Чёртова внучка 11 глава

неё во рту. И обмерла от шока, ощутив полуобморочную слабость в ногах. Бутон. Всё тот же уже знакомый ей Phalaenopsis. Так вот кем является напугавший её до полусмерти див. Но сколь же он жуток и... мерзок. Однако рыжая тотчас же поспешила отринуть сие суждение. Негоже ей мыслить такое о своём благодетеле. Да, он загадочен и непредсказуем, но кто ещё окромя Хозяина Леса ниспослал бы ей избавление в сём бедствии. И как дивно, что она удостоилась стать его наперсницей. За что ей дарована эта милость? Чем она столь отлична для него от прочих?
  С благодарственным пением кружа меж деревьев, девица остановилась на полушаге поражённая новым чудом. Прямо перед ней на ветвях раскидистого ясеня висело богатое платье необыкновенной красоты. Точно сошедшее с картинки к рыцарскому роману. Только не белое, как венчальный наряд королевы Гвиневеры, а алое. Платье цвета... земляники. Пару минут Эрмингарда в немом благоговении любовалась недопустимо роскошным нарядом, даже не смея приблизиться к нему. А потом всё же сделала шаг вперёд, неосознанно протянув руку в неодолимом желании коснуться лесного дара. Платье насквозь вымокло после недавней грозы и отяжелело от влаги. Но даже это не остановило рыжую. Уж больно не терпелось поскорее примерить прекрасные одежды. Мокрая ткань выскальзывала из рук, с трудом натягиваясь на тело. Зато когда девочке наконец удалось его зашнуровать, платье село как влитое, точно пошито на её хрупонькую фигурку. Подобрав многопышные юбки, Эрмингарда повертелась вкруг себя, да тут же и замерла, озадаченно уставившись на свои руки, перепачканные красными разводами. Нешто ткань полиняла после дождя? Но нет. Чудовищная догадка накрыла, точно волной и вырвала из её глотки вопль ужаса. Только сейчас она заметила, что подол и манжеты не были алыми, ведь на самом деле платье сшито из белоснежной материи, а влажным и скользким оно стало не от дождя, а от... свежей крови, которая и придала ему столь богатый пурпурный оттенок. Не прекращая истошно кричать, девушка попыталась как можно скорее снять с себя адский наряд, но ткань липла к телу, а коченеющие от сырости пальцы путались в затейливой шнуровке. Платье душило её, не отпускало, будто срастаясь намертво с кожей девичьей. Когда же ей удалось выпутаться из тягостных пелен, вся она с головы до пят была перемазано кровью. Густой аромат смерти бил в ноздри, отравляя разум. Вся дрожа в приступах удушья, рыжая без оглядки помчалась прочь. И с разбегу бросилась в лесной ручеёк, с рыданиями тщась отмыться  от крови. Рассудок отказался верить в происходящее. Неужели ради неё... чтобы принарядить свою возлюбленную... исполнить её сокровенное мечтание о царственных одеждах... Нет, нет! Ей не нужны его дьявольские подарки. Этот поступок вынуждает её переосмыслить всё случившееся доселе. Нападение во мраке. Его требовательное, собственническое прикосновение, слишком интимное, граничащее с самым настоящим надругательством. Так заботился ли он о её благе или попросту причастился лакомой кровью, подлечил раненую себе в угоду, дабы позабавиться с ней впоследствии, как кошка с мышкой? Пожалуй, Ингигруден была права. Эрмингарда чересчур заигралась с бесами. Ибо как ещё можно наречь прячущееся в глуши существо, кое пытается купить её своими кровавыми подношениями.
  Ощущая на себе его взгляд или даже взгляды – словно он взирает на неё сразу со всех сторон – девочка прикрыла трясущимися ручонками наготу слабосильного тела. Вот только какой в этом смысл, после того, как он всю её облапал и более того – облизал. От сих мыслей становилось дурно и гадостно до тошноты. Выкарабкавшись из ручья, мелкая чуть ли не на четвереньках ринулась оттуда бегом, хоть и прекрасно понимала, сколь бессмысленно играть в догонялки с тем, кому принадлежит всё в дубраве. В том числе и она сама. Но боле монстр не явил себя. Однако ж, безусловно, находился где-то неподалёку, следуя за ней по пятам.
