Очерки командира ССО, часть 11. Конец гадючьего гнезда. Окончание.

Конец гадючьего гнезда.
Вскоре в мою камеру ввалились все мои новые знакомые (кроме деда Станислава – он, наверное, был здесь не при делах) во главе с вернувшейся откуда-то из соседних клеток тётей Машей. «Сынок» Семён, как был в майке-алкоголичке, так в ней и остался – а чего, жара стояла! – но только теперь он держал в руках пластиковый пакет, что до поры, до времени оставалось для меня загадкой: зачем ему в подвале пакет? За хозяевами шествовали те самые два гоблина, с которыми мы в карты играли, и, судя по их поведению, они явно жаждали реванша за своё поражение. У одного из них в руках была популярная в те времена хозяйственная сумка из дермантина, из которой торчал свиток моих карт.
Они пригнали мой «Москвич» во двор к тёте Маше и основательно его обшарили в поисках улик против меня. Ни ментовских, ни прокурорских ксив, ни оружия и средств оперативной связи обнаружить им не удалось, только полтора десятка бутылок водки, несколько колец копчёной колбасы, кое-что ещё из еды и вот эти мои карты с пометками, которые никому из присутствующих ни о чём не говорили, кроме как ушлой тёте Маше. Да, ещё деньги, которые гоблины с удовольствием конфисковали и ещё на вид довольно дорогая желтого металла печатка-перстень.
Даже главарь этой шайки (а что это была банда, или попросту шайка, я уже не сомневался) тётя по кличке Маша не могла взять в толк, кто я есть и зачем сюда явился. Она понимала, что я кое-кого искал и, насколько я почувствовал, эти мои поиски очень сильно её напрягли. При шмоне они нашли мой личный набор отмычек, который я всегда возил с собой, так, на всякий случай, как возят монтировку и запаску.
Про печатку в бардачке я, по правде сказать, совсем уже забыл (а ведь это была индульгенция от самого законника Бивня) и вот теперь ей предстояло меня спасти, а то «сынок» Семён уже примеривался натянуть мне пакет на голову, чтоб хорошенько пропытать неведомого гостя (то есть, меня) на предмет кто я есть и зачем тут оказался.
- «Стойте, стойте!», - возопил я в предвиденьи нежелательных для меня событий, - «Меня знают конкретные люди, которые дали мне этот перстень для защиты, можете проверить – найдите какого-нибудь авторитета в Волгограде, покажите ему печатку и скажите, что Студент здесь».
После моих слов Семён, как человек, дважды «топтавший зону», повнимательней осмотрел мой перстень и сказал своим, что вещь эта очень серьёзная, и я не мог её просто так где-то у кого-то спереть, иначе смерть моя была бы очень долгой и мучительной. Они порешили, что надо съездить одному из них в Волгоград и перетереть по моему поводу с серьёзными людьми, а я пока пару дней отдохну в этом номере полулюкс – так сказала тётя Маша.
Меня освободили от пут, сбросили в узилище арбуз и мою же колбасу, и велели ждать.
То, что я пребывал именно в данном совхозе знала только Дина, ну, а через неё, как я надеялся, и её папа. Но времени прошло слишком мало, чтобы Динка-льдинка начала беспокоиться – я с ней же созванивался с почты пару дней назад, а так: ну, пропал с радаров на несколько дней – ну, и что? – связи-то нету! Самое время голубя почтового отсылать, если б был. С одной строчкой: «SOS, SOS, SOS…».
Лестницу они втащили за собой наверх – оставалось только ждать. Опять мне казалось, что где-то так же в подвале кто-то плачет- не плачет, но периодически всхлипывает. Или мычит? – ну, не корову же они тут в погребах прячут. Я пытался поорать погромче, чтобы вызвать автора этих звуков на диалог, но меня явно не услышали. Я тут не единственный пленник?
