НА ПАРОМЕ
Сборы были недолгими. Не желая обременять себя лишними предметами, я кинул в дорожную сумку лишь предметы личной гигиены, кое-что из сменной одежды, дюжину шоколадных батончиков да побольше тюбиков с «комариной мазью». А чтобы не особо скучать в лесных дебрях без привычной цивилизации, прихватил еще мобилу да mp3-плейер. Даже фотоаппарат не стал брать с собой, считая, что в этом походе ничего интересного, кроме мошкары да кикимор, не встретишь, да и пленку, подготовленную для Египта, тратить попусту не хотелось.
Вот так и начиналась моя эпопея, о которой и пойдет весь мой дальнейший рассказ. Вы, ребята, наверно, ждете от меня, что сейчас я начну описывать вам красоты и достопримечательности, увиденные в этом неожиданном путешествии? Если это так, то должен, к сожалению, вас разочаровать. Об этих двух неделях блуждания по лесным и горным тропам у меня мало что осталось, ибо пошел я на это, как вы знаете, не по зову сердца, а по великой нужде. Моей целью было лишь убить побыстрей время, а не изучать прелести природы родной страны. Я покорно, точно ученый ослик, таскался следом за тетей Клавой, заткнув уши «таблетками» плейера, обливался противным потом, наслаждался любимой музыкой в стиле рэп, и мало обращал внимания на окружающую нас обстановку. Многие мои друзья в это время классно отдыхали. Так, например, Гоша Боксерманн уже проверял, действительно ли нельзя утонуть в Мёртвом море, а Нинка Вернер бродила с бабулей по тихим австрийским улочкам да уписывала знаменитые венские сосиски. (Да, кстати, а вы знаете, ребята, что эти самые сосиски изобрел человек по фамилии Лайнер. Прикольно, правда?) Игорек Сосновский рванул с дядей-писателем аж в Париж! Счастливые... Даже соседский Лёнька сейчас поди нежился на южном солнышке, полеживая на каком-нибудь диком пляже после долгого подводного путешествия и разглядывая большую диковинную раковину, в которой и на земле по-прежнему все бушует и волнуется море... А я вместо него должен был колесить по трудным дорогам Предуралья, дышать болотными «ароматами» и кормить своей кровушкой несметные полчища комаров. Поэтому две недели пролетели как-то быстро, точно все это мне приснилось. В памяти остались лишь краткие отрывки увиденного: то мы идем возле бескрайнего болота, ухающего, булькающего и дымящегося; то сидим ночью у огромного костра и печем картошку, а кто-то поет под гитару; то вот лезем по какой-то тесной пещере с сосульками, растущими почему-то снизу вверх; то бродим среди серых и мрачных строений полузаброшенного деревянного монастыря; то упрямо карабкаемся на крутую гору; то ждем паром, чтобы переправиться через широкую и быструю реку; то внезапно набредаем на грибную поляну, и тогда и взрослые, и дети, смеясь и радуясь, принимаются живо собирать беляки всех размеров, соревнуясь, кто найдет крупнее, а кто наберет больше, а я сижу на пне, слушаю музыку, вдыхаю запахи леса и усмехаюсь, наблюдая эту картину, ленясь даже нагнуться и срезать торчащий прямо у моей ноги крепенький боровичок... А в мозгу у меня вновь рисуются картинки далекого, манящего, знойного Египта с его верблюдами, бедуинами, миражами... Даже в пещере я думал, что нахожусь под таинственными сводами пирамиды и что стоит лишь завернуть за очередной поворот, как откроется зал с гробницей неизвестного еще науке фараона... Вот, пожалуй, и все, что я помню о том Уральском туре. А вот двадцать седьмое июля, последний день нашего путешествия, я уж точно не забуду всю свою жизнь! Но обо всем по порядку...
Изрядно уставшие, но все равно радостные туристы спешно грузились на паром, который должен был переправить их через неспокойную горную речку, где на другом берегу уже поджидал автобус, чтобы отвезти нас на станцию.
