Детство. Воспоминания. Рыбаковка

просить. Зимами отец много работал в своей мастерской. И свет ему был нужен. Но бывало, движок, который давал электричество в посёлок, ломался. Или его отключали из за экономии. И света не было совсем.

Тогда зажигали керосиновые лапмы. Но я помню и самодельные светильники. С фитилём. В банку наливали немного керосина. Из картошки вырезали пластину. Не толстую. Такую что бы она держалась на плаву в этой банкe. В серединке делали отверстие и просовывали фитилёк. Он пропитывался керосином и горел. Становилось светло. Только тени метались. Прыгали почти по сказочному. Да…так жили...

С нами жила бабушка Анастасия. Я её хорошо помню. Она была высокой и худой. Бабушка Анастасия всегда носила тёмную одежду. А волосы у неё были белые-белые. Я их видела, когда она снимала платок.

Бабушка у нас была грамотной. Окончила школу при монастыре. Она могла хорошо писать. Она искала своего мужа, нашего дедушку, всю жизнь. Посылала запросы во все инстанции. Ждала весточки. На вид бабушка была суровой. А на самом деле очень доброй. Моя мама обижалась на неё иногда. Когда она не заступалась за неё перед отцом. Но обращалась к ней всегда уважительмо и называла её мамой. Они никогда не ссорились между собой.

Бабушка наша была очень набожной. Соблюдала все посты. И в это время худела ещё больше. Мама и отец всегда уговаривали её поесть. Она отказывалась. Помню ещё на нашей улице жила одинокая бабушка. Совсем на краю жила. На той стороне где жили Сохарь. Её звали бабушка Костиха. Не знаю как она попала в эти степи. И вот она умерла. Лежала одна. Никого не было около неё рядом. И только наша бабушка Анастасия сидела с ней ночью. Молилась.
   
У бабушки Анастасии был деревянный сундучок. Полный конфет. Не сундучок, а сладкая К Л А Д О В А Я. Конфеты эти помню всю жизнь. Они были большие и очень вкусные. Особенно мне нравились Лимонные. С жёлтой начинкой. Эти конфеты для нас детей были настоящим богатством. Бабушка выдавала нам это конфеты в течении месяца. Потом конфеты заканчивались. Бабушка получала свою пенсию и покупала снова. Помню ещё как бабушка каждый вечер выпроваживала нашу кошку ловить мышей. Кошке хотелось назад в тепло. И тогда бабушка закрывала дверь так, что бы кошка не могла её открыть. Так было каждый вечер.

Бабушка Анастасия прошла суровую школу жизни. Видно было по ней. Она нюхала табачок, никого не слушала и никому не подчинялась. У бабушки была отдельная небольшая комнатка. Со своей пенсии могла купить себе выпить. Иногда они садились с отцом вместе. Вспоминали дедушку. Горевали. Бывало затягивали песню "Сухой бы я корочкой питалась...холодную воду бы я пила". Мама моя просто из себя выходила. Не нравилось ей конечно ни эта выпивка ни это пение...

В самые трудные годы, когда мы были совсем маленькие, нас хранили бабушкины молитвы. В нашей семье была бабушкина икона. Это была Казанская икона Божией Матери, выполненая из чистого чернёного cеребра. Это бабушкина икона из монастыря. Мы все дети, кроме младших, эту икону очень хорошо помним. Она была небольшая, прямоугольная. Размером примерно 20х20 см. Икона была очень красивой, по краям широкий узор-орнамент. Нам детям нравилось брать её в руки. Помню икона была холодной и казалась мне тяжёлой.

Бабушка почти всегда молилась. Может потому мы все росли здоровыми и невредимыми, не смотря на довольно тяжёлые и суровые условия жизни тех лет. Я не знаю много о жизни нашей бабушки. С тех пор как дедушку забрали, много нам не рассказывали. Что бы мы дети по глупости чего лишнего где не надо не сказали. Я знаю только, что бабушка наша, Анастасия Гавриловна, родом из Калужской области. У неё там жила родственница. Бабушка постоянно отсылала ей в посылках красивые новые вещи. Те что привозила и присылала бабушке из Алма-Аты её дочь. Сестра моего отца Анна Фёдорoвна. Вообще бабушка наша в этой Рыбаковке ни с кем не общалась. Она больше молилась.

