Ещё с вечера малолетки обежали станицу, заглядывая в каждую казачью хату:
– Идите на Круг вестей слухать. После утренней службы собирайтесь на майдане /1/.
Станичный атаман Чернецов с небольшим отрядом казаков вернулся из штаба Кубанского корпуса с новостями.
Ещё в начале марта 1788 года командующий войсками, сосредоточенными против Кавказа, генерал Текели, получил приказ главнокомандующего, о спешном открытии военных действий в направлении Суджук-кале и крепости Анапа, для отвлечения возможно большого количества турецких сил от Крыма. Поэтому в полки призывались казаки-охотники из станиц Черноморской кордонной линии.
На предстоящем казачьем собрании необходимо было решить два очень важных вопроса: отправка охотников в полк – на передовую и ещё большее укрепление станицы для отражения участившихся набегов неприятеля. Кроме того, должны были договориться об открытии школы, которая в действительности уже работала, но учительница – Пригорская Софья Даниловна жалованья не получала.
На предстоящем казачьем собрании необходимо было решить два очень важных вопроса: отправка охотников в полк – на передовую и ещё большее укрепление станицы для отражения участившихся набегов неприятеля. Кроме того, должны были договориться об открытии школы, которая в действительности уже работала, но учительница – Пригорская Софья Даниловна жалованья не получала.
– Именем Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, – начал атаман. Казаки вслед за ним истово перекрестились, – время ли Круг становить?
– Время, время, – подтвердило собрание.
– Все ли казаки здесь?
– Все пришли. А то как же, – раздались голоса.
– И дажеть малолетки с отцами и братьями.
– А почему батюшки нет? – шёпотом спросил один новоиспечённый казак стоявшего рядом Фрола.
– А мы решаем дела мирские, что ему тут делать? Видишь, и некоторых других станичников нет. Только казаки, – со знанием дела ответил тот.
– Шкандыбина нымае. Вин напывся, тай спыть, – выкрикнул Ерофей Брыль.
– Ну, пьяных мы и так не пускаем на Круг. Небольшая потеря. Главное, чтоб Лютиков был трезвый и записал всё, как надо.
Несмотря на вооружённые столкновения с турецкими наёмниками, в Закурганной продолжал селиться разный люд. Прибивались беглые, инородцы, оседали и разбойники, уставшие от скитаний по степи, приходили солдаты, получившие ранения и свободу, и не желавшие возвращаться в места их прежней неволи.
Население станицы увеличилось почти на полсотни человек, но из них годных к казачьей службе насчитывалось чуть больше десятка, некоторых из них и надобно принять в казаки, чтобы пополнить ряды гарнизона. Требуется расширить и границы селения. Всё это и многое другое изложил станичникам атаман.
На круге договорились продлить тын, докопать ров и досыпать вал, заключённый в двойной плетень, обследовать каждый аршин защитной стены. Из толстых жердей сделать оборонительные ворота со створками бойниц для ружей. Атаман велел каждый божий день проводить занятия по военной переподготовке казаков гарнизона, также усилить пикеты и проверить работу оповещения, провести ревизию запасов пороха, патронов и ядер для единственной пушки. Проголосовали и за новых казаков.
Охотников ехать в полк было много, но требовались только лучшие и молодые казаки.
Степан не изъявлял особого желания – только жизнь начала налаживаться, а тут бросай всё. И на месте, в станице, можно принести пользу.
Фрол возмутился:
– Ты что, Стенька, сравниваешь? Неужели не хочешь служить под началом Суворова? Проявить геройство?
Степан не ответил. Что говорить, когда у него мысли о другом.
Собрание постановило дать молодым казакам день сроку, чтобы они могли подумать, посоветоваться со старшими в семье и принять окончательное решение.
– Завтра в это же время всех охотников ждём в правлении, – подвёл итог этому вопросу атаман. – А таперя об учительше. Вы все желаете, чтоб дети ваши грамоте были обучены?
Майдан одобрительно загудел. За полгода, благодаря трудам и заботам Софьи, школа заняла в станице заметное место.
Училищного дома не было, и Пригорская занималась с детьми у себя дома. И хотя сама ждала уже второго ребёнка, находила время для каждого из двадцати своих учеников, которые её обожали. В школе преподавались чтение, письмо и арифметика. Если был свободен отец Кирилл, то он обучал детей закону Божьему.
– Школу будем содержать на обчественные средства, как в других местах.
– Что, совсем платить не будем? – обрадовались казаки.
– Зачем совсем? Казачьи дети будут обучаться, конечно, бесплатно, а прочие, предлагаю, по рублю в год за каждого дитяти. Или больше?
– Хватить. Откуда у людей больше-то.
– Сколько положим жалования учительше, как думаете?
– Не меньше десяти рублей в год, – предложил Сидор Шерстобитов, – как в других станицах, я знаю.
– Не богато ли, – возмутился старый Брыль, – попадья и так не бидуе.
Его поддержало несколько казаков:
– Большое дело – учить, не жизнью рисковать.
На них зашикали:
– Не жадуйте, а благодарите Софью Даниловну за грамоту.
– Вчёнее батькив диты стануть.
– А что скажеть казначей? По силам нам платить столько? – атаман посмотрел на Бычкова.
– Потянем. Чем мы хуже других?