  Едва не лишившись разума от страха, Кунигундова внучка добежала до пещеры Ингигруден и обессиленная рухнула у порога. Стон её разбудил чутко спящую кикимору, которая на удачу оказалась тем часом дома. Узрев подругу в таком виде – голенькую, мокрую, дрожащую после полночного купания и от жути, болотница с трудом сдержала ругательство. Но видя, сколь худо её малявке, повременила с бранью и, подхватив ту в охапку, отнесла к себе на ложе, укутала, согрела материнским объятьем. Эрмингарда лопотала нечто бессвязное, плакала и тут же смеялась, да только смех тот был ужаснее всяких слёз. Ошеломлённая Ингигруден отпаивала малую травами да пришёптывала ей на ушко бессмысленные слова утешения, которые приятельница, похоже, даже не слышала в припадке безумия. В итоге окончательно выдохшаяся девочка затихла и провалилась в сродное обмороку забытье, но даже сквозь сон поскуливала по-звериному и роняла слёзки с ресниц. Тревожно всматриваясь в личико спящей, кикимора так и не сумела ничего разобрать в её бормотании. Впрочем, она смутно догадывалась, что за тень могла повергнуть душу девичью в эту бездну ужаса. Хмурилась, бросала злые взгляды на выход, туда, где за завесой скрывалась тьма, повинная в горе её несчастной малютки. Её и без того грозные черты обезобразила ярость и страсть, и болотница с трудом скрепилась, чтобы не броситься во мрак на поиски Эрмингардова обидчика. Но всё ж не посмела оставить милую сестричку без своего присмотра и на миг. Так и скоротала она остаток ночи, лелея у груди неразумненькую горемычницу, невольно накликавшую на себя лихие злоключения.
  Отсыпалась рыжая до почти до вечера. Когда же сознание воротилось к ней, девушка ещё какое-то время лежала в постели, созерцая свод пещеры и пытаясь осмыслить случившееся с ней давеча. Нет, она нимало не сомневалась, что те события, увы, не были её ночным кошмаром. Весь этот ужас она претерпела въяве. Но, несмотря на то, что ей до сих пор было не по себе, Эрмингарда вернулась в разум и даже испытывала некий стыд за свою истерику. Да, свершилось невероятно. И даже более того – ужасное. Но она как-никак ведьма, ей нужно стать трезвее, хладнокровнее и... жёстче. Минувший вечер и ночь многое изменили в ней. То, что должно было её сломить, станет источником её силы. И отныне она не поддастся страху, не позволит запугать себя до безволия – ни вещим сёстрам, ни даже демону из чащи.
  Столкнувшись с сумрачным взглядом подруги, Эрмингарда спешно отвела глаза. Меньше всего ей сейчас хотелось объясняться с Ингигруден. Но та и не торопилась с расспросами. Сначала приискала новый нарядец для своей недоросточки, а затем усадила её за щедро накрытый стол. И лишь когда они раскурили травы, хрипло обронила:
– Ну так, что там с тобой вчера приключилось?
  Замявшись на мгновение, мелкая поняла, что увильнуть от неприятной беседы не удастся. Начала она издалека, во всех бесполезных подробностях поведав про спор с ведьмами, про их задания и наконец про страшную пытку. Но рассказ свой она оборвала на бегстве в лес, умолчав о вылизавшем её монстре и о его чудовищном даре. Незачем зазря пугать Ингигруден. На какое-то время они погрузились в безмолвие. Эрмингарда и сама понимала, что её повествование вышло донельзя нескладным, но ничего лучшего сообразить не сумела.
– Искалечили, значит? – задумчиво протянула кикимора после долгого молчания, пуская колечки дыма в потолок, а засим, возведя на приятельницу обличительный взор, едко хмыкнула, – Но... на тебе же ни царапинки.
  Удручённо потупившись, рыжая внутренне подосадовала на свою недальновидность. Ингигруден так просто не проведёшь.
