Та протянула прижатый к груди сверток в грубоватом холстике - полотенце.
- Крестная не окончила, но мы бы с мужем хотели .. В поминовение души.
- Спаси Христос тебя, милая, и царствие небесное Ксении Николаевне. - Матушка Феодора осторожна разворачивала холст на столе .. И вдруг - словно отпрянула, замерла.
- Нет. нет, не годится так то... - задумчиво прошептала настоятельница, Щеки ее порозовели, а кончик носа побелел, и она подняла глаза на Ирэну, уперевшись руками в стол.
- Не можем мы это взять, милая, Икона не по канону написана. Освятить могу, молитву прочесть, а в иконостас поместить - нет.
-Почему?! - ошеломленно пробормотала Ирэна.
-Нарушу этим каноны церковные, устав.
-Я не понимаю! Чем? - Ирина сокрушенно пожала плечами. - Крестная над ней последние дни работала. Старалась.
-Знаю - настоятельница останавливающим жестом подняла руку. - Сожалею и понимаю все, но взять - не могу.
- Ксения Николаевна большой души человек была, но икону писала она все же, как артист и художник, а не как воцерковленное чадо. - Пойдем, милая, в купельню, я тебе образ освящу, и дома ты перед нею молиться сможешь, дома - допустимо. А прихожане мои и чада монастырские такую Феодору видеть не должны, с такими очами то! -Настоятельница развела широко руками и прижала их к груди.
-Вы о чем? - опять непонимающе подняла плечи Ирэна.
-Ты о жизни Феодоры - императрицы знаешь хоть что то?
Ирэна кивнула:
-Так, немного. Была цирковой артисткой, содержала семью, потом стала куртизанкой будто бы и любовницей императора...
- Вот - вот. Здесь у нее глаза такие, как до прославления, словно у львицы властной. Сожгут, если долго смотреть будешь... Святым таких глаз иметь не должно, они кроткими должны быть.
- Но многие же святые были фанатиками веры, не кроткими вовсе! - осторожно возразила Ирэна. Хотя бы тот же Себастиан. Его боялись еретики.
- Себастиан - святой католический, не путай, милая, - вздохнула коротко матушка Феодора, перекрестилась, и решительно запеленала икону в холст. - У них свои каноны, по которым образы пишутся.
Передав Ирэне ее неудавшийся дар, она легко двинулась к двери и распахнула ее.
- Идем, образ освящу, пока служба еще не началась, времени у меня немного.
Ирэна кивнула, и наклонила голову в низеньких дверях, боясь задеть притолоку.
Фотопортрет Л Казатти.
- И все же, не понимаю. почему она не взяла?! - говорила вечером Ирэна, стоя посреди столовой и наблюдая за тем, как Павел пристраивает работу Ксении Николаевны, уже в багетной раме, на стене, на гибком шнуре, выбирая правильное расстояние от центра стены и дверного косяка.
Карминовый хитон императрицы и золотой убор - тиара на голове влажно поблескивали в глазке энергосберегающего плафона. Ирэна прищурилась:
- Нет, не так, Паша! Чуть правее. Вот, еще.
- Ну и пусть не взяла. Ты посмотри только, красота какая! - Павел легонько поправил раму, она чуть качнулась и избрала почти тотчас настоящую "точку стояния", как будто и висела всегда здесь: в маленьком уютном углу, над овальным столиком с цветочной вазой - кашпо. В вазе вольготно расположился папоротник - спорыш.
Ирэна пересадила его, наугад, из темного угла сада, тоненькую веточку, и за неделю он так разросся, что удивлял своими резными листьями и живописно оживлял угол.
Да так, что это казалось даже нарочитым: зелень, темная полировка стола, солнечные пятна на обоях в каштановый лист.
И, правда, в доме Ксении Николаевны не было случайных вещей.
-Ее проблема, что не взяла! - Вновь утвердительно пробасил Павел. - Нас теперь красота хранить будет. Ты что, против?
Ирэна не знала, что ответить. Она просто пожала плачами.
Это был ее обычный жест в минуты растерянности.