– Объявляю: учительское жалованье – 10 рублей в год. Любо ль, молодцы?!
– Любо! Любо! – поддержало собрание атамана.
– Тута Спиридон спрашивал, можеть ли он научиться читать и писать, так вота, Софья Даниловна будеть обучать грамоте такжеть всех желающих взрослых казаков и казачек.
И хотя круг закончился под вечер, станичники долго не расходились и обсуждали новости и решения.
Степан в задумчивости отворил калитку во двор и замер на миг – так защемило сердце от увиденного. На плетне были развешаны вещи из казачьей справы, а Дарья сидела под навесом и расчёсывала бурку.
Ему стало совестно за свои недавние мысли. Как хорошо, что не успел ничего ей сказать: она б могла подумать, что он струсил.
При виде мужа Дари встала. У неё тоже разрывалось сердце, но, следуя многовековой традиции своего народа, как подобает жене воина, со спокойным выражением лица она посмотрела на него и тихо спросила:
– Когда в дорогу?
– Завтра скажут, – хриплым от волнения голосом проговорил Степан.
Да разве мог он обмануть ожидания любимой? Он обнял Дари, приподнял над землёй и крепко прижал к сердцу. Он готов был идти с этой драгоценной ношей хоть на край света. Как расстаться? Теперь, когда он счастлив, свободен? «Горлинка моя черноглазая», – стонала душа.
Фрола Катерина встретила загадочной улыбкой и горячими пирожками с капустой. Тёща, явно взволнованная, выскочила во двор и на пороге перехватила Терентия:
– Погоди, дай им поговорить, – полюбопытствовала, – что, Терёшечка, забирают нашего зятька на войну?
– Своей охотой идёт.
В доме пахло сдобой и травами.
– Что, что случилось, моя жёнушка? – Фрол не вытерпел и выдернул из груды пирожков, лежащих на блюде, самый румяный.
– Случилось!
Фрол окунулся в сияющие глаза Катерины.
– Неужели? – не донёс пирожок до рта.
– Да, да, да, Фролушка, я понесла!
Фрол онемел от радости.
Вошли родители.
– Собирать в дорогу тебя надо, Фрол, – проговорила Марта, жалостливо посмотрев на дочь.
– Как в дорогу? Когда? Далеко? – от неожиданной новости Катерина не удержалась на ногах и осела на скамью.
– На войну, – ответил Терентий
– На войну, – подтвердил ещё не пришедший в себя будущий отец.
– На войну, – эхом отозвалась побледневшая Катерина.
– Он казак, дочка, – тихо поговорил Терентий, Но его слова не успокоили, а наоборот, вызвали слёзы у ещё несколько минут назад счастливой Катерины.
Утром Фрол, незаметно прихватив лопату, отправился в своё тайное место.
А в это время Ерофею Брылю отец велел срочно скакать к Терентию за снадобьем для больной, выжившей из ума бабки. Мол, только травка ведуна успокаивает её. Казак уже подъезжал к дому Терентия, как заметил мелькнувшую в кустах фигуру Фрола. Спешившись и привязав коня к дереву, так, чтобы листва укрыла его от глаз, он осторожно проследовал за своим недругом. Фрол направлялся к кургану с каменной бабой. У Брыля пробежал по коже холодок, но не остановил его. Спрятавшись в кустарнике поблизости, Ерофей наблюдал за действиями Фрола. Он видел, как тот снял слой дёрна, выкопал чугун, как поддев ножом, снял с него крышку….
На утреннем солнце что-то сверкнуло. Золото? Камни?! Так вот почему он тогда, на ярмарке, не торговался, разбрасывался полушками. И белую папаху ему перебил!
«Ну, постой же, Фролка, я тебе за всё отомщу», – потёр руки от радости Ерофей.
Фрол выбрал серьги с камешками под цвет глаз Катерины и взял пригоршню золотых монет в дорогу. У него была мысль отнести сокровища домой, но что сказать жене, тестю? Как объяснить, откуда у него взялось это богатство – своего разбойного прошлого он стыдился.
Вздохнув, Фрол поставил чугун на место и прикопал, затем прикрыл дёрном и сухой травой.
Не дожидаясь, когда Фрол закончит свои действия, Брыль поспешил к коню.
На следующий день у правления собралось гораздо больше охотников, чем было нужно. Пришли и старики во главе с Фёдором Кобылой. Кто, как не он, да ещё Афанасий Бычков, лучше всех знают молодых казаков. Присутствовали и Николай Рильке, и Отец Кирилл. Оголять станицу не хотелось, но и посылать абы кого – позор. Так что отбор должен быть строгий.
Увидев Мишку Держихвоста среди добровольцев, Шкандыбин, который, протрезвев, вился вокруг атамана и казался самым заинтересованным из станичников в этом деле, тут же язвительно заметил:
– Ты, Мишаня, не сына ли своего привёл или тоже в молодые записуешься?
– А ты що, дядько Патракый, прыпэрся? Тэж охотнык?
Патракий обиделся:
– Какой тебе я дядька? На шесть годов тольки старше.
На него зашикали:
– Что ты ляскаешь языком? Говори по делу.
– Так я по делу. Посылать надо молодых казаков. Мы своё отвоевали.
[justify]– А ты