– Ну... я ведь тоже не лыком шита. – неуверенно брякнула она. – Я... заговорила свои раны.
– Да неужто? – саркастично фыркнула болотница, похоже, не больно-то веря в магические способности подруги и, протянув ей руку с ожогом, кивнула с лёгкой издёвкой во взгляде. – Может, и мне тогда подсобишь?
– Ну это... понимаешь... я по ожогам не того... Да и вообще енто дело не всегда складно получается. А вчера оно... ну, на эмоциях вышло...
– Ты явно что-то недоговариваешь. – грубо прервала её Ингигруден. – И дело не в этих вонючих сучках. По крайней мере, не только в них. Зачем ты мне брешешь?
– Да ну тебя, Инги. – надулась девочка, изображая обиду. – Уж больно ты мнительная. Грымзы меня чуть не угробили. По-твоему, этого недостаточно, чтобы тронуться умом?
– Возможно. Но если тебе хватило сил исцелить нанесённые ими увечья, значит, ты сумела хоть самую малость оклематься после их нападения. А ко мне ты примчалась в столь безумном состоянии, словно за тобой гонятся все бесы преисподней. Как ты можешь это объяснить?
– Прекрати меня допрашивать! – вдруг сорвалась та на крик, полоснув по любезной сестрице столь яростным взором, что обычно непроницаемой кикиморе сделалось весьма не по себе.
  Помолчали с минуту. Рыжая, устыдившись собственного гнева, потупилась, отвернулась к стенке. В другой раз извинилась бы. Но теперь, плотно стиснув зубы, набычилась с неприступным видом. Что-то недоброе, тёмное зрело у неё внутри, сворачивалось клубочком у сердца. Доселе она была чересчур доверчива, глупа и слишком горько за это расплатилась. Чтобы выжить, ей необходимо сделаться сильнее. И отринуть всякое малодушие. А вместе с ним и прочие людские чувствования.
  Поднявшись на ноги, Эрмингарда сдержанно молвила с отстранённым выражением лица:
– Благодарю за кров. А теперь... мне пора.
– Куда это ты собралась? – изумилась болотница, неприятно поражённая едва уловимыми метаморфозами в её поведении.
– Как куда? Домой.
– Что-о-о?! – возмущённо рявкнула Ингигруден. – Ты в своём уме? О каком доме идёт речь? Нет у тебя отсель дома окромя моего. Нет, даже не надейся, я тебя туда не отпущу.
– А какое у тебя есть право меня удерживать? – резко откликнулась девушка, неприветливо сверкнув очами. – Я не твоя лялька, чтоб ты со мной нянчилась!
– Эрмин, опомнись. – оторопело пробормотала та, не узнавая подругу. – Тебя там чуть не убили, а ты собираешься возвращаться к карге? Зачем?
– А ты как думаешь? – с вызовом хмыкнула мелкая. – По-твоему, я так это оставлю? Ну уж нет. Они за всё поплатятся. Им не удалось меня одолеть. И впредь не выйдет. Тогда они застали меня врасплох. Но отныне я буду готова и больше не дамся им. Они пожалеют, что затеяли это.
– Ты точно тронулась умом. Тебе ли с ними тягаться? Они опытные ведьмы. И их трое. Я уж не говорю про всё сестринство, которое в одночасье явится им на подмогу, буде в том появится нужда.
– Какая ты наивная. – неприятно рассмеялась Эрмингарда. – Я не настолько тупа, чтобы идти в лобовую атаку. Но есть и иные пути.
– Нет, я не позволю тебе ввязаться в это...
– Инги, я тебя очень люблю. – холодно прервала она кикимору. – Но если ты когда-нибудь встанешь на моём пути, мне придётся переступить через всё, что нас связывает.
  Её слова уязвили болотницу, будто укус на рану. Такой Эрмингарды она ещё не знала. Да и была ли это её Эрмингарда или устами девочки говорила бескрайняя обида, горе и ненависть, которой её заразили проклятые бесовки.
  Подойдя к приятельнице, мелкая поднесла её руку к устам, поцеловала ожог и молвила смягчившимся голосом:
– Это единственное, что я могу сейчас сделать. Но вскоре я