Икону осторожно поместили в широкую багетную раму, с узором по краю, из дубовых листьев, с бронзовыми накладками по углам, и она тотчас же вобрала в себя простенок столовой и осветила красками всю комнату и даже, как мгновенно показалось Ирэне, арку, ведущую в холл и на лестницу, вниз, на первый этаж.
Она и не пыталась молиться перед картиной, не могла найти, как ей казалось, подходящих слов, да и о чем было ей просить: крестную не вернуть, а остальное все у нее было: дом, муж, красивая и неспешная работа, покой.
Все, кроме малыша.
- Но как же можно просить ребенка? Это что, кукла? - вздыхала Ирэна, прикусывала губу, и, поведя плечом, осторожно протирала тонкий лик Феодоры и ее рубиновую тогу - хитон мягкою ветошью. А потом прижимала ветошь к лицу. Она, невесомо пахла духами, лавровым маслом и пихтой.
Сладко и тихо стучало сердце, сжимало горло. Хотелось плакать, не тоскливо, но - светло. Вспоминались рассказы крестной, о ее поездке на Кипр, и о посещении одного из разрушенных монастырей. Крестная, как то необычно рассказывала: ее голос звучал приглушенно, но ясно.
Она говорила, что ей пришла в голову разуться перед входом в полуразрушенный монастырь, где жили ласточки и ящерицы, да несколько монахов насельников, и она не испугалась и зарослей густого шиповника и лопуха, что царили перед входом.
Осторожно ступив босой ногой на каменный пол, она будто бы окунула ступню в холодную воду, а вот стены, до которых едва дотронулась, обожгли жаром, теплом,
От неожиданности дух захватило у нее, и она широко и истово перекрестилась. “Как будто я в небеса шагнула!” - вдохновенно призналась тогда Ксения Николаевна, и признание это несказанно поразило Ирэну. Она отнеслась к нему недоверчиво, но крестная никогда не навязывала ей ничего, а веры - тем более.
Зная, что отсутствие детей сильно тревожило Ирэну и Павла, которые, по уверениям врачей, были абсолютно здоровы, Ксения Николаевна сумела осторожно настроить молодую пару на спокойное ожидание и благодарное принятие ситуации такою, какая она была.
- Голубка, что ж ты будешь себя таблетками травить или Павлика? И небеса гневить? Ты ведь здорова. Будь спокойна, не торопись. Господь, может быть, дает тебе время осознать себя, понять, что для тебя любовь и семья - не пустой звук.....
Ирина не спорила, но временами тихая тоска всё же одолевала ее.
***
Так было и в тот день. Ирэна хлопотала по хозяйству и не сразу услышала стук в калитку, выбежав отворять, и вытирая руки о передник все удивлялась про себя: хрупкий на вид, худенький мальчишка, лет одиннадцати - десяти, со светлыми волосами и веснушками на носу крепко держал увесистую корзину с баночками молока, творога, сметаны и коробком яиц.
- Здравствуйте! Вы племянница Ксении Николаевны? - немного картавя проговорил он, уверенным мальчишеским тенорком.
-Я - смешалась, краснея, Ирина, -А ты?
- Я - Павлик, внук бабушки Марины Ледневой. Она Вас к себе зовет. Пойдемте, я провожу. А корзина - гостинец Вам. Ксения Николаевна у нас всегда молоко брала от нашей козы, творог, еще сыр. Может, и вы будете брать?
Ирэна растерялась, как то неуверенно улыбнулась.
-А чего? - Мальчик поставил корзину на крыльцо, протянул Ирэне руку и, не дав ей одуматься, уверенно увлек за собой - Не стесняйтесь, у нас вкусно и недорого. Идемте, бабушка Марина ждет.
Бабушка Марина, хозяйка большого и уютного дома в шесть окон, с верандой и черепичной крышею, почти на окраине поселка, оказалось высокой, худощавой женщиной в красном платье и белом, расшитом красною нитью, переднике, похожем на фартук гимназистки.
Она протянула Ирэне сухую, горячую ладонь, пахнущую лавровым листом и мятой.