Осмотрев шкафчик возле одной из стен я, к своему вящему удивлению обнаружил там всяческое женское тряпьё – ну, там, платья, штаны-платки, даже трусы-лифчики. Мой лежак, он же топчан, таил в себе не меньше загадок: когда я приподнял его крышку, то в ящике-сундуке под ней обнаружились совсем уж невероятные вещи в виде каких-то страшных масок с отверстиями для глаз и рта, плётки-хлысты и прочие изделия непонятного назначения.
Стены моей импровизированной камеры были обшиты доской-вагонкой, когда мне удалось одну отодрать от каркаса из стальных уголков, то за досками оказалась просто земля. Ну, как земля – какая-то глина с прессованным песком. Можно рыть подземный ход, как графу Монте-Кристо, только нечем: лет за 10, пожалуй, я бы смог докопаться до берега Волги. Наверное.
Монте-Кристо я поминал недаром: ночью ко мне в подземелье, перепугав меня до полусмерти, вывалился из стены как бы аббат Фариа. В полутьме сперва зашуршало что-то в стене между моим топчаном и столиком, затем в этом месте Нечто стукнуло изнутри по стеновым дощечкам, три из которых затем сами собой сдвинулись в сторону, и из образовавшейся щели вылезла сперва неизвестная волосатая голова, а за ней и плечи с руками. «Это», очевидно, уже не могло уползти назад своим ходом, а могло двигаться по узкому лазу только вперёд, и в результате «Оно» вскоре полностью вылезло из стены и предстало передо мной.
При ближайшем рассмотрении «аббатом» оказалась молодая девушка лет 18-20, на которой кроме волос на голове и какой-то тряпки вокруг бёдер ничего не было. Тело её было измазано местной красноватой глиной, отчего в неярком свете слабенькой лампочки она могла показаться индианкой, из украшений на ней присутствовал только приличных размеров «фонарь» под глазом и ещё несколько синяков на теле.
Вопрос она задала мне тоже неожиданный: «А где Ленка?». По моей молчаливой реакции девушка догадалась, что я никак не Ленка, после чего вопросы ей уже начал задавать я. Мы долго потом пытались установить, кто есть кто на самом деле и как здесь оказался, в результате я узнал от своей избитой гостьи нечто совсем уж сюрреалистичное о своих хозяевах.
Садитесь, кто стоял и держитесь за стул, кто сидел – такого и в учебниках судебной психиатрии не прочтёте.
В подвале у тёти Маши моя избитая собеседница оказалась с год назад. Её похитили в августе прошлого года из-под города Вольска с одного из волжских пляжей, когда она уже под вечер отлучилась от своей компании молодых людей «в кустики». В этих кустиках ей попалась навстречу вот эта самая тётя Маша (как я понял из описания), которая под предлогом, что ей сделалось дурно и её надо проводить до воды, тут же в прибрежных зарослях сунула ей в нос платок с какой-то дрянью, отчего Ляля (так представилась моя собеседница) потеряла сознание или заснула.
Очнулась она во внутренних помещениях какой-то баржи или буксира уже связанная и с кляпом во рту. Далее несколько дней, пока неведомая ей посудина спускалась вниз по Волге в её сознании всё смешалось, помнила она только, что какой-то мерзкий мужик её периодически насиловал, а тётка, которая её усыпила (тётя Маша) при этом неизменно присутствовала. С последней пристани её ночью связанную привезли сюда и поместили в подвал, где уже была одна пленница. Та ей рассказала, что сама она здесь уже несколько месяцев и что до Ляли с ней в одном подвале была ещё одна девушка, но, когда та забеременела от этого уже взрослого дебиловатого мужика, её куда-то забрали и больше она ничего о той пленнице не знает.
В эту камеру Ляля хотела прорыть ход, так как знала, что здесь была ещё одна жертва насильников и похитителей – Ленка – они перестукивались через стену и виделись изредка, когда их по ночам выводили наверх на прогулку по двору. Но Ленка тоже была беременная и уже с большим животом и её, наверное, хозяева тоже куда-то забрали. Иногда на ночных прогулках она видела ещё пленниц – двух или трёх. Так что здесь оказался целый концлагерь.
