РОССИЯ, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
Интервью с писателем НИКОЛАЕМ БРЕДИХИНЫМ
1. Прочитал твою «Верону», «Потустороннего странника», «Галактического человека» (не до конца) – и так и не смог определиться, кого из писателей ты мог бы назвать учителями в литературном творчестве. И кто же?
Интересный вопрос. Что называется, в самую точку попал. Действительно, по тем вещам, которые ты прочитал, корни проследить невозможно. Конечно, я чисто русский писатель, да и вообще типичный русак, но воспитан не на Пушкине, Чехове или Достоевском, а на мировой литературе, главным образом, на французской. Учителя были, конечно, но их - великое множество. Бальзак, Золя, Гюго, Мопассан, Камю, Цвейг, из русских, как это ни покажется странным, прежде всего Александр Куприн, любимая вещь у него – «Колесо времени». С превеликим удовольствием и сейчас поучился бы, да, к сожалению, не у кого.
«Верона»… я замахнулся в этой повести на то, чтобы написать «правду о любви» («в любви все правда, но нет правды о любви»), но большинство сочло ее просто сказочкой, изящным пустячком, между тем, как ни да Порто, ни Мазуччо, ни Банделло, ни тем более Шекспир, ни многие другие, кто до и после него разрабатывал этот сюжет, не воспринимали его иначе, как трагедию.
«Потусторонний странник»… Кому интересна психология жертвы? Злодей куда привлекательнее.
А уж «Галактический человек» – кто только не ругал меня за этот роман. Каюсь, грешен, я нарушил в нем все, что только возможно: смешал несовместимое, презрел законы жанра. Религию, да какую!, основной темой избрал. Какие уж тут учителя! Если бы восстали из гроба, то непременно высекли бы.
Так что нет у меня сейчас учителей. Паланик, Уэльбек, Бегбедер? А чем, собственно, я хуже?
2. По данным ВЦИОМ более трети россиян не читают художественных книг ВООБЩЕ, а из оставшихся двух третей по популярности лидируют ментовско-бандитские боевики, то есть, сочинения, цель которых – просто убить время, например, в длительной поездке. Как и всякого неконъюнктурного литератора, этот факт тебя, конечно, удручает – а как ты его ВОСПРИНИМАЕШЬ? Как данность, неизбежность, примету времени, рок? Этот вопрос с подоплекой: смотреть на такое положение вещей безучастно-спокойно (ведь «плетью обуха не перешибешь») или все-таки пытаться чего-то, извини за невольную грубость, именно «вякать», потому что серьезно на эту тему говорить, конечно, стоит, но эффекта не будет никакого.
Не читают, и правильно делают. Не свиньи же, чтобы всем из одного корыта хлебать. А те, что хлебают да еще причавкивают от удовольствия, большего и не заслуживают. Убить время – это ты метко сказал: человек он ведь физически большей частью состоит из воды, а духовно – из времени. У которого с водой одно общее свойство: испаряться, утекать. Вот и утекают. А я? Что я? Я ведь не колодец в пустыне. Делать свое дело, невзирая ни на что – в этом, на мой взгляд, высшее мужество. А «вякать» или хвостом вилять – у нас и без меня полРоссии только этим и занимается.
3. Кто такой современный писатель? В одном из интервью ты сказал, что летописец. Надо ли это понимать, как безучастный хроникер, быто- и нравоописатель? То есть, великая русская литература свою воспитательную функцию уже исчерпала?
Что ж, летописец – это уже много. Да и хроникер – неплохо, вот только слово «безучастный», я заменил бы на «беспристрастный». О «быто» и «нравоописателях» уж и не говорю. Ведь это история, а как нации с дырками в душе собственной жить? Вот только насчет «воспитательной функции» – тут ты, пожалуй, зарапортовался. Русская классическая литература всегда обличала. И настроена была не на созидание, а на разрушение. Хотя, если ты о коммунистах говоришь, то там «воспитателей», действительно, было предостаточно. Воспитывают и сейчас. Бандиты, простигосподи всякие, живоглоты-чиновники у нас первоклассные. Уже наикрутейшие в мире. И на достигнутом мы не остановимся, не станешь же ты отрицать?
4. Опять же из интервью: собственную литературную судьбу ты характеризуешь, как НЕВОСТРЕБОВАННОСТЬ. Тогда логичный вопрос: а почему не востребован? Слишком «мудрено» пишешь? Поднимаешь в своих сочинениях вопросы, которые сегодняшнему читателю неинтересны? (Уточняю: не говорю, что неактуальны. В той же «Любви в Вероне» - противостояние прагматизма и духовности. Это вопрос – вечный, значит, постоянно актуальный). Отсюда следующий вопрос: кого ты видишь своим читателем?