К нам в Рыбаковку каждый год приезжала сестра отца, Анна Фёдоровна. Ехала три дня. 3 тысячи километров. Моей старшей сестре Нине Ивановне она была крёстной. Нина Ивановна родилась в Алма-Ате. И там её крестили.  Но мы все называли сестру отца крёстной. Потому что у нас из родни больше никого не было. Она приезжала к нам нагруженная чемоданами с вещами и ящиками с фруктами. Знаменитые яблоки Апорт, груши. Я помню этот аромат. Каждый год она привозила нам южные фрукты и лакомства. Одаривала нас всех вещами. Конечно вещи не все были новыми. Кое что куплено подешевле на барахолке. Но время то было послевоенное. Эти вещи помогали нам. Хотя бы на одежду отцу тратить надо было поменьше.

Самые дорогие и красивые вещи крёстная привозила своей маме, нашей бабушке Анастасии, и своей крестнице, моей старшей сестре Нине Ивановне. У нашей крёстной были тоже совершенно белые волосы. Kак у бабушки Анастасии. Гладко зачёсанные и собранные в пучок. Когда она приезжала, у нас был праздник. У крёстной была С О Л Н Е Ч Н А Я улыбка. Добрая предобрая. Отец слушался её. Oна всегда строго говорила моему отцу: "Иван Фёдорович! Дусечку не обижай!" А сама выпьет. Голосит, рыдает. Не сладко жилось ей там в Алма-Ате. Першовы люди тяжёлые. Отец их не любил.

И вот в 1963 году, летом, бабушку Анастасию от нас увезли. К этим Першовым в Алма Ату. Увезли вместе с иконой. Нашей хранительницей. Я помню, мама моя просила оставить эту икону нам. Бабушка наша не хотела уезжать от нас. Но Анна Фёдоровна уговорит её. Сестра отца считала, что её мамe тяжело жить в таких суровых условиях. Бабушка Анастасия умрёт через год. В Алма-Ате. Ей будет 77 лет. 

Мы не знаем как ей жилось. Связи никакой не было. Когда она умерла, отец не поехал на похороны...к этим Першовым. Крёстная рассказывала потом, перед смертью бабушкa очень хотела повидать моего отца, и самого младшего внука. Моего млaдшего брата Фёдора Ивановичa. Бабушка называла его Ф Е Д Ю Н Ч И К. Когда она уезжала от нас, ему было всего полгода...

Мой младший брат Фёдор родился в начале марта 1963 года. Это были годы победы кубинской революции. В Советском Союзе готовились к встрече Фиделя Кастро. Маме советовали назвать сына в честь Фиделя Кастро, лидера Острова Свободы. Но мама побоится. Вдруг тогда сына заберут у неё. Назвали в честь дедушки Фёдором. Но мама в шутку иногда называла моего младшего брата Кастро...Федю мама рожaла у нас дома. Наверное не успели в больницу. Рыбаковка это отделение совхоза. Затеряна в степях. Там была только медсестра. Она и принимала роды у мамы. Это были тяжёлые роды.

Я помню как нервничал отец. Моей младшей сестре, Анне Ивановне, только исполнилось 2 года. Я не отходила от неё. Она хныкала и звала маму. Бабушка молилась в своей комнате за перегородкой. Дверь из большой комнаты то и дело открывалась. Медсестра говорила с отцом. Старших дома не было. И вот мы услышали детский плач. А через некоторое время медсестра вынеслa нам Фёдора. Федюнчика. Завернутого в пелёнку. Маме было 44 года, а мне 5 лет и 7 месяцев. Я нянчила Федю. Качала зыбку в которой он спал. Потом катала его в деревянной каталке. На руках таскала конечно тоже.

