Одиллия сидела в своей гримёрной, утопающей в цветах, и с нежной улыбкой вспоминала своё, только что завершившиеся прощальное выступление, которое прошло с триумфом. Она была безмерно счастлива. Её образы Одетты / Одиллии были идеальны, безупречны, настоящей вершиной совершенства. То, о чём она мечтала долгие годы, наконец сбылось!
Получив умение превращаться в птицу и проведя несколько недель в теле пернатой красавицы, Одиль обрела необходимые ей знания. Но одного этого, как поняла Прима, было мало. Надо было её новые познания, во всей красе, показать в танце. Её репетиции в замке герцога Армандо Ферреро проходили под руководством лучших мировых балетмейстеров и хореографов, которых призвал Ферреро. Когда балерина спросила хозяина замка, какую сумму она должна заплатить за их услуги, Армандо, сделав удивлённый вид, рассмеялся и сказал, что не понимает, о чём она говорит.
==
Раздался торопливый стук в дверь. Вбежал взволнованный, бледный как мел, директор Театра и упав на стул, в отчаянии воскликнул:
— Одиль! Прима! Умоляю! Спасите мою несчастную шею от петли! Его Величество, а также самые влиятельные придворные и иностранные послы, задержались после представления и настоятельно просят вас выступить «на Бис» перед ними в последний раз. Затем все отправятся на торжественный ужин, в вашу честь, во дворце. Как понимаете, отказ невозможен!
— Хорошо, только я должна переодеться и подправить грим, - улыбаясь произнесла Одиль, вежливо выпроваживая директора за дверь. Когда она закрыла дверь и обернулась, то вскрикнула и подпрыгнула от неожиданности. На середине комнаты стоял Армандо Ферреро, держа в руках несколько больших коробок. Балерина положила руку на грудь, притворно изображая сердечный приступ.
— Милорд! Вы рискуете овдоветь! - рассмеялась она.
— Миледи! Как жене волшебника, вам гарантировано идеальное здоровье на многие тысячи лет. И, разумеется, вечная молодость, - ловко выкрутился чародей. — А в качестве извинения, примите в подарок эту балетную пачку, моя дорогая.
Он сделал паузу, внимательно глядя на неё, и добавил с лёгкой улыбкой:
— Позвольте мне, помочь вам надеть её. Ведь надо спешить, нельзя заставлять ждать самого Короля, - произнёс он тихим, вкрадчивым голосом, словно каждое его слово было заклинанием, способным околдовать балерину.
Когда Одиллия завершила нанесение грима и облачилась в новый наряд, герцог опустился на колени, чтобы бережно надеть на её ноги пуанты. Они были уже хорошо разношены и идеально подошли к изящным ступням балерины.
— Я наложил на них заклятия, - произнёс он, лаская и целуя её ноги. — Теперь вы будете танцевать без падений и травм, а ваши ножки не будут знать усталости.
Одиллия поднялась, подошла к большому зеркалу, расположенному в хорошо освещённой части комнаты, и застыла от изумления. Её новая пачка, чёрная, как сама ночь, была изготовлена из самых роскошных и дорогих материалов и отделана чёрными лебедиными пухом и перьями. На многослойной юбке красовалась изумительная вышивка серебряными нитями, а корсаж был украшен сверкающими самоцветами, которые переливались при каждом её движении.
— Богиня! - произнёс Ферреро с восхищением. Затем он медленно повернул балерину лицом к себе и торжественно возложил на её голову великолепную тиару с большими бриллиантами - корону герцогини. Магическая корона тут же вплелась в волосы, исключая возможность упасть с головы или потеряться.
Глаза Одиллии блестели от счастья и восторга. Она почувствовала, как её сердце наполняется гордостью. Она была готова покорить мир, как истинная звезда балета!
— Все ваши личные вещи и ценности уже доставлены в ваши новые покои. Всё готово к торжественной встрече хозяйки замка, - сообщил он, обнимая Одиль за талию.
— Ваша светлость, мне не даёт покоя один вопрос, - опустив взгляд произнесла Прима.
— Почему я не покупал ваши «ночи любви», как другие? Ну, во-первых, я не «другие». Во-вторых, тогда в ваших глазах я испортил бы свою репутацию навсегда. Не исключено, что вы бы возненавидели меня. А в-третьих, согласитесь, я всё-таки купил вас. И не на несколько ночей, а на всю жизнь! - с улыбкой ответил Армандо.
В голове у Одиль зародилась мысль. Невероятная, абсурдная, но она решила озвучить её. Прима подняла свои руки, обвила ими шею Ферреро и, заглянув ему в глаза, спросила ласковым, медовым голосом:
— Муж мой, признавайтесь. Когда вы задумали прибрать меня к своим рукам?
— Вы не поверите. Двадцать лет назад, - смущаясь ответил он.
— А моё «ледяное сердце», когда дело касается других мужчин? Ваша магия? - продолжила допрос герцогиня, вкрадчивым, тихим голосом. От этого голоса ему стало «не по себе», и даже немного страшно.