Моя судьба… В ответ хочу задать тебе не менее логичный вопрос: а знал бы ты, к примеру, что-нибудь о Минине и Пожарском, если бы четыре века тому назад «ляхи» не оккупировали Москву? Вот и со мной так: заслал меня Бог в Россию, Коломну, как в свое время в Калугу Циолковского, так с тех пор, по Его воле - на всякий случай живу, на всякий случай пишу. И я в России не один такой, нас пока еще миллионы.
Снова «Верона»… видимо, не зря я за нее диплом лучшего автора прозы за 2009 год получил. Вот же знаю тебя, как облупленного – ты и вдруг без подвоха? Хлебом тебя не корми! Оттого с самого начала выверял каждое слово, держался настороже, а поймал ты меня, как голубя-сизаря на ниточную петлю. Уж так я распинался, а ты коротко, емко - как припечатал, выразил основную мысль: «противостояние прагматизма и духовности». Признаюсь, такого понимания давно не встречал, а уж о прочтении и не говорю, самому в голову не приходило. Да, действительно, как можно отрицать: одно дело – «жизнеутверждающая трагедия, запечатленная на века» и совсем другое – трагедия живая: когда перевернул последнюю страницу, а два сердца еще трепещут на ладони, слезы свои мешаются на глазах с чужими…
Мои читатели… Не знаю, есть ли они у меня, но представляю, как им со мной тяжело. Работал бы я в одном каком-нибудь жанре, а еще того лучше -персонажем постоянным обзавелся, исследовал бы его житие-бытие до потрохов; пек бы я тогда романы, как блины, и «фанов» у меня было бы предостаточно. Ан нет, заносит то туда, то сюда, кто ж такое выдержит?
5. В одном из разговоров Татьяна Башкирова сказала мне, что литературная цензура все-таки нужна. Обосновывала это мнение тем, что сейчас у нас в стране просто море печатной продукции, которая именует себя художественной литературой, а литературы там, как говорится, и близко не стояло. То есть, имеешь деньги - можешь напечатать все что угодно. Твое мнение о необходимости ТАКОЙ цензуры.
Литературная цензура? Мне ли не знать, что это такое? Редакторов, цензоров, самых что ни на есть разномастных, на своем веку предостаточно повидал. Так что со всей ответственностью, положа руку на сердце, могу заявить – жалкие это людишки. Если кто не понял, поясню получше свою мысль, задав только один вопрос многоуважаемой Татьяне, стихи которой, кстати, я очень люблю: «А судьи кто?». Кого она предполагает в вершители наших творческих, а стало быть, и жизненных, судеб? Какого-нибудь поэта-писателя, в котором объективности изначально ни на грош, один только сальеризм, слюною, а то и чистым ядом, во все стороны брызжущий? Чинушу брюхастого, который в нашей кухне ни уха ни рыла не смыслит? Девочку-припевочку, только что филфак окончившую? Нет, уж лучше пусть цензором будет тот, кто платит – читатель. Пусть он и заказывает музыку. Вот только хотелось бы его предупредить: джинна, выпущенного из бутылки, обратно в нее не запихнуть. Ждать он вас будет потом за каждым углом, поскольку потребности у него безмерные. И последний штришок: тварь эта не просто дальше живет сама по себе, она еще, ко всему прочему, и размножается.
6. Интернет – благо для НЕВОСТРЕБОВАННОГО писателя?
Лично для меня Интернет лишь средство, дополнительные удобства. Не надо время терять, трястись в электричке - отослал рукопись по электронной почте, по ней же и отказ получил. Произведения свои я пока в нем не размещал. Интернет и «востребованность»?.. Я уже сказал тебе, каким я вижу читателя - человеком, который платит. А некому будет платить, некому станет и издавать.
7. Традиционный вопрос – о творческих планах.
Творческие планы? Не хочу распыляться, решил поставить все фишки на одно… все ту же «Верону». Как ты выразился: «не мудрить». Писать дальше так, чтобы было понятно всем и каждому. Но только по форме. Содержание по-прежнему оставляю за собой. Ну а если конкретнее: практически готов многостраничный любовный роман, но немного с душком - из жизни так называемых травести. Дальше еще хлеще: дилогия о сексуальном маньяке. И я не шучу. Видишь - оказывается, по части приколов я тоже кое-что могу. Представляю, как бы ты на такие мои планы ответил, да только интервью-то закончилось.
Беседу провел журналист, писатель АЛЕКСЕЙ КУРГАНОВ
Сентябрь 2010 года.
