Коньяк "Одна звездочка"

На столе у главного инженера зазвонил внутренний телефон:
— Ильич, зайди ко мне.
По голосу директора Михаил Ильич понял, что случилась какая-то неприятность. Утром Василий Андреевич уехал в обком, значит, только вернулся. «Наверное, опять за что-нибудь нахлобучили, - подумал Михаил Ильич, - но странно. План на сто два процента выполняем, аварий не было, подшефному колхозу в помощи ни разу не отказали. И чего они там опять придумали?»
Тяжело вздохнув, главный инженер поднялся из кресла и вышел из кабинета. В их общей с директором приемной секретарша Лидочка встретила его тревожным взглядом.


— Что-то случилось? – спросил её Михаил Ильич.
— Не знаю, — растерянно ответила секретарша, — но хозяин вернулся из обкома мрачнее тучи. Сидит там как сыч и даже чаю не попросил.

«Хозяином» директора химического комбината называли все замы, а вслед за ними и секретарша. В послевоенные годы это стало традицией. Главный «хозяин» сидел в Кремле, а на местах царили «хозяева» помельче. Именно в те годы и появились у министров и директоров комнаты отдыха, смежные с кабинетом. Сталин работал по ночам, и не дай бог, если он вдруг позвонит, а человек не на месте.
Василий Андреевич Платонов директором стал практически случайно. Демобилизовавшись из армии в звании полковника и с золотой звездой Героя Советского Союза, он вернулся в свой родной областной город и немедленно встал на партийный учет. Через несколько дней видному фронтовику позвонил инструктор обкома партии и пригласил на беседу к первому секретарю.


Хозяин области встретил его в дверях кабинета, многозначительно пожал руку и жестом пригласил присесть.
— Василий Андреевич, вы уж извините, что прервали ваш отдых, но к вам есть серьезный разговор. Вы нам нужны.
— Я коммунист и готов выполнить любое задание партии, - ответил Платонов, понимая, что на такой уровень по мелочам не приглашают.
— Вы ведь по образованию инженер-механик, правильно?
— Так точно. Но я с первого дня  войны на фронте. Командовал танковым полком. После войны пять лет служил в нашей группе войск в Германии. Какой из меня теперь инженер?
— Вы коммунист, фронтовик и Герой Советского Союза. Как раз такой человек нам сейчас нужен на химическом комбинате. Это одно из крупнейших предприятий Союза по выпуску минеральных удобрений. Продукция крайне важная для восстановления сельского хозяйства. Директором пойдете?

Вопрос был чисто риторическим. По выражению лица первого секретаря Платонов понял, что все уже решено и согласовано «наверху». Оставалось только взять под козырек.

— Если вы считаете, что я справлюсь, то я готов. Но я же не химик, что я понимаю в производстве минудобрений?
— Не волнуйтесь. У вас там будет сильный главный инженер. Производство на нем, а за вами – общее руководство. Завтра вылетаете в Москву. Министр, разумеется, в курсе. Там подпишут все необходимые для назначения бумаги и вернетесь принимать дела.


Через три дня Василий Андреевич занял огромный, недавно отремонтированный и обставленный кабинет на химкомбинате. По традиции тех лет он ходил на работу в военной форме, но без погон. И разумеется, на груди всегда горела звезда Героя, рядом с которой вскоре появился значок депутата областного совета. Через пару лет он уже вполне освоился в должности, но химиком так и не стал. В оборудовании и хозяйственных вопросах разбирался прекрасно, а в технологии откровенно буксовал. Но секретарь не обманул. Главный инженер оказался действительно сильным, и в паре они отлично управляли огромным предприятием.

Когда Михаил Ильич вошел в кабинет Платонова, тот стоял у открытого окна и нервно курил. Судя по открытой пачке «Герцеговины Флор», лежавшей на столе, и пепельнице, полной окурков, папироса уже была седьмая или десятая. «Минут сорок уже как вернулся, — подумал главный инженер, а позвонил только что. Видать, крепко загрузили».