Тогда я ещё не знал термин «секс-рабыня», но он подходил к этому случаю в самый раз. А насильник, получается, Семён, и он же убил и мою Катеньку?
Ляля сильно удивилась – по её словам, что здесь она застала не Ленку, а незнакомого парня, и она даже подумала, что меня тоже, того, но я её разуверил, что пока пребываю здесь всего несколько часов и что вообще я здесь по другому вопросу, но надо крепко подумать, как нам сообща выбраться из этой беды. Лялю я в конце разговора запихнул обратно головой вперёд в её лаз и прикрыл за ней доски – стенка между «блоками» нашей тюрьмы оказалась толщиной с метр – когда Лялина голова вылезла в её помещение, то ноги ещё торчали в моей камере.
Надо было до возвращения хозяев переварить в своей закипающей голове эту немыслимую бредятину, и я прилёг на топчан.
Вот что я понял из путанного рассказа этой несчастной.
Получается, что в этом странном подземном борделе могло быть не менее 5-6 похищенных молодых женщин, с которыми обращались как с дикими животными, используя их, что говорится, до «полного износа». Иногда одну или две из них выводили в баню во дворе, где они должны были обслуживать неких гостей хозяев, причём один из них приходил, не скрывая и не стесняясь, прямо в милицейском мундире – сколько у него звёзд на погонах – Ляля не считала.
Между визитами клиентов их во всю «пользовал» сын хозяйки, причём с применением подсобных средств наподобие тех, что я уже видел под своим топчаном. К моему величайшему удивлению, это оказался вовсе не Семён, а его брат-двойняшка Серёжа, соответственно, тоже возрастом где-то лет сорока. Но, в отличие от брата, Серёжа был больным психопатом с отклонением в сторону половых контактов и имел при этом совершенно неуёмную энергию. Как я понял, он был не то даун, не то просто олигофрен, но вот с такой страшной особенностью. И его мамаша, дабы нейтрализовать его неуёмную страсть, придумала и осуществила схему поставок своему сыночку живых игрушек в виде девушек и молодых женщин (возможно, что и не очень молодых, ибо, насколько я подозреваю, Серёже это было все равно).
Помогал ей в этом второй сынок Сёма, оказавший родному брату вот такую воистину «братскую» помощь. Во время выездов по Волге за пределы совхоза они выходили на охоту вдвоём с матерью, а Сёма поджидал очередную жертву в трюме баржи. Иногда, впрочем, Серёжа тоже участвовал в загоне жертв, он же и с удовольствием их душил, и эти мгновения, когда жертва начинала корчится в агонии, доставляли ему высший пароксизм наслаждения. Такие подробности я узнал не от Ляли, которая не могла всего этого знать, но додумал их сам и, скорее всего, так оно и было.
Мою Катеньку и моего в ней ребёночка зверски убил и при этом надругался над ней именно этот Серёжа, а его мама в это время наблюдала со стороны, чтобы никто не помешал её дитятку насладиться добычей. Руки сжимались в кулаки – а что я мог?! Я-то принимал в своих расчётах, что маньяк действовал с конца 70-х годов, а получается, что начали они ещё раньше. Это сколько же человек они сгубили ещё?!
Секс-ферму, где хозяйкой была тётя Маша, обслуживало, получается пятеро: она сама, два сына и два их подручных гоблина, с которыми я тогда в карты играл. Не исключено, что есть кто-то ещё. Судя по рассказам пленницы, хозяйство здесь было основательное – с подвальными помещениями, подсобками, баней, очевидно, гаражами и каким-то транспортом. И ещё, наверняка, они крутили какие-то чёрные дела – на зарплату содержать такой концлагерь не получится.
 То, что это именно концлагерь – сомнений у меня не было, разве что вообще он мог оказаться «фабрикой смерти» - ведь девушек сюда свозили, получается, годами – а куда же они подевались, в