Часть Вторая: Сажа и пепел. Глава XIII

Непривычный пронзительный писк оказывается паническим криком Рампадампа. Чёрный миконид, доселе не произнёсший ни звука, пытался поспеть за Стуулом, чуть более привыкшим к разного рода напастям.
— Н-на помощь! Там… сзади! Миконидам нужна помощь! — вторит грибочкам возглас Ахана, окончательно накрывающий нас с головой. Я отвлекаюсь всего на миг, бросаю единственный взгляд назад, но этого оказывается достаточно зловонным когтям очередного умертвия, располосовывающим мне грудь. Жгучая боль действует отрезвляюще.

Персивалю придётся какое-то время сдерживать натиск нечисти в одиночку, пока стремительный Джар’Ра стремглав бросается на помощь крохотным товарищам. Как образцовый бегун берущий низкий старт, я опускаю драконье яйцо на землю и рывком преодолеть пещеру, набегу сгребая миконидов в охапку и оттаскивая подальше от входа. Из тоннеля через который мы пришли доносится недовольный рык и неясное бормотание, сменяясь грохотом тяжёлых лап. Сотрясая стены за мной гонится медведь, уже на пятки.

Целый, Авернус его побери, медведь. Два медведя. Два медведя с одним телом. Нет, всё таки один медведь с двумя бошками. О боги! Это действительно двухголовый медведь! Лоснящиеся бока трутся о стены, зрелище внушительное, но так бывает, если жрать в два горла. Моментально заливая нас пахучими лентами слюны, пасти начинают лязгать и щёлкать в попытках проглотить всех и каждого. Нужно отдать должное боевому опыту обретённому нами в Подземье - уже через миг в один из лбов устремляется стрела запущенная тёмным эльфом. Я успеваю задуматься о том пробьёт ли тонкая веточка столь крепкий череп, но ответ ускользает от меня, ведь ревущий зверь на миг становится полупрозрачным, неосязаемым, а снаряд разбивается о стену у него позади. Что-то новенькое! До хруста сжимая кулаки, я загораживаю собой товарищей, снизу вверх глядя то на одну, то на другую голову. Об этой дуэли напишут менестрели, думаю я, но тутна рёв отвечают. За изгибом в глубине тоннеля, там где ещё недавно пряталась миконды, показываются морды ещё двух зверей. На этот раз обычных - вполне обыкновенных трёхсот килограммовых, зубастых и когтистых, мать их так растак, медведей.

Безусловно, поддав хмеля и желая показать себя, порой я действительно мечтал испытать силы в борьбе с подобной тушей. Ужас испытываемый отдельными людьми при виде сплошной горы шерсти, мускулов и ферального гнева, в моей горячей крови начисто вымывался желанием показать себя, ощутить свою силу, перескакать Джар’Ру из прошлого, так что да - порой, я действительно представлял как буду сдавливать непомерную шею, метить в глаза и сторониться когтей похожих на грабли… но даже когда пойло попадалось на редкость крепкое, а фантазия уходила в свободный полёт, мне не доводилось подпускать к себе мысль, малейшую безумную мыслишку, что смертельно опасных голов будет две, а громоздкое тело станет ускользать от ударов, трусливо прекращая быть отчётливо видимым и осязаемым. В Подземье нет честных, есть только мёртвые и живые.

Ладно, с живыми понятно, как там с мёртвыми? Пока я решаю как и по какой из голов мне бить, на первом фронте продолжали нестройное шествие рассыпающиеся трупы. Тела окончательно убитой нежити упростили восхождение для идущих следом, подобно кошмарному прибою мертвецы карабкаются на образовавшийся вал, медленно захватывая рыжеволосого воителя в кольцо. Тлеющая искра не-жизни заставляет мертвяков теснить друг друга в холодных и настойчивых попытках добраться до юноши. Повисая на его сапогах, ногах и щите, они повисали на воителе силясь добраться до тела или прокусить доспех. С моим уходом Персивалю стало совсем легко разить противников, ведь куда бы ни был нацелен удар, повсюду клинок сталкивается с ворохом костей и гнилой плоти. Я чувствую раж и неприязнь вкладываемые в каждый удар, эмоции подпитывают меня, достигая сердца по чудесной водяной ниточке. Ох уж эта Ахана, ай да жрица Истишиа! Мерный, точно звуки летнего дождя, молитвенный речитатив Аханы вселяет уверенность в сердца друзей, а мощные электрические заряды скачущие между пальцами Тенебрис только и ждут когда очередной ходячий труп подберётся слишком близко.

