с лица на руки девушки и без малейшего понимания ситуации кошка радостно восклицает:
— Отличное злое заклинание! Всё правильно, Ахана - так и поступают с грязными ворами чужих сокровищ. Души его, души!
Тут уже моё сердце не выдерживает. Приближаясь, я неловко приобнимаю Ахану за плечи, не зная как она отреагирует, выжидаю, с силой отворачиваю её от холодеющего тела дерро, тащу прочь, чуть ли не волоком, удаляясь от ужасающего зрелища. Веду мимо бестактной Тенебрис, туда где товарищи переводят дух после битвы. Туда, где под Персивалем образовался целый холм из костей поверженных врагов, а он как ни в чём не бывало проверяет снаряжение; где перепуганные микониды выбираются из-за камней, жалобно окатывая нас вкрадчивыми волнами испуга и облегчения; где Джимджар и Сарит пожимают друг другу руки, как после долгого, но славного трудового дня, а после берутся собирать раскиданную поклажу, железную глыбу, спящего Дроки. Вывожу девчушку из темноты, туда где она поймёт о чём я говорю:
— Понимаешь, вся проблема нашего пребывания здесь связана именно с нашими попытками душой и разумом постичь то, что вызвано Безумием… это всё равно что лечить тех мертвецов твоими чудодейственными силами, пытаться вернуть в них жизнь призывая к мощи твоего Великого Водного Лорда… светлые устремления, которые совершенно несовместимы с окружающей нас безнадёгой… — мне хочется умиротворяющей шептать, но вместо этого я заполняю сводчатые пещеры неспокойным гулом, — Кажется… нечто подобное случилось бы с ним в любом случае… учитывая то как он был неумолим в своём желании сравняться с мёртвыми. Быть может тебе это покажется злой шуткой, но… ты помогла ему в обретении того Счастья, на которое Он Был Способен… Это место… всё это место извращает любые добрые попытки, подавляя надежду и веру, обращая добродетель предательством, а теплоту - непроглядным мраком. Тебе стоит думать не о нём, а о себе… не о нём, а о нас… тех кто всё ещё пытается хранить это светлое, живое и трепещущее внутри… не позволяй Подземью лишить тебя этого.
Мой голос под конец сбивается на хрип, а мир сужается до единственной точки, в которой нужно облечь душевные метания в нечто живительное, как это раз за разом делала Ахана.
Ей это удаётся так легко…
С каждой фразой, с каждым шагом, продолжая игнорировать недовольное шипение механической кошки, уязвлённой человеческим непониманием её искренних слов поддержки, мы отдаляемся от очередной жертвы потустороннего безумия и возвращаемся туда, где друзья. Постепенно все сбиваются в один большой круг успокоительных слов, признаний, наблюдений, в гомонящий клубок поддержки и заботы, чем-то напоминающий строение этих пещер - разрозненное но связанное вместе, полное мистических тайн и потаённых загадок.
Душещипательная сцена посреди уродливого места, понемногу мы приходим в себя и стремимся отдалиться и от первой и от второго, погружаясь в незнакомый переход - знакомый, тот что остался позади, оказался заперт. Опять. Возможно даже забаррикадирован, так как остроухий (во обоих смыслах) Джимджар умудрился расслышать по ту сторону целую кучу разнообразных голосов. Дорожка нам досталась тесная, извилистая - нехотя приходится растягиваться длинной цепочкой, вышагивая за слабо мерцающей водяной ящеркой. Дух-помошник Аханы превосходно брал след и потому, видимо, отказывался оказывать свои услуги дважды в день, перескакивая с места на место иллюзорная сущность устремлялась вдаль, минуя коварные расщелины и не отвлекаясь на созерцание многочисленных проходов-отростков. Не меньше получаса я наблюдаю вокруг только землю, стены, макушку Тенебрис и спину Принца Дерендила, прежде чем очередная каверна не расступается, открывая вид на непомерное нагромождение грибов. Грибная башня ниспадала каскадами, свечение вокруг неё концентрировалось и закручивалось комплиментарными спиралями от самого основания, в то время как верхушка эпохального сооружения терялось под потолком, если он конечно здесь был.Мельтешение световых пятен давит на мозги, укачивая как на корабле в шторм, только вместо шума волн здесь нарастал разрозненный гомон.
