Королева Мария Румынская в образе Марии Магдалены в домашнем спектакле.
***
Крестная скончалась недавно, и Ирэна с трудом согласилась на уговоры мужа поехать навестить ее опустевший дом в тихом пригороде.
Мчались на мягкой, бесшумно комфортной машине, с открытым верхним люком, и Павел как то умело лавировал в потоке машин и пробок.Ирэна, ушедшая полностью в себя, в молчание, ничего не замечала, но Павел ловил ее лицо, выражение глаз, печаль в них - в зеркале обзора.....
Подойдя к калитке, она немного замешкалась, потом прижала руку к горлу, закашлялась, глухо, нервно.
-Ну, чего ты! Успокойся - Павел подойдя, тронул ее за плечо, приобнял: - Все хорошо, успокойся, все прошло.
У крыльца он поднял руку и привычным движением достал ключ из щели над дверью. Замок чуть скрипнул при повороте, но дверь отворилась привычно: мягко, легко. Пахнуло в лицо "ароматом" корвалола, карамели и вишневых пряников, увядшими цветами.
Картины висели на привычных местах, на сером ковре с вишневым узором по краям , бархатно, по мышиному, светлел густой слой пыли.
- Чтобы убрать, надо ночевать! - мгновенно оценил обстановку Павел. И
Ирэна отрицательно покачала головой. Ей ночевать не хотелось, но она послушно пошла за Павлом и в ванную, и под лестницу, в каморку, за щетками и шваброй.
...Чай решили после уборки пить на террасе, где стоял круглый стол и старый кожаный диван, с брошенной возле, вытертой медвежьей шкурой...
Приятно ныли и руки, и ноги, попахивал дымком и смородиновым листом чай, вернее, кипяток настоянный на травах из неухоженного за несколько месяцев запустения, сада.
В нем властвовали раскидистые яблони, колючий крыжовник и чубушник..... Кусты пионов и чайных роз еще не распускались и чуть привяли.
Павел, по хозяйски, надел перчатки и открыл кран большого бака, что стоял в конце сада, бросив шланг в клумбу.
- Останемся здесь на лето? - Подмигнул он Ирэне. - Завтра я подстригу траву.
Она едва успела пожать плечами. Но знала, что внутренне - согласна и рада предложению мужа. Хотела было кивнуть и обнять Павла.
Но тут их внимание отвлек настойчивый стук в калитку.
В надвигающихся летних сумерках был еще вполне различим худощавый силуэт монашенки в светлом апостольнике, что чуть - чуть смутило Ирэну, но она открыла калитку, жестом пригласила гостью войти в сад.
-Вечер добрый, - тотчас оживленно защебетала помощница настоятельницы, как это поняла Ирэна, по одежде и большому кресту из агата на платье гостьи.
- Я от матушки Феодоры. Ксения Николаевна икону писать окончила? Она ведь обещала.....
- Ксения Николаевна умерла три месяца назад, а мы - только приехали - Ирэна развала руками и снова закашлялась нервно. Тотчас подошел Павел.
-Сестра, чего вам, на вечер глядя? Мы гостям рады вообще то, но уже поздно для визитов...
Монахиня, светлея апостольником и непривычно нарядным одеянием, крестилась, не переставая, истово, мелко:
- Простите, Христа ради, мы ведь не знали. Матушке скажу, панихиду отслужим... Ксения Николаевна часто у нас бывала, помогала храм украшать цветами, службы стояла. Икону мученицы Феодоры написать обещала... Сказала через три месяца за нею можно уже прийти, вот я и пришла. Что же случилось то? Ведь Ксения Николаевна вроде же не болела.
Несчастный случай. Она оступилась, упала, в себя не пришла. Черепно - мозговая травма . -твердо и сдержанно проговорил Павел, по прежнему, обнимая жену за плечи одной рукой, а другой - распахивая калитку настежь и словно приглашая гостью выйти.