— Что случилось, Андреич? Нам снова план увеличили?
— Если бы, — вздохнул директор, — на, посмотри.

Директор кивнул на лист бумаги, лежавший на столе. Михаил Ильич взял письмо, отпечатанное на бланке обкома партии, и погрузился в чтение.

— Однако… — задумчиво произнес он через несколько минут, — и что думаешь делать?
— Что-что! Исполнять, разумеется. Или у тебя другие мысли есть?
— Других нет. Но и как исполнять, пока не понимаю.
— Вот-вот. Я тоже пока нихера не понимаю. Линия партии – развернуть на всех крупных заводах производство товаров народного потребления. Кто-то мясорубки делает, кто-то детские коляски, а мы-то с тобой что можем? Мы же минудобрения тысячами тонн производим!
— Погоди, Андреич, не горячись. Сейчас что-нибудь придумаем.

Михайл Ильич, бросивший недавно курить, вытащил из хозяйской пачки папиросу, зажег и сделал пару глубоких затяжек.

— Эврика, Андреич! Я придумал. Будем делать искусственный коньяк. Куда уж шире потребление-то. И будет он у нас в три раза дешевле настоящего.
— Ильич, ты сегодня хорошо спал? – директор уставился на главного инженера с нескрываемым изумлением. – А технология? А сырье где брать будем? Фонды на коньячный спирт, небось, у Госплана на пятилетку вперед расписаны!
— А нам фонды не нужны. Мы с тобой трубопроводы чем промываем? Правильно. Чистым медицинским спиртом. Ты же в прошлом году сам в Госплане этих фондов с двойным запасом выбил. Но мы их не выбираем. А теперь будем.

Платонов посмотрел на своего зама и покрутил пальцем у виска:

— Нет, Ильич, ты точно вчера борща переел. И как ты из медицинского спирта коньяк будешь делать? В дубовых бочках сто лет настаивать? А мне через месяц о запуске производства в обкоме отчитаться нужно.
— Не волнуйся, Вася. Через месяц отчитаешься в лучшем виде. Нам для производства всего-то нужны две большие емкости, две маленьких и один бак-смеситель. Ну, и линия розлива в бутылки естественно. Емкости сварим сами, а линию розлива незадействованную я в нашем подшефном колхозе видел. Как она туда попала, одному богу известно. Но лежит на складе без дела. С обкомом согласуем, отдадут нам на баланс без звука.
Перегородкой метров двести в третьем цеху отделим, и на тебе – цех ширпотреба. Всю область коньяком зальем.

Увидев, что директор все еще сомневается, Михаил Ильич добавил:

— Объясняю. Одна емкость со спиртом. Вторая – с водой. В третьей – пищевой краситель. В четвертую заряжаем ароматизатор-подсластитель. У соседей на кондитерской фабрике их навалом – поделятся. Смешиваем в заданной пропорции и на выходе имеем коньяк. По вкусу от настоящего не отличишь – обещаю.
— Ну ты и жулик, — улыбнулся Платонов, — точно не отличишь?
— Зуб даю. Задачка для первого курса химфака. Вот только название ударное нужно придумать, чтобы народ не сомневался.
— Может, так и назовем – «Искусственный коньяк»? Во всяком случае, честно будет.
— Нет, Андреич. С таким названием ты его потребителю только клизмой влить сможешь. А у нас с тобой задача, чтобы от нас обком с этой линией хоть на пару лет отвязался. У меня получше идея есть.
— И какая?
— Коньяк «Одна звездочка».
— Почему одна? Потому что искусственный?
— Нет. Не в корень зришь, товарищ директор. Ты у нас кто? Герой Советского Союза. Вот мы твою звезду на этикетке и нарисуем. И красиво, и патриотично. Такой коньяк к любому празднику подойдет. Глядишь, тебе за него и вторую звезду дадут. Или хотя бы орден. Так что я сажусь технические условия писать, а ты готовься с ними в Москву ехать. Утверждать придется в министерстве, госплане, госкомцен и в Совмине. И нужно будет постановление Совмина получить. Иначе нас с тобой за самоуправство и растранжиривание государственных фондов расстреляют.
Завтра бумагу подготовлю, а пока ты будешь по Москве бегать, я тут все организую, линия будет уже стоять.

