Глава 7. Всё правильно

   Субботний молчаливый вечер. Я сидела на кухне, обхватив ладонями тёплую чашку чая. За окном медленно клонилось к горизонту солнце, окрашивая небо в лиловые и оранжевые тона. Мама возилась у плиты, помешивая что‑то в кастрюле, и вдруг, не оборачиваясь, спросила:
— Почему ты все время одна? — её голос звучал спокойно, но в нём угадывалась знакомая нотка тревоги. — Может, найти твоего Матвеева?
Я замерла, ложка звякнула о край чашки. Матвеев… Это имя до сих пор отзывалось в сердце лёгкой болью. Я медленно допила чай, чувствуя, как горячий напиток согревает изнутри, но не может согреть то, что давно остыло.
— Мама, — начала я, подбирая слова, — я сама отказалась от него. От настоящей любви. Поэтому я одна.
Она наконец обернулась, оперлась на столешницу и внимательно посмотрела на меня.
— Знаешь, — тихо сказала она, — иногда я думаю, что мы все… пропускаем своё счастье. Проходим мимо, сами того не замечая.
    Я промолчала. В голове крутились воспоминания: наша прогулка с Ваней по летнему парку, его улыбка, разговоры до рассвета. Всё это осталось в прошлом — в том прошлом, которое я сама закрыла на замок.
В этот момент мой взгляд упал на часы. Было уже поздновато, но я вдруг почувствовала острое желание выйти из дома, разорвать этот замкнутый круг мыслей.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала я, вставая. — У Лены и Валерки сегодня день рождения их дочки. Годик.
Мама кивнула, но в её взгляде я уловила лёгкое недоумение.
— Ты же говорила, что не хочешь идти, — осторожно заметила она.
Я натянуто улыбнулась:
— Передумала. Наверное, просто нужно сменить обстановку.
На самом деле причина моей внезапной решимости была в том, что Лена с Сергеем давно хотели познакомить меня с Андреем. Андрей… Он учился в нашей школе, на два года старше. Я помнила его смутно: высокий, с задумчивым взглядом.
    Выходя из двери, я обернулась. Мама стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела мне вслед.
Вечерний воздух был свежим и бодрящим. Я шла по улице, засунув руки в карманы, потому что опять забыла перчатки.
    Я подошла к дому Лены и Валерки, когда на улице уже зажглись фонари. В окнах их квартиры мерцал тёплый свет, а сквозь занавески угадывались силуэты гостей. В руках я держала аккуратно упакованную коробку с нарядным розовым платьицем для Машеньки и большого плюшевого медведя с блестящими глазками‑пуговками.
Дверь распахнулась ещё до того, как я подняла руку к звонку. На пороге стояла раскрасневшаяся от суеты Лена с годовалой Машенькой на руках.
— Ой, ты пришла! — воскликнула она, обнимая меня одной рукой. — Мы так рады!
Машенька потянулась к коробке, её любопытные пальчики тут же ухватили атласную ленту. Я рассмеялась и протянула подарок:
— Это тебе, маленькая принцесса.
Пока Лена разворачивала упаковку, я прошла в гостиную. Комната была украшена разноцветными шариками и бумажными гирляндами. За большим столом уже сидели несколько пар, оживлённо переговариваясь и смеясь. Аромат пирогов и свежих фруктов наполнял пространство, создавая по‑настоящему праздничное настроение.
Не прошло и пяти минут, как Машеньку уже обрядили в новое розовое платьице. Кружевные оборки и крошечные бантики сделали её похожей на куколку. Её усадили во главе стола на специальный детский стульчик, и она с важным видом разглядывала гостей, периодически пытаясь ухватить то шарик, то край скатерти.
Я наблюдала за этой картиной, и на душе становилось теплее. Кто‑то включил негромкую музыку, дети затеяли игру в прятки между комнатами, а взрослые то и дело поднимали бокалы с соком и вином, поздравляя родителей с первым днём рождения дочери.