Кажется, в моём взгляде читается лёгкая паника. Реагируя на моё замешательство, механическая кошка издаёт недовольное урчание, которое на самом деле оказывается протяжным стоном хитроумного механизма. Медная пластина плавно отъезжает в сторону обнажая раструб, исторгающий шипящий поток кислоты. К ароматам гниения и медвежьему амбрэ примешивается кислый, до горечи в горле, запах; меньше чем обниматься с зомби мне хочется знать для каких таких нужд Артемис таскает с собой подобные субстанции. В ноздри пахнуло палёным ворсом, звери негодуют и толкаются, благодаря чему на глаза попадаются их ездоки. Без устали понукая осёдланных животик, парочка дерро стряхивает с одежды и лиц ядовитые брызги, ни на миг не прекращая светской беседы:
— Эй Грост! Вчера в чёрном озере такую рыбу выловил! Огроменная! — произносит первый, глядя перед собой глазами лишёнными малейшей крупицы осмысленности.
— Я Норраку и собак и медведей дрессирую… — отвечает второй невпопад, вытирая кислоту с рук о шерсть ездового медведя, — …а он меня вообще не замечает!
Фразочки раздаются неустанно и вразнобой, обращаясь друг к другу, они будто бы игнорируют и голос собеседника и основы диалога, не находя общего предмета беседы. Демонстрируя полную апатию к происходящему они покачиваются в сёдлах, пока шерстяные холмы под ними старательно тулятся через тесный проход, сдвигая меня как пушинку и расталкивая остальных. Задетое бревноподобной лапой яйцо дракона отправляется в путешествие и застывает на самом краю склона, как если бы собиралось помахать нам рукой на прощание, после чего скатывается вниз. Прямо. В руки. Чёртового. Дерро.

Пока мы были заняты непосредственной угрозой, мелкий подонок науськивающий нежить из темноты, исхитрился подкрасться к завалу из свежей мертвечины. Моё сердце падает в пятки, а на освободившееся место мигом запрыгивает Акаша, нарастающий стук в ушах заволакивает собой всё, не оставляя места для окликов или гласа рассудка. Через скорлупу сознания проклёвывается пара когтистых лап и всё, что я помню дальше хочется поскорее забыть: подобная броне шкура, канаты мускулов и столпы костей, всё это пасует перед кровожадными дланями кровавой пантеры, превращающими яростный рёв зверей в жалкое поскуливание. С силой, словно за шкирку, я оттаскиваю себя от пышущего паром остова и мои зубы клацают едва-едва не доходя до тугой ароматной начинки. Нам нужно успокоиться. Мы должны помочь остальным. Сейчас же.

Повторяй это себе, повторяй это как мантру, Холт. Вдох. Выдох. На душе становится неожиданно легко. Но то не я, достигший монашеского просветления, это всё благодаря Ахане. Обращаясь живой рекой девчушка проносится мимо, лазоревая волна огибает поле битвы, швыряясь в лицо радостными брызгами. Словно успокаивающий бальзам, тяжёлые капли унимают боль и закрывают рваные порезы, пока жрица устремляется в глубины каверны, минуя любые преграды на пути пока не скрывается из виду, неотступно преследующая слабое свечение, алеющая позади сталагмитов. Мне хочетсяпоследовать за ней, но я увязаю в битве с нежитью. Мускулы ноют, дыхание сбивается на хрип, а несносный Джар’Ра снова там где всё и начиналось. Мерзкие запахи. Каменный склон. Здравствуйте мертвяки. Здравствуй Персиваль.