Грибы стали нашими ступенями, не слишком удобными но устойчивыми, грибные шляпки едва ли подавались под нашим весом и мы поднимались, ярус за ярусом. Шёпоты набирали силу, принимаясь набрасываются со всех сторон, превращаясь из неясной какофонии в узнаваемые междометия и целые предложения.
— …время, Темберчёд слишком много себе позволяет! — вполголоса гремит недовольный дуэргар, из-за которого я не слышу собственных шагов — Когда мы обретём яйцо, нам придётся наконец от него избавиться. Следующий Великий Кузнец будет покорнее, всецело поддерживая Служителей Пламени. Надо…
Ноздри щекочет табачный запах, уже и не вспомню когда ощущал в последний раз радостный аромат того как сладостно-горькие листья, мерно теряют зелень, выгорая на солнце. Звуки ошеломляют. Сбивают с толку. Слова, всё более отчётливые, становится проблематично отделять от внутреннего голоса.
— Всё в порядке. — говорит с лёгкой хрипотцой незнакомый женский голос, властный и мелодичный, — Тебе незачем беспокоиться об этом. Мы всё держим под контролем. Отдыхай, дорогой муженёк. Отдыхай и позволь мне пронести это бремя за тебя.
Шелест монет заглушает всё вокруг, накатывая короткими волнами - звон - звон - звон. Медленно распахивается тяжёлая дверь.
— А, это вы! О! О… моё почтение! Как там поживает наш Владыка, Стилшедоу? Его величество! — лебезит и рассыпается некто в наигранном подобострастии… Неужто Пять Орехов?
— Всё в порядке, всё в порядке…
Незнакомое присутствие зудит в голове, гранича с мигренью. Персиваль идущий передо мной недовольно потрясает головой, как если бы пытался вытрясти воду из уха, оборачиваясь, юноша что-то бормочет, вид у него несчастный. Я вижу как движутся губы, но в голове вместо этого всё заполнено голосами дуэргаров. Там и тут в Греклстью перешёптываются заговорщики.
Звуки фабрик и кузниц смешиваются в кромешный ропот железа и стали. Их удары перекликаются, обращаясь в громогласный звон, рискующий взорвать наши барабанные перепонки.
Когда это становится практически невыносимым, восхождение заканчивается. Закованная в тяжёлую перчатку ладонь упирается в мою грудь и я гоню мысли прочь, сосредотачиваясь на реальности перед собой: там, воровато скрючившись, Персиваль указывая перед собой на подгнивающую пятерню, застывшую посреди плато, состоящего из разномастных грибных шляпок. Вытянувшись по струнке, беглянка покачивается из стороны в сторону, растревоженная шагами и шорохами.
Нужно подобраться как можно ближе, иначе она опять удерёт. Персиваль крадётся слева, Тенебрис справа. Постепенно, мы обступаем гномью руку со всех сторон, начисто лишённые желания ещё пол дня провести здесь из-за её поисков. Я даже подключаю к делу Акашу, её миниатюрная копия появляется позади добычи, маленькие зубки уже вот-вот вопьются в запястье, но… секунда, мгновение, щелчок и все эти подготовительные меры теряют хоть какое-то значение! Наполняясь мерцанием, беглянка подскакивает, кувыркается, распадаясь идеальные дубликаты. Три внешне неотличимые руки устремляются в разные стороны.