Та поняла невысказанный жест и, оборвав неслышное почти что лепетание, проворно попятилась в калитку, кланяясь в пояс:
- Господи помилуй нас, грешных, Царствие небесное Ксении Николаевне.. Жаль, жаль то как.. И образ не дописала, ах, жаль! шептала "апостольница", идя прочь вдоль ограды, и все крестясь и бормоча молитвы, среди которых можно было разобрать еще и это:
-Хорошо, что деньги заплатить не успели - то... Немалая сумма, полста тысяч, как ни крути, для монастыря...
-Что она там про деньги бормотала? - вспомнил Павел уже вечером, помогая жене перестилать постель на ночь - ты не знаешь?
Ирэна повела плечом, встряхнула одеяло, поправила наволочку, тщательно разглаживая ее. В гостевой маленькой спальне было немного прохладно и она поежилась.
-Не знаю я ничего... Может быть, калорифер включить? Замерзнем тут.
Я обниму и согреешься - Ласково улыбнулся Павел, но подошел к стенному шкафу с антресолью, где хранился калорифер...
***
...Она вошла в сон как, в явь, чувствуя и осязая в нем все: звуки, запахи, цвета. Крестная Ксения была в нем жива и стояла у окна, с повязанными легкой косыночкой волосами, и тщательно размешивала, растирала краски на палитре, иногда бросая, меняя кисточку и пачкая пальцы. Она увлеченно писала что то, небольшое по объему. Похоже, икону.
На лице Ксении властно играло солнце, она прищуривалась и оглянувшись, светло улыбнулась Ирэне.
Да так, что улыбка эта властно затопила Ирэну, всю, и согрела ее, так, что она проснулась от жара и отбросила одеяло прочь. Она пыталась вспомнить, какой образ или житие какого именно святого рисовала крестная... Но в этом месте в памяти был мощный провал.
Навести порядок в четырех комнатах маленькой дачи было намного проще, чем в мастерской - мансарде крестной.
Картины, подрамники, холсты, сами рамы, мольберты, палитры и часть неоконченных заказов: акварелей, икон, пейзажей и карандашных портретов, разбирали и раскладывали по полкам деревянных стеллажей, пахнувших канифолью, лаками, скипидаром и акрилом, целую неделю, то смеясь, то чертыхаясь...
Часть из разобранного Павел аккуратно уложил в багажник "вольво" и отвез в художественный салон - магазинчик приятеля, где отдал на продажу, "чисто символически"...
- Вот и все наше наследство от тетушки! - развел руками и вздохнул Павел. протирая вечером в мансарде опустевшие стеллажи и составляя на них картины и свернутые холсты.
Иконы же, о которой говорила гостья монахиня,( Чем то напоминала она великую княгиню Елизавету Федоровну своим, почти светским, платьем и агатовым нательным крестом) так они и не нашли!
-Хотелось бы отдать.. Даже пусть и неоконченное.. Это же для монастыря - объясняла то ли самой себе, то ли Павлу ...
Ирэна, подавая за завтраком к столу оладьи с хрустящей корочкой и ревеневым вареньем, что нашла в подполе, на кухне.
- Вкусно - хрустел оладьями муж и и решительно кивал:
- Конечно, найти надо... Мы денег брать не станем, пусть бы душу поминали...
-Что ты, какие деньги! - отмахивалась Ирэна и спешила скорее домыть посуду, чтобы вернуться к разбору старых книг, открыток и фото из коллекции Ксении Николаевны.
***
Павел все дни проводил в саду, и в хлопотах по домашнему хозяйству: менял бочку для душа, следил за уровнем воды в баке, рубил в щепу поленья для небольшого камина.
Вечерами он дремал в шезлонге. под раскидистой яблоней, за автомобильным журналом или - роняя из ладони мобильный телефон. Тот соскальзывал в траву, обидно жужжал, сверкал пару минут, и затихал так надолго, что Ирэна с трудом его отыскивала.