- Так вот ты какая - Ксенина крестница! Красавица - тихоня. - она зорко оглядела молодую женщину с голов до ног. -Проходи в дом, да не морщись - я вешенки солю.
Укладывая ловко грибы в керамический бочонок, что стоял перед нею на резном табурете, она махнула головой в сторону длиной лаковой скамеечки темного дерева, у окна
- Садись, поговорим. Павлуша, ты бы к колодцу сбегал, да принес мне еще воды ключевой. - Она посмотрела на внука и подмигнула ему.
Павлик фыркнул, со смешком:
-Опять твои секреты! Да я не слушал бы, и так уж все знаю, - и выбежав из кухни, зазвенел ведром, споро, весело.
Ирэна улыбнулась ему вослед.
- Хороший он у вас. Спокойный, серьезный.
- Да уж, другой бы фыркнул, ярился, а этот - ничего... И все у него ловко, да тихо.... Не зря его Ксения к тебе в сыновья прочила.
Ирэна оторопело уставилась на собеседницу.
-Как, что вы сказали?! Простите, не поняла я! -ошеломленно пролепетала она
-Да никак. Что тут понимать?! Рак у меня, женский, три химии прошла, неоперабельный, последняя стадия. Немного мне уж осталось, полгода где то.. Ну, мы с Ксенией и договорились, что она Павлика потом к себе то и возьмет, как я...
- Ну, что ты смотришь на меня, словно уже святую узрела? Что, по твоему, лучше будет, если полного сироту в детдом отдать? Вот завтра пойдем в администрацию, к Семену Петровичу, я при нем на тебя опекунство над Павликом и передам. Мы было договорились на Ксеничку, да она так некстати ушла.. Так нелепо погибла.
Тут Марина Васильевна внезапно резко умолкла, достала из кармана передника таблетку, кинула в рот, потом еще одну, морщась от боли..
-Вам воды? - Вскинулась легко со скамьи Ирэна, словно на пружине, но собеседница её махнула рукой и вышла из комнаты, ловя пальцами косяк.
.. Иринушка, ты вот лучше приходи завтра к десяти, документы приготовь, свой паспорт.Ждать буду - прохрипела она, скрываясь в комнате. А Ирэна прочно осела на скамью, схватившись за голову.
****
Марину Васильевну Ледневу, заслуженную учительницу математики, хоронили всем поселком, три недели спустя. А после поминок, в ее чисто прибранном соседками и учениками доме, запирали на болты ставни и заколачивали двери два Павла - большой и маленький, молча, сосредоточенно, без лишних слов.
Часа два спустя Ирэна с мужем не спеша поехали к дому крестной на машине, загрузив багажник до верху вещами и одеждой младшего Павла. А он сам повел до дому новых родных упиравшуюся и блеющую от страха, козочку Асю, пушистую, с черными боками и белым лбом.
- Не упрямься ты, балда! - тихо уговаривал он козу, заводя ее в новый сарайчик, сооруженный в огороде, за домом. - молоко пропадет. - Тебе понравится дом, сено свежее..
***
Ему и самому, похоже, нравился его новый дом, хотя никаких восторгов внешне он не выказывал.
Просто ходил и все рассматривал - долгим, недетским, серьезным взглядом. Комнату свою привел в идеальный порядок, ему нравилось, что она в мансарде, на втором этаже, рядом с мастерской Ксении. Покатый потолок комнаты, чуть скошенный, и окно прямо в чернеющее июньское небо, привело его в полный восторг:
- Ух ты, здорово! Как в каюте, на корабле.. Я даже не думал, что на чердаках так красиво бывает!
Императрица Феодора со свитой. Мозаика в базилике церкви Сан - Витале. Италия.
А перед иконой Федоры Павлик и вовсе - ошеломленно замер, как вкопанный:
- Значит, правду бабушка
За неторопливым повествованием кроется истина о том, что каждый человек имеет своё предназначение и что счастье не обязательно должно быть ярким, ведь ощущение счастья не для публики, а для собственной души.