Через три недели Платонов вернулся с Постановлением Совета Министров СССР в красивой сафьяновой папке. Под документом стояла подпись главного хозяина страны. И процесс пошел.
На торжественное открытие цеха ширпотреба приехало все областное начальство. Первую бутылку разлили на четверых: секретарь обкома, председатель облисполкома, директор и главный инженер.
Опрокинув стакан янтарного напитка, первый секретарь одобрительно крякнул и потребовал добавки. Понравился напиток и остальным, после чего атмосфера госприемки уже больше напоминала банкет на партийной конференции. Гости произносили тосты за Родину, за Сталина, за руководство области и за крепких хозяйственников, выращенных под этим самым мудрым руководством.

Наутро Василий Андреевич и Михаил Ильич с трудом вспоминали, сколько ящиков загрузили в машину первого секретаря. А через месяц пришла беда.

Платонова срочно вызвали в обком. Помощник «первого» предупредил, что хозяин области в ярости, и это как-то связано с их коньяком.
— Андреич, — посоветовал предусмотрительный помощник, — ты, на всякий случай, возьми все бумаги, которые у тебя на продукт есть. Похоже, случилось что-то. И смену белья возьми.

Платонов положил в портфель техусловия и сафьяновую папку с заветной подписью и отправился в обком. Маленький чемоданчик с чистым бельем и так всегда лежал в машине директора как напоминание о давно пошедших тридцатых годах. В начале пятидесятых уже было спокойнее, но рецидивы неожиданных арестов иногда случались.  

На этот раз первый секретарь был мрачнее тучи. Встретившись глазами с его колючим взглядом, директор химкомбината невольно вздрогнул. Ничего хорошего такой прием не обещал.

— Ну что, хозяйственники сраные, под монастырь меня хотите подвести? Из чего вы свое пойло гоните? Техусловия у тебя есть?

Василий Андреевич подошел к столу секретаря и положил перед ним папку с документами.

— Алексей Петрович, все оформлено как положено, все инстанции согласовали.
— Да имел я в виду твои инстанции! За месяц сорок случаев смертельного отравления в области. Жалоба в ЦК поступила, и ко мне партийный контроль едет. Закрывай свое производство нахрен! Чтоб через двое суток твоим коньяком в области не пахло!

Василий Андреевич задумался. Не выполнить указание секретаря обкома он не мог. В противном случае нужно было сразу класть на стол партбилет и идти к машине за чемондачиком с бельем. Но и останавливать производство, одобренное самим Сталиным было чревато. Не за одно, так за другое посадят. Причем за второе можно было и десять лет без права переписки схлопотать. «Черт бы брал этих химиков! – лихорадочно соображал Платонов – И что за красители с подсластителями туда Ильич засадил? Или все дело в воде? Она уже у нас очистку не проходит. Ширпотреб он и есть ширпотреб. Из водопровода же наливаем…»

— Алексей Петрович, я, конечно, приказ выполню, — медленно и очень тихо произнес Платонов. – Но как быть с этим?

Директор вытащил из портфеля сафьяновую папку и положил перед первым секретарем постановление Совмина, подписанное Сталиным. Алексей Петрович взял бумагу и прочитал от первого до последнего слова. Несколько минут он разглядывал подпись вождя, явно пытаясь оттянуть момент принятия решения. Потом протянул документ Платонову и тяжело вздохнул:

— Здесь я бессилен. И партийный контроль тоже. И никто к хозяину разбираться не пойдет. Значит,