Сарит и Джимджар с завидной ловкостью теснят дерро-погонщиков, выползающих из-под растерзанных медвежьих туш. Прикрывая спины другу друга, непохожий дуэт вращает клинками, не оставляя пришельцам ни единого шанса, хотя последних это не очень-то и заботит. Размеренные голоса ни на секунду не прекращают гнуть свою линию. С клинком у сердца, с кровью во рту, уже не способные замахиваться и нападать, дерро оседают на землю, из последних сил продолжая сетовать на судьбу дрессировщика и размышлять о рыбалке. Истинное безумие.

Чуть только с косолапыми неприятелями и их хозяевами покончено, рядом показывается легконогая Тенебрис. Без труда ввинчиваясь в потасовку, она заходит нежити в тыл, ловко ступая через поле изломанных костей и дурно чавкающей гнили. Её появление знаменует окончание битвы с мертвецами: в то время как я боязливо отклоняю многочисленные удары, уворачиваясь от перекошенных пастей, они с Персивалем методично проходятся вокруг, утихомиривая поганцев одного за другим. На протяжении всего действа я слышу звучный размеренный тон на который сознание не сразу реагирует за поволокой сражения. Слова отражаются от стен, взвиваясь под потолок окликами и осыпаясь обратно требованием успокоиться, поддаться наконец местной атмосфере спокойствия и умиротворения. Магия напитывает фразы силой, смыслы диссонируют с тревожностью окружения, мой мозг наконец начинает вдумываться в них, слушаться в знакомый незнакомый голосочек... стоит последнему зомби пасть и затихнуть, я утираю пот со лба и несусь вперёд. Это был голос Аханы. Ноги лаза начинают разыскивать её в полумраке, голос раздаётся ещё раз. Уже куда более привычный, — высокий, трогательный, испуганный… переходящий в душераздирающий крик.

Жертвуя чистотой сапог я несусь через миниатюрную долину смерти, погружаясь в грибную рощицу, глаза замедляют движение куда сильнее, медленно привыкая к полумраку и высматривая путь. Голос раздаётся ещё раз, более привычный и знакомый, высокий, трогательный, испуганный, он переходит в душераздирающий крик… Ахана в порядке.

Ахана не в порядке совершенно! Физически девушка конечно цела, но руки её по локоть в крови, пальцы беспорядочно возятся, вцепляясь и соскальзывая. Девушка дрожит, трясётся мелкой рябью в тщетных попытках зажать едва ли не журчащий поток, хлещущий из горла серого человечка. Драконье яйцо откатилось, завалившись набок. Оно окутывает сцену бледным карминовым сиянием, подрагивающим в унисон со всхлипывающей жрицей.
— Я… я… я хотела успокоить его… я просто… я… я хотела чтобы он… чтобы он просто успокоился! Х-Холт!? Я не… это… наверное… з-заклинание подействовало с-слишком сильно…
Ненавижу это. Хочется вмешаться, занять её место, украсть её долю и отобрать себе боль, чтобы эта светлая душа успокоилась и перестала оправдываться.
— П-почему? По-почему он так сделал? Почему… я не понимаю… я не понимаю… я не понимаю… — повторяет она как заведённая, по мере того как кровь утекает сквозь пальцы, пачкая её одежду, собираясь лужицей под запачканным кровью драконьим яйцом, — Х-холт, я… говорила ему о надежде… о мире… к-как подобная проповедь могла подтолкнуть хоть кого-либо пронзить собственное горло?! — последние слова девчушка произносит на одном дыхании, словно вытаскивая их себя на очень длинной леске, прежде чем освободить лёгкие для нового приступа жалобных поскуливаний.

По мере того как слёзы смешиваются с кровью, я вижу водоворот горести, перемешивающий в однородную массу чувства страха и обиды. Из-за моей спины показывается Тенебрис. Поднимая с земли драконье яйцо, она оглядывает подругу, блестящие линзы оценивающе перескакивают