А дальше поезд — и мы снова у себя дома! Один я был налегке, даже мазь от комаров уже вся кончилась, а из батончиков оставался всего лишь изрядно помятый «Марс», который я решил съесть, когда усядусь в поезд и буду вновь наслаждаться мыслями о скором и теперь уже неотвратимом путешествии в Северную Африку. Остальные туристы основательно загрузились щедрыми дарами уральских лесов и гор. Кто вез грибы, кто ягоды, кто шишки да орехи, кто пучки каких-то душистых целебных трав. Один старичок прихватил даже сумочку с разноцветными камушками, собранными в лабиринтах пещеры. Я помогал тете Клаве нести большущий пакет с боровичками (соседка наша обычно всегда привозила из своих странствий различные гостинцы природы, из которых потом приготовляла всевозможные вкусности и щедро угощала ими всех друзей и знакомых). Настроение у всех было бодрое, люди оживленно переговаривались, делясь друг с другом своими впечатлениями о прошедшем уже путешествии. Единственное, что я захватил с собой из похода, был «каменный цветок». Это я его так назвал, а вообще-то это был обычный аленький цветочек, который рос в гордом одиночестве прямо на огромных мшистых камнях. Но он был такой большой и красивый, что я решил подарить его маме. Правда, вез я и еще один сувенир — небольшой кусочек хлебца с какими-то буквами наверху, который вручила мне в монастыре сухая бабулька в черном одеянии. Она назвала свой подарочек каким-то странным словом, так что я и не запомнил совсем. Вот и все, что я увозил с Урала домой, на родину. Но зато не обременял себя ни грузом, ни заботами о дорогих подарках... Последний день выдался на редкость душным. Парило с раннего утра. Дедок с камушками, ступая на скрипучие доски парома рядом со мной, вздыхал и, утирая платком свою лысую голову, говорил: «Эх, гроза будет страшная! Скорей бы нам переправиться...» Кроме него, похоже, больше никто не верил в то, что погода может резко испортиться. Не верил в это и я, не хотел даже думать о том, что что-то вмешается в ход нашего возвращения и задержит нас тут еще на пару дней. Тогда я впервые за долгое время чувствовал себя вновь бодрым и веселым. Еще бы! Ведь время ожидания заканчивалось и все плохое уже оставалось позади! Вечером поезд помчит меня к дому и через несколько дней опять начнутся сладостные сборы в Египет. Я был уверен, что теперь-то уж ничто не помешает нам осуществить желаемое, так как вчера звонила мама и сказала, что папку отпустили отдыхать и что он поедет устраивать наши путевки в турагентстве.
Короче, в тот день, двадцать седьмого июля, я был счастливее всех туристов, садившихся на старенький паром. И я мысленно благодарил тетю Клаву за то, что она предложила мне эту поездку на Урал, которая помогла пережить хандру и дождаться нового путешествия в Египет. Эх, будет тогда чем похвалиться друзьям, когда в сентябре мы вновь соберемся все вместе под сводами нашей сто восьмой школы! От предстоящих впечатлений аж дух захватывало! И уж никакие там грозы, бурные реки и комары не могли помешать мне вернуться домой! Вот о чем думал я, поднимаясь на большой скрипучий паром, и даже представить себе не мог, что мое странствие по лесам и горам на самом-то деле только еще начинается! Скажи мне тогда кто об этом, я бы точно искупал его в бурных потоках реки, плескавшихся за кормой нашего прямоугольного судна. И тем не менее, вступив на паром, я тем самым вышел на старт своего нового путешествия, но только не домой, и уж тем более не в Египет, а обратно в непролазные дебри Северного Урала.
Примерно через полчаса погрузка закончилась, и паром, ведомый загорелым, коротко стриженным крепышом в тельняшке, брезентовых брюках и стоптанных кирзачах, не спеша, скрипя и постанывая, неохотно отчалил от берега. Я помахал лесу рукой и мысленно распрощался с тайгой. Тетя Клава, усевшись рядом со старичком, который зачем-то вез домой камни, завела с ним оживленную беседу о посещении деревянного монастыря. Я, чтобы не мешать им, отошел в угол и расположился на каких-то серых тюках и ящиках. Парило страшно. Густое марево клубилось над водой и над высокими кронами удаляющихся сосен. Постоянно хотелось пить. Заняться было нечем. Батарейки в моем плейере уже давно сели, и поэтому даже послушать музыку не представлялось возможным. От нечего делать я тогда начал рассматривать паром и его пассажиров. Всего нас было человек тридцать пять. Двадцать шесть — туристы, а остальные — местные жители, переправлявшиеся по своим делам на другой берег. Кроме людей на палубе находились и какие-то грузы: кроме тюков, на которых я сидел, рядом стояли еще большие маслянистые железные бочки, громоздился штабель коробок с овощами