В какой‑то момент я поймала взгляд Андрея — он стоял у окна, слегка отстранившись от общей суеты. Наши глаза встретились, и он дружелюбно улыбнулся, кивнув в мою сторону. Я ответила лёгкой улыбкой, но тут же отвернулась, сделав вид, что увлечена разглядыванием фотографий на стене.
Разговор завязался неожиданно. Я как раз помогала Лене убирать со стола лишние тарелки, когда подошёл Андрей.
— Знаешь, — сказал он с лёгкой улыбкой, — а мы ведь с тобой в одной конторе работаем. В «ТехноСофте». Я в отделе разработки, третий этаж.
— А я на втором, бухгалтером по зарплате.
— О, так ты тот самый человек, от которого зависит наш ежемесячный праздник! — с улыбкой пошутил он. — Теперь понятно, почему я никогда не видел тебя в офисе — ты, наверное, сидишь в секретной комнате с таблицами и цифрами.
Я рассмеялась:
— Почти. Только вместо секретной комнаты — обычный кабинет с монитором и горами документов. А ты, значит, программист? И как, не устаёшь от кода?
— Бывает, — признался он. — Но зато есть отдушина: зимой я почти каждую субботу на горнолыжке. Это как перезагрузка: свежий воздух, скорость, красота вокруг…
В его глазах загорелся огонек, и он начал рассказывать о склонах, о том, как учится новым трюкам, о компании друзей‑горнолыжников. Его энтузиазм был заразителен.
— Таня, — вдруг сказал он, чуть помедлив, — если хочешь, могу показать основы. У меня как раз на следующей неделе свободный день. У нас хороший комплекс с учебными трассами — там спокойно, но красиво.
Предложение прозвучало неожиданно. Я никогда не стояла на горных лыжах. Но в этот момент что‑то внутри подтолкнуло ответить:
— А… Давай попробуем. Только предупреждаю: я полный ноль.
Андрей радостно улыбнулся:
— Это даже лучше! Ноль — это чистый лист. А я постараюсь быть терпеливым инструктором. Главное — не бояться упасть. Это часть процесса.
После праздника Андрей предложил проводить меня до дома. Мы вышли на тихую вечернюю улицу, где фонари отбрасывали тёплые круги света на тротуар. Шли не спеша, продолжая разговор — теперь уже не о работе и не о лыжах, а о мелочах: о любимых книгах, о детстве, о забавных случаях из школьной жизни.
Я замечала, как легко с ним говорить — без напряжения, без необходимости подбирать слова. Он умел слушать, время от времени вставляя уместные комментарии или шутки, от которых на душе становилось светлее.
У подъезда он на мгновение замешкался, словно решая, что сказать на прощание.
— Спасибо за вечер, — наконец произнёс он. — Было… по‑настоящему приятно.
— И тебе спасибо, — улыбнулась я. — За компанию и за предложение с лыжами.
— Значит, в субботу жду тебя, — кивнул он. 

Он ещё постоял немного, потом кивнул, прощаясь, и пошёл обратно по улице. Я смотрела, как его фигура растворяется в свете фонарей, и чувствовала непривычное волнение — то самое, которое бывает перед чем‑то новым, неизведанным, но обещающим что‑то хорошее.
С той встречи Андрей стал провожать меня каждый раз, когда мы виделись. То случайно пересекались у офиса, то договаривались погулять после работы. Наши прогулки становились всё длиннее: мы заходили в маленькое кафе у парка, бродили по тихим аллеям, говорили обо всём на свете.
С каждым выходом в компанию друзей Андрея я всё сильнее ощущала заряд энергии и радости. Эти люди жили ярко: их разговоры пестрели историями о покорённых вершинах, неожиданных ночёвках в горах, смешных и опасных случаях на склонах. Они умели смеяться над собой, поддерживали друг друга и встречали новичков с искренним теплом.
