теперь! он мог его,
всесильного Римского императора, самозваного сына Цезаря,
сравнить, например, с потрепанным самоходным воротником, к
которому с одной стороны, вместо хвоста, приделывался кусок
сопревшей веревки, а с противоположной, вместо ушей,
пристраивались несвежие носовые платки, наползающие на самые
желтушные глаза, а его нос?.. нос легко заменялся на вымазанный
чернилами школьный ластик. А еще он мог бы его сравнить....
Впрочем, по-настоящему, у него не было никакого желания обижать
своего сердечного друга.
Познакомились они лет пять тому назад в довольно критической
для По ситуации.
Старая беспринципная ворона, с утра до ночи затемняющая небо
полами черного коварного плаща, однажды изловчилась и подцепила
разомлевшего от жары По своим грубым, торчащим между
стеклянными глазами, некрасивым клювом. Долгая, изнурительная
борьба между двумя непримиримыми сторонами подходила к концу,-
над дисциплиной и порядком брал верх волюнтаризм и хаос,-
окружающий мир прощался с По....
Мир прощался и не подозревал, что имел в своем дряхлом,
огромном теле, здоровые силы, способные совершать добрые
поступки.
Эти то здоровые силы и приняли облик Августа Цезаревича
Портополянского.
Он тогда так метался вокруг березы, так кричал, так призывал
на помощь, что проходивший мимо мальчуган не мог не обратить
внимания на сидевшую на ветке странную ворону со странной
добычей. Мальчуган был веснушчат и прост, как и все современное
мужское население в его возрасте; он не стал предлагать вороне
кусочек сыра, а запустил в нее увесистым булыжником.
Ворона каркнула во все свое воронье горло, По выпал
и... Август Цезаревич Портополянский резво затащил его в подворотню,
первым протянул лапу для знакомства.
Август Цезаревич Портополянский, несмотря на перебитую ногу,
произвел на По великолепное впечатление. Гусарская грудь,
увенчанная белой звездой (орденом отметил его Всевышний
заранее, за предстоящие заслуги), отливала мягким шелком,
упругие усы дугами разлетались в противоположные стороны, в
черных, угольных глазах светилась атака! атака! атака!.. Одно
только имя говорило о его головокружительной родословной, а
целых два -"по"-, вплетенных в настоящую аристократическую
фамилию было знаком Провидения в их зарождающейся дружбе.
Август Цезаревич Портополянский любил сахарные косточки, он
лихо расправлялся с ними под одобрительным взглядом счастливого
По, но однажды По заметил как нетронутый, аккуратно завернутый
в газету, завтрак был тайно вынесен с территории предприятия.
Глубоко оскорбленный таким поведением, По с величайшим трудом
удерживал в себе тучнеющую обиду пока..., пока случайно не стал
свидетелем простой, все оправдывающей разгадки.
Во время очередного инспекционного обхода двора По в кустах
акации заметил цветущую, рыжую даму,- к ней на полусогну
тых ногах, заискивающе поскуливая, подползал Август, неся в зубах,
припрятанные накануне, косточки. И пока дама бодро ими
хрумкала, он тщетно пытался взобраться на нее со стороны
хвоста. Дрожащая задняя нога подкашивалась и Август с
огорчением соскальзывал с нее на левый бок. Вставал,
принюхивался, и снова совершал обреченную на провал попытку.
Косточки исчезли, и дама окинув его презрительным взглядом
мелко затрусила к воротам, оплатив усердие слабым запахом
своего присутствия. По вдруг понял, что время было безжалостно
к Августу, а значит и к самому По....
- Думается, господин По, - Август старательно подпихивал под
себя чистую картонку, - что твоя уважаемая фирма, absit invidia
verbo, должна лопнуть как мыльный пузырь, ибо все это iners
negotium.
По насупился; он не владел латынью, но о значении этих слов
догадывался без перевода. Август заводил вечную пластинку,
выслушивать которую По не собирался.
- Послушайте, Август Цезаревич, расскажите ка лучше о своем
генеалогическом древе!
Прием был верным, и, пожалуй, единственным в своей
эффективности. Август мог часами говорить о выдуманных предках.
Признаться, подобные воспоминания тоже были своеобразным
истязанием, но По выбирал из двух зол наименьшее.
Случались в жизни По и маленькие радости, когда холодные
тучи неожиданно разбегались и теплое солнышко подхватывало его
в свои объятия, случались и редкие, сглаживающие будничные
углы, как бы неординарные события (такие По не научился
классифицировать, но и не собирался оправдываться по этому
поводу), - как например сейчас, - натужное кряхтение Августа
фальцетом перекрыли внезапно замеревшие колеса вишневых
"Жигулей". Дверца приоткрылась и заросшая курчавой
растительностью короткопалая рука подбросила кверху небольшой
ленивый сверток. Не дотянув до края емкости, сверток плюхнулся
дряблым брюшком на бетонную площадку; Август решительно
приподнялся на лапах, но По остановил его.