и фруктами, лежали длинные свертки сетей и брезента. Две старушки в белых платочках и фартуках переправлялись, сидя прямо на конной повозке, загруженной алюминиевыми бидонами из-под молока. Женщины сидели на телеге, свесив ножки, и с любопытством разглядывали городских, то бишь нас — туристов. В противоположном углу парома стоял большой металлический бак для воды, прикрытый серым тентом. Паромщик иногда извлекал из походного холодильника куски льда и опускал их в бак. Пассажиры наливали холодную воду в кружки, не спеша пили, кряхтели, причмокивали губами от удовольствия. Наблюдая за людьми, я вдруг отметил странность: на пароме было всего пять взрослых мужчин — паромщик и какой-то однорукий мужик лет пятидесяти в изрядно потертом желтоватом пиджаке, у ног которого стояла большая корзина с гусями — это были местные. Остальные — из числа туристов. Два старичка: один тот, что вез камушки, и другой — шустряк с совершенно седой головой, одетый в спортивный костюм и теперь сидевший над своей торбой, наполненной малиной, и аккуратно выуживавший из нее сор и насекомых. Последним мужчиной был высокий сухой очкарик неопределенного возраста, который неплохо играл на гитаре и пел на привалах бардовские песни. Он путешествовал с двумя дочками-близняшками лет десяти-двенадцати отроду. Все остальное поголовье пассажиров составляли женщины средних лет, бабульки и дети, как говорится, до шестнадцати лет. Пацанов примерно моего возраста было всего двое. Один — заядлый следопыт и ботаник. Он все время похода собирал какой-то гербарий, ловил бабочек и гусениц, зачем-то даже посадил в банку отвратительного желтого паука. Помню, я еще помогал ему ловить большую изумрудную ящерку, которую пацан успел окрестить «хозяйкой медной горы». Надо признаться, что тогда нам достался вовсе не каменный цветок, а всего лишь дергавшийся хвостик рептилии. Другой парнишка, кажется его звали Фомка, ни с кем не желал знакомиться, ибо в этом походе приударил за одной блондинкой, являющейся внучкой спортивного старичка, и все свободное время развлекал ее разными приколами, стараясь изо всех сил понравиться. Шут гороховый... Поэтому, что и говорить, новых друзей в этом путешествии я не приобрел, а вот одного врага нажил. И что удивительно, им оказалась обычная девчонка, примерно моего возраста, худенькая, русоволосая, сероглазая, в простецком деревенском платьице. Я невзлюбил ее с первых дней похода. Ибо она была какая-то не такая, как все, и все-то в ней было странным и сильно меня раздражало. Судите сами. Прическу она носила такую, каких сейчас, пожалуй, нигде и не встретишь — две озорные косички до плеч, да еще и повязывала на голове по-старушечьи белый с голубыми горошинами платок. Платье имела
Всем, почитающим вмч. Георгия Победоносца и вмц. Параскеву Пятницу, посвящается
ПРОЛОГ
Привет, ребята! Меня зовут Георгий, или Жора-Обжора, как еще величают меня некоторые одноклассники за мою неудержимую страсть ко всему вкусненькому. Я хочу рассказать вам удивительнейшую историю, которая произошла прошлым летом и круто перевернула всю мою жизнь! Все началось в начале июля, когда однажды за ужином мой папка вдруг неожиданно объявил:
— Ну, дорогие мои, кажется, я, наконец, разгреб свои дела и через два дня ухожу в отпуск, а еще через три — мы все вместе отправляемся отдыхать в... Египет! — и он, как ни в чем не бывало, принялся спокойно уписывать свой салат.
Мы с мамой переглянулись. Ведь папа уже давно обещал свозить нас куда-нибудь в экзотические места, правда, при условии, что я закончу учебный год без троек, а мама, более-менее освоит, наконец, арабский язык, которым увлеклась еще прошлой осенью. Мы поднатужились и условия эти выполнили, и вот теперь, кажется, дождались заветного путешествия!
— Ты это серьезно, дорогой? — спросила мама, отхлебывая из высокого бокала фруктовый сок.
— Вполне! Путевку на троих я уже оформил. Теперь осталось лишь упаковать чемоданы и купить билеты на самолет, — совершенно спокойно говорил отец, не обращая внимания на наше все растущее удивление. — Шестого отправляемся. На целых восемь дней!
— Вот это да! Ух ты! — не удержался я и, вскочив из-за стола, бросился обнимать отца. — Ну ты даешь, па! В Египет! Я ведь мечтал именно туда съездить! Как же ты догадался?!
— Ты знаешь, сын, я, когда был таким, как ты, — сказал папка, кое-как освободившись от моих крепких рук, — очень хотел посмотреть на знаменитые пирамиды и побывать в настоящей пустыне с ее жарой и миражами, с ее сказочными тайнами. Так вот, когда стал выбирать куда ехать, то и подумал, раз ты, сынок, похож на меня, то значит и желания у нас вполне могут совпадать. Выходит — я не ошибся...
