Любовь и насекомые

его пинцет совершил точное движение. На салфетку упал первый клещ – раздутый, темно-серый, размером с крупную горошину. – Ага. Первый «турист». Их тут… – Семенов продолжил ювелирную работу. – Два… три… и четвертый! Бинго! Целый клещевой пансион! – Четыре отвратительных шарика лежали на белой бумаге. Мартыненко смотрел на них с немым ужасом, представляя, как эти твари пили его кровь там… Там! – У вас, Александр Ефимович, классическая иксодиозная инвазия в области гениталий. Редкий случай, поздравляю. Антибиотики попьете. И лес, знаете ли, место прекрасное, но… гигиеничнее на шезлонге.

Мартыненко только мычал, глядя, как медсестра готовит шприц. Мысль о том, что Ольга, возможно, сейчас испытывает то же самое, вызывала не сочувствие, а приступ дикой ярости. «Эти твари! И та поляна! И эти дуры!»

Гинекологическое кресло. Час спустя.  

Ольга лежала в позе роженицы, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Слезы текли по вискам и капали на бумажную простыню. Гинеколог, суровая женщина лет пятидесяти с руками боксера-тяжеловеса, светила ей мощным фонариком «туда».

– Деточка, расслабься! Не своди ноги! – командовала она. – У тебя там не цыпленок, а паразиты! Четверо! И сидят глубоко, гады, как партизаны в катакомбах! Аня, большой пинцет! И зажим! – Медсестра Аня, хрупкая девушка с невозмутимым лицом, подала инструменты, похожие на орудия пыток из средневековья.

Ольга взвизгнула, когда металл коснулся воспаленной ткани. Боль была острой и унизительной.

– Держи ее за ноги, Аня! Не дергайся! – Гинеколог работала с сосредоточенностью сапера. – Вот первый! Вылезай, гаденыш! – На инструменте извивался темный шарик. – Второй! Вот так… Третий… И четвертый! Фу-у-х! – Четыре клеща, еще более отвратительных, чем у Мартыненко, плавали в пробирке с физраствором. – Вот тебе и лесная романтика, красавица. Теперь будешь знать. Назначаем мощные антибиотики, обработки, и чтобы ноги на замок до полного заживления! Понятно? И партнера своего тоже на обследование гони! Он у тебя, я уверена, тоже с «горошком» сейчас!

Ольга, рыдая, кивала, глядя в потолок и мысленно кляня тот злополучный день, черный Mercedes и свои амбиции. Единственной слабой надеждой было то, что Алине повезло больше. «Алина же не контактировала с… травой?»

5.

Магнитогорск встретил Алину Буйвол, приехавшую комментировать этап мужского кубка России и детский турнир, не уральским гостеприимством, а запахом металлургического комбината, висевшим над городом, как грязная простыня. Дворец шахмат и шашек «Металлург» гудел, как гигантский улей: скрежет передвигаемых столов, шелест шахматных часов, визгливые голоса детей с детского турнира и гул взрослых игроков «Кубка Магнитки», заполнивших зал до отказа. Воздух был густым от смеси дезинфекции, пота и амбиций.

Алина, зажатая в тесном боксе комментатора, старалась излучать профессионализм. На ней был строгий костюм-двойка сиреневого цвета, подчеркивавший ее спортивную фигуру, но ни один умелый крой не мог скрыть напряжения в ее позе. Она говорила в микрофон, анализируя ход игры на электронной демонстрационной доске:

- ...И здесь черные играют слон-же-пять, очевидный маневр, но белые могут отойти королем на эф-один, сохраняя материальный перевес...

Внутри же бушевал ад. Тот самый зуд в заднем проходе, начавшийся еще в самолете, превратился в невыносимое, навязчивое жжение. Он был как невидимый гном с наждачной бумагой, усердно трудившийся в самом неподходящем месте в самое неподходящее время. Каждые несколько минут Алина незаметно ерзала на стуле, пытаясь найти хоть какое-то положение, приносящее облегчение. Мысли путались.