У них с мужем будто бы началась интересная и спокойная дачная жизнь, отдельная друг от друга. Ирэна властно овладела домом: обвязывала крючком края старых портьер, чинила полотенца и скатерти, мыла до блеска в глицерине костяной фарфор из старой горки, перетряхивала покрывала и подушки на диванах и в креслах.
Мебель была уютная, светлая, из орехового дерева, и как то обволакивала тебя. Поневоле хотелось присесть, расслабиться, подумать, полистать какой нибудь альбом с репродукциями и старыми фотографиями Парижа, Флоренции, Вены. У тетушки были и такие, как художник с выставками и именем, она много где на свете бывала.
Во Флоренции, и вовсе, провела она около года, вскружив голову какому то итальянскому граверу и графику.
На память о романе тетушке осталась серия портретов на одну грифельную линию и взмах, и грусть в глазах Ксении Николаевны.. О причинах грусти никто не доискивался, хотя у каждого в семье были свои представления о такте.
Икона святой Феодоры все таки нашлась на дальней полке, завернутая в простую, светлую ткань, похожую на старую штору, и едва Ирэна ее развернула, как лицо ее обожгли глаза императрицы: темные провалы, омуты - озера, обжигающие уголья!
***
В одной руке императрица - святая зажала двумя пальцами державную сферу, другой - ласкала голубя, а еще один сидел у нее на плече. У ног властительницы Рима лежал, как домашний котенок, лев, лениво разинувший пасть.
Хитон императрицы был написан необычно, броско и влекуще: багряно - вишневый, как густая кровь, он завораживал глаз и согревал душу. И внутри от него будто что то пламенело и стыло .
- Но ведь по канонам Феодору надо писать в золотисто зеленом? - чуть растерявшись, обвороженно прошептала Ирэна, вопросительно глядя на мужа, И вдруг прижала недописанный образ к груди:
- Жаль отдавать. Красота.
- Чего ты?! - Удивленно крякнул Павел - Это весчь не про нашу честь - он нарочито смешно произнес одно из слов, пытаясь сбавить высоту настроя Ирэны. - Ей только в храме и висеть.
***
...На следующий день Ирэна пошла в поселковый храм, простой, но с позолоченную луковкой - главою и резным иконостасом... Храм при монастыре славился своим хором, певчими. И сейчас, перед службой, монашенки тихо суетились: шелестели одеждами и нотами, почти беззвучно о чем то переговаривались между собою, кивали, качали головами.
Все они словно плыли по воздуху, ходили легко. Ирэна обратила внимание, что в резном иконостасе все иконы были "новодельными", нарочито простыми - из светлых красок, не было богатства позолоты, рисунка, самой перспективы в нем.
На ее смущенный вопрос, как найти матушку Феодору, одна из послушниц - певчих неслышно спустилась с клироса и, светясь полнозубой улыбкой и разными глазами, одним - карим, а другим - зеленым, словно ягода крыжовника, молча взяла ее за руку и повела в боковой придел.
Оттуда, по прохладному коридору - галерее, они прошли к ступеням лестницы, спустились вниз и очутились в прохладе комнаты, похожей одновременно на кладовую, кабинет и молельню.
Густобровая, невысокая женщина в тонких очках в золотой оправе поднялась им навстречу с молитвенной скамеечки:
- Татьяна, ты чего же не стучишь? - недовольно пробормотала она сочным, красивым голосом, вибрации которого тотчас тонко ударили по нервам Ирэны - С тобой кто, просительница?
- Матушка, это от Ксении Николаевны .. Икону принесли - тихо прошелестела "проводительница" Ирэны и тотчас растворилась за дверью.
Маркиза Луиза Казатти в роли императрицы Феодоры на костюмированном представлении.
Настоятельница взмахнула рукой в широком крестном знамении и поклонилась Ирэне в
За неторопливым повествованием кроется истина о том, что каждый человек имеет своё предназначение и что счастье не обязательно должно быть ярким, ведь ощущение счастья не для публики, а для собственной души.