— А я, знаете, всегда мечтала прокатиться на верблюде! — вмешалась в наш разговор мама и как-то смущенно улыбнулась.
— Ха! — воскликнул папка, и, отодвигая тарелку, нарочито строго спросил: — А как у нас с арабским, уважаемая бедуинка?
— Стараемся...
— А это мы сейчас проверим! — папа вытер салфеткой губы и откинулся в кресле. — Ну-ка, скажите, как в Египте зовут комара?
— Биргаша! — весело отозвалась мама и, подойдя ко мне, обняла за плечи.
— А писателя?
— Катиб.
— Гм... А как будет звучать слово «хорошо»?
— Ку... Куейс!
— А «нехорошо»?
— Муш куейс.
— А что значит «сарсур»?
— Таракан!
— Хм, — снова произнес папа, — неплохо... Очень даже неплохо! А что значит «Ля! Ля!»?
— О, это и я знаю! — встрял в разговор я. — Это значит «Нет! Нет!»
— Может, молодой человек, вы тогда скажете мне спасибо?
— Шукран!
— Ну, у меня нет слов, дорогие мои! — обнял нас папа и улыбнулся. — Мы будем чувствовать себя в Египте, как дома!
Вот так закончился тот памятный вечер. Весь следующий день прошел в приятных хлопотах по сборам. Мы с мамой набивали дорожные сумки, укладывая в них все то, что, считали, может нам понадобиться в далеком, жарком и таком загадочном и желанном Египте. Мы так радовались и старались, что уже к вечеру все было готово к поездке. Оставалось только заказать билеты на самолет и дождаться заветного числа. Стоит ли и говорить, как я волновался и подгонял время, чтобы приблизить день начала нашего путешествия. Я не мог играть даже на любимом компьютере, у меня пропали сон и аппетит. Поделиться своей радостью мне, к сожалению, было не с кем, кроме кота и собаки. Все знакомые пацаны разъехались на лето кто куда. Одни к Чёрному морю, другие — в деревни к бабушкам и дедушкам. Некоторые ушли в походы, а Мишка Сальцов, от нечего делать, даже проводил время в лагере для скаутов, затерянном в сельской глуши, помогая местным жителям реставрировать заброшенную церквушку.
Не зная, куда себя деть и чем занять, я долгими часами валялся на диване, мечтая о предстоящей поездке, или же отсиживался в библиотеке, читая и пересматривая все, что имело хоть какое-то отношение к Египту: к его истории, географии, природе... Хотя я еще в раннем детстве уже знал об этой стране почти все, но все же считал, что повторение пройденного сейчас не помешает... Ложась на кровать, я долго ворочался, предвкушая скоро увидеть то, о чем мечтал еще с первого класса: величественную пирамиду Хеопса в Гизе, уходящую вершиной в самую середину бледно-лимонного неба пустыни; загадочного сфинкса, обветренного лица которого касается первый луч солнца, встающего за Нилом — самой длинной рекой в мире; древний Луксор, с его прекрасными дворцами и храмами... Признаюсь, я также надеялся попробовать в Египте всяких разных восточных вкусностей. Так, например, я засыпал, видя перед собой снизки спелых бананов, корзинки с нанизанными на палочки свежими рогаликами; длиннющие и кривые, как турецкие ятаганы, огурцы, сочные дольки куфты — каирского шашлыка... Порой почти физически ощущал нежный аромат манго, сладкий нектар фиников, хлебные запахи жареной кукурузы... А иногда сон приходил ко мне в те моменты, когда я видел в сказочном мареве раскаленной пустыни печально бредущий караван верблюдов или яркий желтый блин луны над сгибающимися под тяжестью плодов пальмами, или когда явственно ощущал на своем лице огненный ветер, дующий из таинственного Города Мертвых..., или же когда перечислял в уме древних египетских правителей-фараонов: Сети I, Рамзес II, Тутмос III, Аменхотеп IV (Эхнатон) и его прекрасная Нефертити, Тутанхамон...
