Произведение «Сладкий запах свежесрезанных ирисов» автора Владимир Александрович - Литературный сайт Fabulae (страница 1 из 3)

Сладкий запах свежесрезанных ирисов…(начало из старого)

Она
…Небольшая раскалённая печка-буржуйка, слегка кособоко установленная на четырёх силикатных кирпичах, привычно светилась в углу томным бордовым цветом. Её тепла вполне хватало, чтобы прогреть приземистый, какой-то уж очень несуразный домишко-сторожку, наскоро сработанный из волнисто-гнутых листов фанеры и неошкуренных, но зато окрашенных в чёрный цвет досок по углам — и в зимний холод, и в осеннюю сырость, да и просто в прохладную летнюю ночь.
Плоская крыша, обитая шершавым, обсыпным рубероидом, стонала и кряхтела на ветру, но от дождя и снега спасала изрядно, чем, если честно, несказанно удивляла сторожа при дачном кооперативе «Витязь» — Наталью Сергеевну Златовратскую, по паспорту Калиткину. Кем была и какие должности в своей прошлой жизни занимала эта женщина, никто толком не знал. Однако же среди пайщиков товарищества гуляли слухи, что, дескать, были времена, когда занимала эта явно хорошо образованная женщина должности довольно высокие, и в сторожах оказалась то ли по причине резкого неуживчивого характера, то ли из-за отсутствия партбилета, а может быть, из-за того, что имела глупость подписью своей вступиться за очередного инакомыслящего. Тёмная, одним словом, история. Председатель правления, если честно, жучило ещё то — отлично разбираясь в людях, принял её на работу, даже не взглянув на трудовую. По паспорту, одним словом, принял.
Наталья Сергеевна от природы имела странный и щедрый дар удивляться всему на свете.
Засветит радуга над промокшими, изнасилованными ливнем деревьями — а Златовратская удивляется, словно в свои семьдесят с небольшим лет это была её первая в жизни радуга. Замерцают по заросшим папоротником откосам ближайшего оврага бледно-зелёные светлячки — а она уже вовсю готова поражаться и этому, казалось бы, самому рядовому событию. И ладно бы сама себе удивлялась, втихаря, так сказать, — так нет же, чуть что, спешит в народ, поделиться своим открытием.
— Ратуйте, мол, люди честные, какой сегодня закат необыкновенный! Или: — Прислушайтесь, господа хорошие, что за чудо — соловей в этом году в нашем лесу объявился… Робертино, мол, Лоретти, а не соловей!..
Дачники потешались над ней — кто за глаза, а кто и в открытую, считая её, по меньшей мере, женщиной со странностями, а кто и откровенно называл Наталью Сергеевну выжившей из ума старухой.
А она, словно нарочно, словно подыгрывая злословам, разрисовала глухие железные, окрашенные скучной зелёной краской ворота при въезде на территорию дачного кооператива игривыми цветочками, звёздами да пёстрыми, похожими на жар-птиц петухами. За что хитроумный председатель лишил её премии за прошедший квартал. Рисунки, однако же, закрашивать не стал…
Впрочем, иной раз на неё находил абсолютно противоположный стих: вместо общительной и говорливой, по-детски восторженной старушки, превращалась она в неразговорчивую и замкнутую особу.
Хотя ни председателя, ни тем более дачников настроение старухи-сторожа, откровенно говоря, нимало не заботило… У каждого своих забот хватало, а тут ещё и сторожиха…
Круглый год ходила Наталья Сергеевна в одной и той же одежонке: наброшенной на плечи серой полинявшей телогрейке да расплющенном от времени лиловом берете, и лишь обувь меняла в зависимости от погоды. В снег её можно было увидеть в высоких валенках, плотно вбитых в потрескавшиеся от времени калоши, а в осеннюю мокрень хлюпала она по грязи в резиновых сапогах с загнутыми голенищами.
И хотя к себе, к облику своему Наталья Сергеевна относилась абы как, но клочок земли перед сторожкой, что безвозмездно выделило ей правление, поражал самых заядлых и грамотных садоводов.
На тщательно перекопанном участочке, начиная с ранней весны и практически до Покрова, цвели и благоухали десятки, если не сотни самых разнообразных цветов — начиная от незатейливых первоцветов и заканчивая капризными и теплолюбивыми рододендронами. Плетистые розы по тонким проволочным шпалерам забирались на самую крышу сторожки, превращая огненно-красными и жёлтыми цветами эту лачугу в нечто сказочное, эфемерное. В уютный домик из детских мечтаний.