- Не надо! Там
ничего интересного...
- Как не надо? - Август чутко потянул носом
Воздух (сказывалась привычка), - ты сам утверждал, что это маши
на директора треста столовых, и что там всегда найдется что-нибудь
вкусненькое.
Он проявлял опрометчивую настойчивость, и По был вынужден раскрыть
ему содержание свертка.
- Там презервативы, - По чувствовал как кровь приливала к
его лицу, и пытаясь хоть как-то скрыть неловкость,
продолжил,-три, использованные, - и уж совсем не понятно к чему
добавил, - китайские....
И Август, изысканный Август, развернулся на картонке в
сторону от сомнительного свертка, и еще дальше отклонил
брезгливую улыбку.
- Почему, именно, китайские?
- Потому, что...
Начав было отвечать По вдруг осекся, Август в очередной раз
заставлял его волноваться. По готов был ответить на вопросы
призительно таким образом:"Почему презервативы? - Потому что
хозяйка вчера уехала в санаторий и муж дома остался один, так
было уже несколько лет подряд. - "Почему три?" - Таков уж этот
грузин. - "Почему использованные?" - Кто же выбрасывает
хорошие. - "Почему китайские?" - Потому что миллиардный народ,
знает что ему нужно в первую очередь, отсюда передовая
технология и прочее. А вот вопрос:"Почему, именно?" - нес в
себе уже политическую подоплеку, а По не любил политики, считая
ее источником всех бед на земле. И пока он мучительно
подыскивал фразы для ответа, подрагивающий от беззвучного
смеха, Август разошелся до широкого раскачивания всем туловищем.
- Не деловой ты господин, По. Я тут слышал, что
небезызвестная тебе особа Брыся..., - на недовольный всплеск
руки По с готовностью поправился, - ну да, ну да, эта
разноглазая Вероника, снова зачала, - он зачихал от
удовольствия, - завидное постоянство, так сказать
ежеквартальный метроном. Ты бы загнал ей эти штучки за
конвертируемую валюту, а? - откровенно перешел на лай. - Всем
хорошо! И тебе, и Брысе, ну да, да, то бишь Веронике,
и государству! Во Идея! А?..
Август мелко мстил очаровательной пушистой Веронике с
разноцветными, - зеленым и голубым, - глазами за коготковую
отметину на своем носу. При упоминании о ней он, сам того не
желая, осторожно поглаживал лапой, не зарастающие волосяным
покровом, глубокие полоски.
А По любил Веронику, втайне завидовал ее нечистоплотным, но
таким счастливым, ухажерам. Он тихонечко, что бы не услышал
Август, по слогам пропел ее имя: "Ве-ро-ни-ка...", и сразу же
день превратился в осенний симфонический оркестр: басил молодой
папаша над мягко поскрипывающей детской коляской, барабанил
ветхий старичок выбивалкой по ковровой дорожке, трубил
автомобиль неторопливым клаксоном, и сам Август невозмутимо вел
в нем свою партию.
- А не махнуть ли нам, дорогой друг, в Америку,
В Соединенные Штаты? А что? Вначале поездом, потом самолетом, или
водным путем. Представляешь, Нью-Йорк, стеклянный зал,
компьютеры, девочки - секретарши, ты за пультом, а в твоей
безобразной грязи ковыряются роботы. А? Вот жизнь! Там такие
усердные, - во! - как нужны.
По молчал, он внимательно следил за падающим на его рабочий
стол желтым, кленовым листом. "Совсем скоро, - думал он, - на
этот стол упадут первые снежинки, затем вырастут сугробы,
ударят морозы, и наступит последняя в моей жизни зима.
По настолько доверял своему предчувствию, что впервые
за долгие годы не стал утеплять свою квартирку, ремонтировать
печь, не стал заготавливать сухих веточек, ягод, овощей, не
стал подновлять затертые до дыр шубку, валенки, рукавички....
По впитывал в себя запахи, чувствовал как глубоко, глубоко,
проникают в него осенние краски.
По любил жизнь.
По любил девочку, вприпрыжку
несущую пластмассовое ведерко, в котором, очень даже могло
быть, что-нибудь вкусненькое для Августа.
По огляделся по сторонам. Августа уже не было. Август
сегодня остался без завтрака.
По глубоко вздохнул и аккуратно вывел химическим карандашом:
номер сто восемьдесят семь...
| Помогли сайту Реклама Праздники |
С уважением, Анна.