Я быстро влилась в этот круг. Меня учили правильно стоять на лыжах, объясняли тонкости горного снаряжения, делились рецептами походных блюд. В их обществе я впервые за долгие годы почувствовала себя… живой. Будто кто‑то включил внутри меня свет, который давно пылился под слоем рутины.
Но среди этого буйства жизни Андрей порой словно выпадал из общего ритма. Когда все смеялись, он улыбался — но как‑то отстранённо. Когда обсуждали планы на следующий поход, слушал внимательно, но не предлагал своих идей. Он был рядом, но будто где‑то ещё.
Особенно ярко это проявилось в тот день на склоне. Мы остановились передохнуть, наслаждаясь видом заснеженных вершин, когда к нам подъехал лыжник. Высокий, подтянутый, с сияющей улыбкой.
— Андрей! — громко окликнул он, подъезжая ближе. — Какими судьбами? Представь-ка свою очаровательную спутницу!
Я заметила, как мгновенно изменилось лицо Андрея. Лёгкая морщинка прорезала переносицу, плечи напряглись, а улыбка стала натянутой, неестественной.
— Здравствуйте, Пётр Иванович, — произнёс он сдержанно, избегая прямого взгляда. — Это… это Таня.
Пётр Иванович тепло поздоровался со мной, рассказывал, как рад видеть Андрея, предлагал вместе прокатиться. Но тот лишь коротко отвечал, явно желая поскорее закончить разговор.
Когда лыжник, наконец, отъехал, я осторожно спросила:
— Ты с ним не очень ладишь?
— Всё в порядке, — отмахнулся Андрей.
Только спустя полгода я узнала правду. Оказалось, Пётр Иванович — его отец. Он ушёл из семьи, когда Андрею было двадцать, и женился во второй раз. Отец пытался поддерживать контакт с сыном, но Андрей так и не смог простить ему предательство. Теперь я понимала, почему в глазах Андрея порой мелькала тень, почему он замыкался при случайных встречах с отцом. И почему, несмотря на всю свою любовь к горам и приключениям, он никогда до конца не растворялся в этом мире — будто держал внутри себя невидимый барьер, защищающий от боли прошлого.
     Мы проводили вместе много времени: катались на лыжах, ходили в походы с его друзьями, сидели в уютных кафе, обсуждая всё на свете. Он открывался мне постепенно — рассказывал о детстве, мечтах, страхах. Я чувствовала, как растёт доверие между нами, как привыкаю к его манере говорить, к его улыбке, к тому, как он задумчиво теребит рукав, когда размышляет.
Но ни разу — ни случайно, ни намеренно — он не переступил черту дружеского контакта. Ни лёгкого объятия при встрече, ни мимолетного прикосновения к руке, ни даже намека на что‑то большее.
Сначала я не придавала этому значения. Может, он просто сдержанный? Или ждёт подходящего момента? Но со временем недоумение стало расти.
Однажды, возвращаясь с прогулки, я споткнулась на обледенелом тротуаре. Он мгновенно подхватил меня под локоть, удержал, но тут же отпустил, словно обжёгся.
— Всё в порядке? — спросил, глядя прямо в глаза. В его взгляде читалась тревога, но руки уже были опущены.
— Да, — ответила я, чувствуя странное разочарование. — Просто лёд…
Он кивнул, и мы пошли дальше. Я смотрела на его профиль, на лёгкий пар от дыхания в холодном воздухе и думала: что мешает ему сделать этот шаг? Страх? Неготовность? Или… что‑то ещё?
Иногда мне казалось, что он сам борется с собой. Что в нём живут два человека: один — тёплый, открытый, готовый быть рядом; другой — настороженный, держащий дистанцию, будто боится разрушить что‑то хрупкое. Я не знала, чего жду. Не знала, хочу ли первой нарушить это молчаливое