — пробормотал Рудик, пошатываясь. — пошли.

Группа двинулась дальше, оставив за собой впечатленных охранников и слегка помятый ковёр.  

И тут, у стойки паспортного контроля, случилось непредвиденное.  

Арабский пограничник, величественный, с идеально подкрученными усами, протянул руку за паспортом Расческина.  

Тот, сияя улыбкой человека, который уверен, что сейчас скажет что-то очень дружелюбное, громко и радостно произнёс:  

— Шалом, хабиби!  

Всё замерло.

Даже кондиционеры, казалось, перестали гудеть.  

Пограничник медленно поднял глаза от паспорта и уставился на Алексея с таким выражением, будто тот только что предложил сыграть в азартные игры во время Рамадана.  

— Вы… что… сказали? — спросил он ледяным тоном на идеальном английском.

Лея закрыла лицо руками.
Демиденко побледнел так, что стал напоминать продукцию меловой фабрики.
А Влада уже доставала телефон, предвкушая, кому сейчас придётся звонить, чтобы вытащить их из этого дерьма.

Тишина у паспортного контроля длилась ровно три секунды - ровно столько, сколько нужно было шахматистам для осознания, что Расческин только что поставил под угрозу не только их участие в турнире, но и возможно, свободу передвижения по Эмиратам.

Офицер пограничной службы медленно поднял руку, и два рослых охранника в белых одеждах сделали шаг вперед. Их каменные лица не выражали ничего, кроме готовности к действию.

- Он человек нездоровый... вообще, - вдруг прозвучал голос Влады на ломаном английском. Она вышла вперед, улыбаясь так искренне, словно действительно верила в эту чушь. - В Москве у нас... эээ... минус десять, а здесь у вас сразу так жарко, вот ему голову и напекло слишком...

Лея незаметно ткнула Расческина в бок, и он, наконец осознав масштаб катастрофы, попытался исправиться:
- Я хотел сказать... салям алейкум! Просто нам приходится постоянно общаться с евреями и мы... привыкли...

После мучительной паузы офицер медленно поставил штамп в первый паспорт. - Добро пожаловать в Объединенные Арабские Эмираты. Постарайтесь... - он бросил выразительный взгляд на Расческина, - быть более культурными гостями.

Когда они отошли от стойки, Демиденко вытер лоб.
- Я думал, нас депортируют.

- Еще могут, - прошептала Лея, - если этот идиот, - она кивнула на Расческина, - еще раз откроет рот.

Влада уже листала контакты в телефоне.
- Нам нужно срочно найти наш трансфер, пока они не передумали.

Но когда они вышли в зону прибытия, оказалось, что представителей турнира нигде не видно.
- Наш транспорт ждет у выхода D4, - пробормотала Гунько.
Но когда они вышли к указанному месту, шаттла уже не было. На пустынной площадке стояла лишь табличка с надписью "Al Ain Chess Tournament", покачивавшаяся на горячем ветру.
В этот момент раздался взволнованный голос Гунько, получившей СМС:
- Мы опоздали на трансфер на сорок минут! Шаттл уехал!
Рудик медленно опустился на пол, его голова глухо стукнулась о мраморную колонну. Где-то вдалеке завыл муэдзин, призывая на молитву. Солнце палило нещадно.
На улице температура была плюс 45, а расстояние до места назначения — 30 километров.
Демиденко сокрушенно покачал головой.
— Значит... так выглядит мат, - простонал он.

3.

Аэропорт Дубая гудел, как гигантский улей. Где-то вдалеке звенели тележки с багажом, на арабском и английском объявляли рейсы, а над головой на огромных экранах транслировали рекламу яхт и золотых часов. Но группа российских шахматистов стояла в полной прострации у выхода.  

Гунько первой пришла в себя. Ее светлые волосы, обычно собранные в строгий пучок, теперь выбивались непокорными прядями, а в карих глазах читалась ярость человека, который вот-вот пойдет в атаку.

— Ну вот, гении! — она резко развернулась к остальным, и каблуки её туфель злобно цокнули по мрамору. — Из-за вашего алкогольного дебюта мы остались без транспорта! Что теперь, пешком идти? В сорокаградусную жару?  

Мкртчян, все еще сидя на полу, мрачно пробормотал:  
— Можно такси…  

— С нашим бюджетом? — фыркнула Лея, поправляя рюкзак, который казался вдвое больше её хрупкой фигуры. — Ты в курсе, что здесь один километр на такси стоит как треть твоей месячной стипендии?  

Расческин, несмотря на весь предыдущий конфуз, выглядел удивительно бодро. Он уже успел купить в дьюти-фри бутылку минералки и теперь пил её, громко причмокивая, будто дегустировал вино.  

— Народ, не паникуем! — заявил он, вытирая рот рукавом пиджака. — Я тут разузнал — автобус в город ходит каждые полчаса. Дешево и сердито!  

Демиденко, бледный и покрытый испариной, медленно опустился рядом с Рудиком.  
— Я… я не уверен, что доживу до этого автобуса… — простонал он, закрывая лицо руками.  

Тем временем Елена Квин стояла чуть в стороне, невозмутимая, как всегда. Её длинные пальцы листали телефон, а губы кривились в лёгкой усмешке.  

— Знаете, что смешно? — наконец произнесла она, не отрывая глаз от экрана, — организаторы прислали нам письмо. Они «крайне огорчены» тем, что мы не успели на трансфер, и предлагают… подождать следующий шаттл. Через три часа.  

— Три часа? — хором возмутились остальные.  

Влада закусила губу, потом резко выхватила телефон из рук Елены.  

— Всё, я решаю вопрос.  

Она быстрыми движениями набрала номер, прижала трубку к уху и, отвернувшись, заговорила низким, опасным шёпотом:  

— Аркадий Владимирович… Да-да, это я. Слушай сюда. У меня есть кое-что интересное. Переписка. Где ты и Парашидзе обсуждаете, как «устроить» Ольгу Сарделько в серию женского Гран-при ФИДЕ. Да, ту самую. Нет, я не шучу. И если через пятнадцать минут перед нами не будет машины, эта переписка окажется не только у прессы и в интернете, но и у жены Парашидзе. Да, я знаю, как все происходило. И все получат копии.  

Она