Когда приехала Анна Фёдоровна за нашей бабушкой, Феде было уже полгода. Он сидел самостоятельно. Тогда наш сосед Шамей сделал нам много фотографий. Хорошего качества. К сожалению не сохранились. А вот мои фотографии рыбаковские сохранились. На одной я сижу у мамы на коленях. На другой в железной детской ванночке на траве. Всегда говорю спасибо за эти фотографии нашим соседям Шамей.

Мои первые детские восприятия и воспоминания связаны с отцом. Вижу помещение. Большое и светлое. Вижу отца работающего с фуганком или рубанком. Горы стружек, опилок. Я рассматриваю эти стружки. Они были все разные, мелкие, покрупнее. Заворачивались в красивые спирали. Вокруг столярный инструмент. Целые ящики.

Отец гордился своим столярным инструментом, который достался ему от нашего дедушки. Помню огромный рабочий верстак отца. Яшики с гвоздями разных размеров. Мне нравился запах дерева. В детские годы я уже точно знала чем отличается фуганок от рубанка. По количеству лезвий. У рубанка одно лезвие, а у фуганка два. Фуганок намного длиннее и тяжелее чем рубанок. С помощью фуганка можно обработать гораздо большую площадь.

Отец бережно относился к дереву. Доски у него все были отсортированы. Одни стояли на просушке. С другими он уже работал. Каждый день отец проверял каждую доску, буквально прощупывал её. Что бы дерево не прогнулось. Не пересохло. Менял доски местами. Изучал каждый сучок. Прикидывал какую доску лучше взять. На рамы, на двери, на полы. Оконных рам на дом нужно много. По две рамы на кажое окно. Каждой раме нужна коробка. Так и с дверьми. Вот отец и стоял над верстаком. С осени до весны.

Так получилось, что в годы моего детства, мы с отцом шагали по одним дорогам. Соседний аул назывался Танкурес. Это в 4-5 км от Рыбаковки. Отец ходил туда пешком. Я приходила к отцу постоянно. Вышагивала по этой степной дороге. По той самой, по которой ходил отец. Мне не было ещё и семи лет. Без отца, дома мне как то сразу становилось неуютно. Если я уходила, значит там у отца на стройке, мне было лучше.

Видимо ещё ребёнком, я уже чувствовала, что меня не любят. Никто из детей не приходил больше к отцу. Дорога помню была мягкой песчанной. Помню, что я не уставала. Лишь посматривала по сторонам. Побаивалась барсуков. Точно помню меня не ругали, за то что я уходила. Вот так всю жизнь и шагаю...по дорогам.

По жизни я всегда буду идти против течения. Не останавливаясь. К своему одиночеству. Я не просто увижу... я почувствую Величие Историю Просторы России и Европы. Судьба. Говорят не объедешь. Не обойдёшь. В Германии я езжу по скоростным дорогам. Уверена что Судьба каждому человеку уже выткана. Кем то или чем то. Невидимым для нас. Человеку просто предложено эту СВОЮ судьбу прожить. Не просто же так я прожила одна. Почти 25 лет. Моя судьба подарила мне ярчайшие моменты. Всполохи женского огня. Настоящую большую любовь. И предложила Одиночество.

Для того что бы я за четверть века всё обдумала. И рассказала людям. Просто рассказала. Не каждый найдёт в себе силы рассказать о своей Судьбе. Честно рассказать. Я нашла в себе такие силы. После 25-го летнего одиночества. В свои 62 года я влюблюсь как девчонка. Bлюблюсь в рыбака. Переживу чувства о которых даже забуду думать. Судьба подарит мне скоростную дорогу Германии.

Я жила у отца по 2-3 дня. Потом отец отправлял меня назад в Рыбаковку. С кем то из взрослых. Тогда я впервые увидела как живут казахи в степях. В землянке огромные нары. От стены до стены и почти до дверей. У входа лишь немного свободного места. Там лежали сёдла для лошадей. И другой инвентарь. Ведь все работали пастухами. Пасли скот в степях. Под нарами я