Но особо любила она ирисы. В жаркий полдень, особливо перед грозой, далеко вокруг разносился их тягучий, слегка приторный аромат — стойкий и необычайно волнующий.
Некоторым, по той или иной причине особенно симпатичным ей дачникам, старушка дарила небольшой букет изысканных, причудливо изогнутых, словно редкие орхидеи, ирисов. И те, постепенно увядая в душных и пыльных московских квартирах, ещё долго отдавали свой сладкий, ни с чем не сравнимый аромат.
Один раз в месяц, обычно в субботу, когда наплыв дачников был наибольшим, она с согласия председателя кооператива брала выходной и с первым автобусом уезжала в Москву.
В Печатниках, в сером и извечно пыльном и грязном пятиэтажном доме, была у Натальи Сергеевны комнатка в девять с половиной метров да небольшая полочка для посуды на общей кухне.
Старательно отчистив содой с керосинчиком тёмную эмаль ванны, она долго и с наслаждением купалась в рыжеватой от ржавчины воде, с удовольствием покуривая «Беломор» и стряхивая серый, рыхлый пепел прямо в воду. Курила Златовратская довольно редко, но здесь, во влажном и тёплом воздухе тесной ванной комнатки, табачный дым казался ей не столь горьким, и если соседи по коммунальной квартире не поторапливали женщину нетерпеливыми стуками в дверь, она позволяла себе иной раз и две, а то и три папиросы подряд.
Дальнейшее поведение, а если быть более точным, то гардероб Златовратской Натальи Сергеевны, напрямую зависело от погоды.
Если на улице тепло, радостно и сухо, старушка довольно быстро переодевалась в светлую брючную пару и, пристроив на влажные ещё седые волосы небольшую, откровенно кокетливую шляпку с потёртыми от времени искусственными цветами и длинным фазаньим пером…
Если же по оконному стеклу неторопливо ползли блестящие и тягучие, как из желе, струйки дождя, тогда к выбору своего туалета Златовратская подходила более серьёзно.
На ногах — высокие ботинки со шнуровкой, необычайно похожие на обувь под фигурные коньки; чуть выше — длинная чёрная, старательно отутюженная юбка в частую складку. Под распахнутым плащом — чёрная блуза с высоким воротом, скреплённым под горлом крупной брошью, сияющей искусственным янтарём. Шляпка к подобному костюму, судя по всему, не полагалась, зато волосы Натальи Сергеевны, слегка подсиненные, были уложены чрезвычайно тщательно и аккуратно.
…Были у Златовратской в Первопрестольной свои любимые места, куда она старалась приходить всенепременно, невзирая на непогоду или неважное самочувствие. К местам таким относились Чистые пруды, одинокие скамейки Александровского сада и пустые, гулкие, пропитанные голубиными крыльями дворы в районе старого Арбата… Но чаще всего выходной свой она встречала на небольшой площади перед библиотекой имени Ленина, возле монумента все понимающему и всё познавшему Достоевскому, изваянию, тронутому благородной зеленью лет…
Вынув из пакета заранее заготовленный батон белого хлеба, старуха твёрдыми, тёмными пальцами начинала теребить хрусткую корочку, разбрасывая крошки себе под ноги. Тотчас же сотни диких сизарей слетались к угощению, и уже через мгновенье вокруг Натальи Сергеевны копошилась, нервно подёргивая крыльями, стая нахрапистых, беспородных птиц. Иные, более смелые, взлетали чуть выше своих товарищей и, мгновенье поколебавшись, опускались прямиком на её широко расставленные руки. Рассыпав кусочки хлеба, Наталья Сергеевна, высоко поднимая ноги, аккуратно выбиралась из копошащейся птичьей стаи и, уже не оборачиваясь, направлялась к входу в метро.
Однако были случаи, когда старуха, плюнув на свои многолетние привычки, первым делом направлялась на улицу Серафимовича, к кинотеатру «Ударник», что вписывается в архитектурный ансамбль печально известного в своё время Дома правительства, или «допра», как чаще всего называли его москвичи.
[font="Trebuchet MS", Helvetica, "DejaVu Sans", "Lucida Grande", "Lucida Sans Unicode", "Lucida