«Геморрой. Должно быть геморрой. Стресс, перелет, неудобные сидения в этом теснючем закутке...» – она пыталась убедить себя логично. Но зуд был слишком «живым», слишком «целенаправленным». Он усиливался, когда она нервничала, а нервы были на пределе – микрофон, камеры, десятки пар глаз (как ей казалось) следят за каждым ее словом и, возможно, за каждым ее почесыванием.

«Хватит. Так нельзя. Вот закончу комментировать турнир и надо будет сходить к врачу. Однозначно».

6.

Зуд в заднем проходе продолжал преследовать Алину Буйвол все время ее комментаторской работы в Магнитогорске.

День первый. Зуд был назойливым комаром. Она списала на неудобное кресло, синтетическое белье или стресс. Переминалась с ноги на ногу во время пауз, незаметно (как ей казалось) прижимаясь к спинке стула. В перерыве она забежала в туалет, тщетно пытаясь «почесать изнутри» напряжением мышц. Результат – лишь усиление жжения.

День второй. Комар превратился в осу. Зуд перерос в постоянное, пульсирующее жжение, будто ей вставили иголку и забыли вынуть. Каждое движение, каждый шаг по коридору к буфету (где она брала только черный кофе и йогурт – лишний поход в туалет был мучением) отзывался мучительным спазмом. Лицо во время эфира покрывалось липким потом, не от волнения, а от усилий не дергаться. Она ловила сочувствующие взгляды организаторов: «Бедняга, так переживает за турнир». «Если бы они знали…» – мелькала у нее мысль, окрашенная истерическим смехом.

День третий. Оса обзавелась жалом из раскаленного железа. Теперь это была постоянная, глубокая боль, волнами накатывающая от копчика в живот. Сидеть стало трудно. Буйвол комментировала чуть привстав, опираясь на высокий столик, делая вид, что это «для лучшего обзора позиции». Рука ее непроизвольно тянулась назад, и она ловила себя на этом движении, резко опуская ладонь на стол. Во время интервью с юным дарованием ее пронзила такая судорога, что она чуть не вскрикнула, лишь чудом превратив звук в покашливание. «Геморрой. Это просто жуткий геморрой. От нервов и сидячей работы. Надо перетерпеть» – твердила она себе, глотая обезболивающее, которое не помогало.

День четвертый, финальный. Боль в попе стала ее вторым «я». Алина  чувствовала пульсацию каждой клеточкой тела, особенно когда пришлось сидеть во время награждения. Улыбка на ее лице во время вручения кубка победителю была вымученной. Фотографы ловили кадры, а она думала только о том, как бы сбежать и приложить к «месту катастрофы» что-нибудь холодное. Жара и духота от десятков тел в зале – все смешалось в один кошмарный коктейль. Когда последний гость покинул зал, а помощники стали убирать помещение, Алина почти побежала к выходу, прихрамывая, словно раненая птица.

***

Кабинет проктолога.

Клиника «УралМедЦентр» пахла не металлом, а стерильной чистотой и лекарствами. Алина заполняла анкету дрожащей рукой, в графе «жалобы» написав размашисто: «Зуд, сильный, постоянный. Подозрение на геморрой». Она чувствовала себя нелепо и уязвимо, ожидая приема в пустом коридоре под равнодушным взглядом плаката о профилактике запоров.

Доктор Морозов оказался неожиданно молодым и усталым мужчиной с добрыми, но утомленными глазами. Его кабинет был маленьким, заставленным оборудованием, которое выглядело пугающе сложным.

– Алина Александровна? Проходите, располагайтесь, – его голос был спокойным, профессиональным. – Расскажите, что беспокоит?

Алина, краснея, изложила свою версию про геморрой и стресс. Доктор кивал, слушая внимательно.

– Хорошо. Для уточнения диагноза нужен осмотр. Пожалуйста, разденьтесь ниже пояса и лягте на кушетку на бок, в позу эмбриона. Колени к груди.

Алина, чувствуя, как горит лицо, подчинилась. Холодный воздух кабинета ударил по оголенной коже. Стыд смешивался с отчаянием. Она зажмурилась, когда почувствовала прикосновение смазанных перчаток.