Все ринулись с места. Поднимая стобы пыли мы рвёмся в стороны, врезаясь друг в друга, Ахана мечет волны, Персиваль копья, а ваш незатейливый рассказчик в основном швыряется проклятиями - рыбкой прыгнув вперёд, я не побрезговал и крепко ухвалися за почерневшую от распада пятерню, одну из многих, лишь для того чтобы изумлённо взвыть от чудовищного ожога которым наградило меня подобное прикосновение. Негодяйка распалась на три такие же. Хищная Тенебрис носится за ними с грацией истинной охотницы, но итог у всех этих действий всегда один - гномьи кисти рассеиваются по площадке неумолимо множась в количестве. Зловещий цирк, а на арене мы и десяток рук, разбегающихся во всех направлениях. Резко поворачивая на бегу, кувыркаясь и подпрыгивая они заползали трещины между грибами, словно сюрреалистические пауки.
Мои собственные руки, если честно, опускаются. Одна из них болезненно ноет, я откровенно побаиваюсь снова хвататься за эту гадость. Глаза Персиваля сверкают медью, спешно оглядывая мельтешащую нежить он недовольно кривится, не находя настоящую. Прежде чем удача улыбается ему и латная перчатка взметается за спину в поисках очередного пилума, на беглянку напрыгивает водяная ящерка. Ахана реагирует моментально! С громким хлопком на жертву опускается тяжёлая кастрюля, пресекая любые попытки бегства. Мне тошно говорить и даже думать об этом, но из песни слов не выкинешь - после того как мы снимаем с гномьего пальца кольцо, пятерня окончательно теряет жизненные силы и продолжает свой путь к неупокоенному Пелеку всё там же, на дне кастрюли. Интересно насколько прочна дуэргарская посуда? Я бы с удовольствием искупал её в чём-нибудь обеззараживающем. В лаве например.
Такая маленькая, но, впрочем, победа, наградила вместо радости чувством лёгкой тревоги. Спускаясь с горы мы отряхиваемся, приводим одежду в порядок и невольно переглядываемся, как если бы пытались сказать: “Никому не слова о том, что здесь произошло, ясно?”. Назойливые разрозненные шёёпоты стихают по мере того как мы удаляемся от грибной “лестницы”. Тоннель буйно петляет, мечется из стороны в сторону, словно хвост собаки при виде хозяина. Развилки никуда не делись, хотя согласно открывшимся картографическим талантам Персиваля, мы стабильно приближаемся к месту последней стоянки. Удивительно как неуёмная сеть здешних проходов переплетается, бесконечно пересекаясь и накладываясь друг на друга.
Впереди брезжит пролом. Внутри никого. Мы выглядываем из узкого тоннеля в обширное помещение сильно пропахшее животными. Из-за прикрытия грибов просматриваются многочисленные стойла от хлипеньких вольеров до тяжёлых оград из зархвуда. Ближе к центру виднеются небольшие клети и тлеющий костёр, чьи рубиновые угли никто не потрудился затушить. Или не успел. В отдалении удаётся разглядеть спиральный рисунок, слабо мерцающий на земле, ровные цветные волны расходятся вокруг, навевая неприятные ассоциации с игрой гипнотического света наблюдаемой недавно. Тем не менее данные рунические письмена оказываются безвредными.
— Это… совсем не как те узоры… — замечает Ахана, по мере того как я опасливо подступаю к рисунку и нехотя оглядываю завихрения линий — …он… рукотворный и нужен для совершенно иного воздействия на рассудок. Может быть это как-то связано со всеми этими постройками для животных?..
Я киваю. Мне было достаточно выгодного отличия от мутящей болтанки в которую мозги погружало убежище кровожадного Баппидо, но вслух я об этом не сказал. Палатки забиты грибами и мелким скарбом, вокруг ни души и хочется плюхнуться прямо здесь на одну из многочисленных лежанок, и немного перевести дух. Увы, покой нам только снится.
Длинные ноги рыжеволосого охотника на нечисть устремляются дальше, ритмично поскрипывая бронёй в той стороне, где хитросплетения туннелей наполняются тявканьем и посапыванием.
— Я чую демонов —
| Помогли сайту Праздники |