— Нуу…, как бы это сказать…, вы же должны меня понимать…, - только и смог произнести маг.
— Какой коварный, целеустремлённый и терпеливый чародей. И как всё великолепно рассчитал. Я в восхищении! - задорно рассмеялась Одиллия.
— Моя драгоценная, Вы так мало обо мне знаете, - с нежностью ответил Армандо. Обнимая балерину, он безумно «хотел» её. Прямо здесь, не раздевая, среди этих бесчисленных цветов. И он чувствовал, видел по её глазам, что она будет очень даже согласна на это безумство.
— Милорд, мне надо спешить. Нельзя заставлять ждать самого Короля. Вы же не хотите сорвать моё выступление, помяв этот чудесный наряд и размазав, с таким трудом наложенный грим. Тем более, что у нас впереди целая вечность, - улыбаясь, дразнила его Прима, напомнив его же слова.
Герцог, сделав усилие над собой, глубоко вздохнул, нежно и медленно убрал руки с талии своей жены. Затем, взял её руки в свои, расцеловал их и … исчез.
Когда Одиль появилась на сцене, все присутствующие в зрительном зале, включая самого Короля, встали со своих мест. Она долго исполняла поклоны, позволяя восторженным аплодисментам постепенно утихнуть. Наконец, зазвучала музыка, и Прима начала творить волшебство танца. Она танцевала так, как никогда прежде, и даже сама Терпсихора, Богиня танца, умерла бы от зависти! Балерина исполняла свои самые лучшие партии, и теперь именно она указывала симфоническому оркестру, что играть. В присутствии Короля, музыканты старались изо всех сил, демонстрируя всё своё мастерство, достойное выступления Первой Примадонны. Зал наполнялся непрерывными аплодисментами и восторженными возгласами «Браво!». На сцену один за другим опускались роскошные букеты цветов, символизируя восхищение и признание публики.
Через некоторое время, со своего места поднялся Его Величество. Другие присутствующие в зале тут же вскочили со своих мест.
— Божественная Одиллия! Примите мою искреннюю благодарность! Я знаю, кое-кто с нетерпением ожидает вас в другом месте. Тот, с кем мне не хочется портить отношения, тем более ссориться. Я понимаю, как вы устали и прошу простить мой эгоизм. Пожалуйста, если это не составит для вас труда, исполните для всех нас, свой заключительный, финальный танец. И последнее, герцогиня, я с нетерпением буду ждать нашей с вами встречи, во время Зимних балов, в моём дворце,- искренне произнёс он.
Одиллия ненадолго задумалась, а затем начала исполнять «Умирающего лебедя». Как только зазвучала нежная и трогательная музыка Сен-Санса, зрители в зале, даже сам Король, замерли, стоя, в ожидании, не в силах отвести взгляд от сцены.
Первые звуки были подобны тихому шёпоту волн, окутывающим Приму, а затем, пробуждённые мелодией, движения балерины стали лёгкими и воздушными, как у самого лебедя. Каждый шаг, каждый поворот её тела были пронизаны глубокой эмоциональной силой, рассказывающей трогательную историю о любви, нежности и, в конечном счёте, утрате.
Каждое её движение отражало невидимую душевную борьбу. Плавно вращаясь, она передавала ощущение лёгкости, но в то же время в каждом повороте ощущалась тяжесть утраты. Зрители погружались в её историю, словно сами становились свидетелями этих глубоких чувств. Одиль изображала чистоту и красоту умирающего лебедя, её движения были изящны и полны тоски. Она мастерски передавала атмосферу невозвратимой любви и горечи потери, оставляя в сердцах зрителей неизгладимый след.
В свете софитов переливалась её пачка, но истинным чудом была сама балерина - с её чарующими, словно колдовскими движениями. Одиллия не танцевала - она жила каждой нотой, каждым аккордом. В каждом шаге, в каждом повороте сплетались воедино страсть и печаль, боль и триумф, создавая неповторимую симфонию чувств.
Присутствующие в зале, завороженные этой неземной красотой, потеряли счёт времени, не отрывая глаз от грациозных взмахов рук, от каждого изящного па, будто стремящегося к самым звёздам. Балерина скользила по сцене, превращая танец в волшебство, а волшебство в осязаемую реальность. Казалось, она вот-вот растворится в воздухе, но вместо этого плавными, почти невесомыми движениями вновь и вновь возрождалась, словно сама природа дарила ей вдохновение и силу. Её танец был подобен дыханию ветра, прикосновению первых лучей рассвета, становясь воплощением совершенства и красоты, за гранью человеческого понимания.
==
В заключительные мгновения танца, когда воздух в зале уже звенел от предвкушения бурных оваций, случилось нечто невероятное, настоящее чудо. Одиллия медленно подняла руки над головой, и в этот момент её облик начал неуловимо меняться.
[left]Зрители затаили дыхание, охваченные священным трепетом. Прямо у них на глазах, чёрные перья на её пачке заискрились и затрепетали,