Доктор Морозов работал молча, сосредоточенно. Алина слышала лишь его ровное дыхание и легкое позвякивание инструментов. Внезапно его движения остановились. Наступила тишина, такая глубокая, что стало слышно тиканье часов на стене.

– Гм... – прозвучало наконец. В его голосе появилась странная нотка – смесь удивления и профессионального интереса. – Алина Александровна, геморроидальных узлов я не вижу. Никаких признаков воспаления или трещин... Но...

«Но?» – сердце Алины упало куда-то в ботинки.

– Но я вижу... инородный объект. В перианальной складке. Глубоко. Очень глубоко. – Он сделал паузу. – Похоже на... клеща. И он уже довольно крупный.

«Клещ?! В заднице?!» – Мысль Буйвол пронеслась, как удар молнии, ослепляя и парализуя. Это было невозможно! Нелепо! Оскорбительно! Всплыли картины последнего времени: Мартыненко, Ольга, та дурацкая поляна... Но она же не контактировала с травой там! Или... контактировала? Память услужливо подкинула эпизод, когда она, отстраняясь от Александра, села на край пледа, прямо на одуванчики, в неловкой позе...

– Не может быть! – вырвалось у нее хрипло.

– Увы, может, – ответил доктор, уже набирая номер внутреннего телефона. – Даша, зайди, пожалуйста, в третий кабинет. С пинцетом, зажимом и... пробиркой для клеща. Крупный экземпляр. – Он положил трубку и вернулся к Алине. – Придется извлекать. Будет немного неприятно, но терпимо. Постарайтесь не двигаться.

Медсестра Даша, молодая ассистентка с невозмутимым видом, вошла и приготовила инструменты. Алина вжалась головой в кушетку, чувствуя, как холодный металл касается самого сокровенного и больного места. Боль была резкой, глубокой, унизительной. Она слышала сдержанные возгласы врача и медсестры:

– Ого... Вот это гад... Держи крепче, Даша... Сидит как вкопанный... Ну-ка, вылезай...
– Фух! Готово!

На белоснежной салфетке в прозрачной пробирке лежало Чудовище. Темно-серое, размером с пятирублевую монету, блестящее и отвратительно жирное от выпитой крови. Оно шевелило крошечными лапками. Алина, полуодетая, смотрела на него с немым ужасом и омерзением. Неделя. Этот монстр жил в ней неделю!

Доктор Морозов дал ей салфетку и помог сесть.
– Вот ваш «геморрой», Алина Александровна. Рекордных размеров. Отправляем на анализ. Назначаем профилактику антибиотиками и обработки. Будьте осторожнее с пикниками.

Но Алина уже не слышала его рекомендаций. Шок от увиденного медленно сменялся ледяной волной недоверия и паранойи. Клещ? В таком месте? После той сцены? И именно ее, которая занималась сексом четко на покрывале, он укусил в самую интимную точку? Это было слишком странно, слишком... подстроено.

Она посмотрела на безупречно чистый кабинет, на обычную охранную видеокамеру в углу под потолком, на молодого врача и невозмутимую медсестру. В ее воспаленном стыдом и болью мозгу сложилась единственная, кристально ясная, абсолютно бредовая картина.

«Порно. Они снимали порно. Под видом осмотра. Скрытая камера. Этот "клещ" – часть постановки. Или... или они его туда специально подсунули! Чтобы снять мою реакцию!» Мысль казалась безумной, но в контексте унижения и абсурда последних дней – единственно возможной. Чувство жгучей несправедливости и желание мстить затмило все.

Она молча встала, поправила одежду, взяла свою сумочку. Лицо ее стало каменным, глаза – узкими, как щели.
– Спасибо, доктор, – сказала она ледяным тоном, глядя мимо него. – Вы мне очень помогли. Я все поняла. Ясно, как день.

И вышла из кабинета, уже планируя не поход в аптеку, а к адвокату. Магнитогорская клиника «УралМедЦентр» только что заполучила самого неожиданного и самого свирепого