теперь поставляют, а ты только селедку берешь!
Отвечаю:
- Ах, братан, не знаешь ты моего сердца…
Как-то раз прихожу к нему за селедкой, а он мне балык из лососины заворачивает. Говорит:
- «Соломон» – царская рыба, возьми, хоть попробу-ешь! Сколько можно одну селедку брать?
Тогда я и признался ему, как брату, что не для меня селедка, а даме, что для меня слаще сахара!
- А не боишься, что ее на солененькое тянет?
- Не боюсь! Женюсь!
С тех пор так и пошло:
- Для дамы?
- Для дамы!
Однажды отвесил мне тезка рыбы, а потом положил в бумажный пакет. Улыбнулся и говорит:
- Прочти, брат, что на пакете написано, специально для тебя заказал, пусть твоя дама чувствует, как ты ее ценишь! Читаю: Женская слабость. Понимал, значит, меня тезка, как никто, понимал!
Моше встал и подошел к стойке, чтобы налить себе еще одну рюмку. Я подумала, что время мое исчерпано и пора идти к стоматологу. Но женская слабость останавливала. Смущали даже не 13 шекелей в кармане, а накатившее вдруг ощущение, чего-то непоправимого в этом мире, изменить который нам не дано. Я медлила.
Тем временем, пристально глядя на меня, вла-делец «Амстердама» почему-то отодвинул бутылку с Русским стандартом и снял с полки Кеглевич…
На рынке «Махане-Иегуда»
(Нерассказанное)
Моше вдруг перестал ходить в рыбную лавку. Не появляется неделю, вторую, третью, месяц, два, три. А ведь в течение пяти лет он регулярно возникал здесь два раза в неделю. Теперь в пакеты с надписью Женская слабость его тезка вкладывал селедку кому угодно, только не тому, для кого их заказывал когда-то. Честно говоря, и селедка уже продавалась на мно-гих прилавках. Однако качество товара у продавца, пакующего ее в пакет Женская слабость, сохраняло покупателей, как сентиментальных, так и ироничных. Не приходил один...
- Уж не умер ли? – думал селедочник, – вроде не старый еще.
И вот однажды он увидел своего бывшего постоянного клиента. Весь обросший и запущенный, Моше покупал Кеглевич.
- Брат! – закричал лавочник. – Ты чего это ко мне не заходишь, забыл что ли? Или рыба моя тухлой стала? Ай-ай-ай, не стыдно селедку в другой лавке брать? Каждый день тебя, как брата, жду! Не человек ты после этого! И пусть у тебя твоя водка в горле встанет! Понял?
Гортанный крик селедочника привлек всеобщее внимание. Моше словно очнулся. Медленно подошел к рыбному прилавку. Тем временем «селедочник» уже заворачивал привычный товар в пакет «Женская слабость».
Глаза Моше остановились на розоватой селе-дочной спинке… и желвак заходил на шее. Комок подступил к горлу. Он задыхался. Не мог говорить.
- Да ты ж, как смерть, брат, – проговорил испуганный продавец. Стремительно выбежав из-за прилавка, он сбросил со стула какой-то ящик и усадил Моше. После стакана холодной воды Моше полегчало.
- Сердце что ли прихватило? Ну, как же я за тебя испугался. Жив, браток, слава Б-гу, жив! Вот тебе твоя Женская слабость - подарок для твоей дамы! – с облегчением сказал селедочник.
- Спасибо, тезка, за все. Только нет у меня больше дамы!..
- Да ты ж ее, как королеву почитал, а она…
Моше не дал ему договорить:
- Умерла она… Погибла… Помнишь, автобус полгода назад подор-вали? Так вот в этом самом автобусе она ехала ко мне. Понимаешь, не просто так ехала. Ехала ко мне!.. Так и не дождалась ее в тот вечер Женская слабость, а мужская… – так никогда уже не дождется…
- Крепись, брат мой, крепись, – сказал понимающе селедочник и словно виновато добавил, – мы – в Израиле и нас не щадят…
- Не продолжай… – пот градом катился по его лицу. – Понимаешь, знал я русское слово селедка, а теперь знаю другое – водка. И, сколько бы мне ни говорили о закусочке, никогда я их не соединяю, потому что само слово селедка звучало для меня, как лю-би-ма-я.
А теперь только Русский стандарт и остался, понимаешь, стандарт… Но и он – русский, а пото-му не заливает горя тем, кто приехал из Ирана. Моше с навязчивым любопытством продолжал меня рас-сматривать и, неожиданно взяв за руку, сказал:
- Ты так похожа на мою Татьяну. Я три года тоскую по ней. Пойдем ко мне…
Я не успела ответить – не от неловкости, а от нахлынувшего вдруг ощущения катастрофы и не только в судьбе Моше, но еще где-то совсем рядом…
По радио передавали последние известия: «В Иерусалиме, неподалеку от заправочной станции при выезде из Немецкой колонии, взорвался автобус. Количество жертв уточняется».
Спустя пятнадцать минут, я сидела в зубо-врачебном кресле. Нерв был открыт…
Август-октябрь 2005