И вот наконец пришло шестое июля. Я встал ни свет ни заря, однако, родителей все равно дома не застал. Отца внезапно вызвали в офис, а мама отправилась в аэропорт за билетами. Я наскоро позавтракал, потом еще раз осмотрел вещи и пошел гулять с собакой, чтобы хоть как-то убить время. К обеду вернулась мама и объявила, что наш рейс на Каир отправляется в 20.00. Теперь только оставалось дождаться отца и начать готовиться к старту увлекательнейшего путешествия. Но папка, как назло, задерживался. Мы уже начали волноваться, когда, наконец, раздался телефонный звонок. Трубку взяла мама. От нетерпения я топтался рядом. Сначала я подумал, что папка звонит, чтобы предупредить нас, что не сможет с нами пообедать, однако, увидев, как побледнело и посуровело лицо мамы, понял, что случилось что-то непредвиденное. Так оно и вышло! Даже кот и собака, видно, почуяв неладное, незаметно выскользнули из комнаты. Когда мама опустила трубку, я не решился спросить у нее, что же случилось? Сев на краешек кресла, она немного помолчала, как бы обдумывая услышанное, и потом, как-то печально улыбнувшись, сказала:
— Ну вот, Жорик, растаял наш Египет, точно душный мираж...
— Что? Что случилось?! — быстро спросил я и почувствовал, как что-то опускается у меня в груди, точно рушится сама пирамида Хеопса.
— Нашего папку срочно отзывают из отпуска! Внезапно приехали деловые партнеры из Португалии, а через неделю пожалуют еще гости из Африки, кажется, из Замбии... или Гамбии, я не расслышала... Будут обсуждать какие-то ну очень важные проекты... И папа обязательно должен быть там... Отпуск ему перенесли на конец июля. Вот так-то, сынок! Придется нам еще немножко подождать...
— Ну-у-у! — вырвалось у меня.
— Папа тоже расстроен, сынок, и мы должны его поддержать. Эта задержка поможет ему продвинуться по карьерной лесенке и обещает заметную прибавку к окладу, и нам надо показать папе, что мы хоть и огорчены, но все прекрасно понимаем, что дело есть дело, и готовы стойко подождать еще эти три недельки. Короче так, сын, я сейчас отправляюсь обратно в аэропорт сдавать билеты, а ты пока разбирай наш багаж. Куейс?
— Куейс... — отозвался я и, обессиленно плюхнувшись в кресло, подумал: — Да это же просто муш куейс!
Да, ребята, забыл вам сказать, что мой отец работает помощником генерального директора в одной солидной строительной компании, которая занимается поставкой оборудования, а также частенько заключает контракты с разными странами на создание различных промышленных объектов, как у них, так и у нас. Место это ему досталось очень нелегко, поэтому он весьма дорожил им, считая, что дело — превыше всего! Отец всегда относился к своей работе с полной отдачей, мог работать целые сутки напролет, частенько бывал в длительных командировках. И если уж начальство обращалось к нему с чем-либо, то, конечно же, доверяло самые ответственные дела и было уверено — этот сотрудник не подведет!
Зато и я знал, что в таких случаях отца лучше даже и не пытаться просить отказаться или же хоть как-то изменить ход событий. Поэтому, когда мама объявила, что в компанию едут важные гости, я сразу понял: дело — труба! И все мои ожидания пошли псу под хвост! Ждать еще целых три недели! Я эти-то пять дней едва выдержал! Перспектива вырисовывалась ну более чем нерадостная... Но делать нечего: надо было сидеть и ждать. Потянулись долгие и очень скучные дни. Время, как назло, двигалось медленно. Заниматься ничем не хотелось. Я помногу часов просиживал за компьютером, но голова, забитая лишь Египтом, отказывалась думать. Поэтому я играл в игры, разрушающие и громящие все и вся: тупо, ожесточенно, обреченно долбил каких-то монстров, бандитов, инопланетян, динозавров, крестоносцев... Потом в изнеможении валился на диван, закрывал глаза и пытался вновь мечтать о стране пирамид и папирусов, но мысли были уже не те, кажется, я окончательно перегорел в первый раз. И было очень обидно, что так неожиданно и коварно сорвалась наша, такая долгожданная, поездка... Тогда я снова стал ходить в бассейн, но летом там можно было лишь искупаться, а тренировки не проводились из-за каникул. От жары, царящей в городе, от тоски и скуки, от безделия, от нежелания читать и мечтать, я стал походить на зомби, слоняющегося в мире живых людей. И даже потерял свой вечный аппетит и, как заметила мама, стал потихоньку худеть. Уж и не знаю, как я продержался первую неделю. Казалось, я сойду с ума от столь длительного и мучительного ожидания.
Кто знает, может, так оно и произошло бы, да вот только один случай, так неожиданно ворвавшийся в мою жизнь и круто изменивший ее, помог мне выйти из ступора тоски и наградил такими приключениями и впечатлениями, что я себе и представить не мог даже в самых отчаянных мечтаниях. И вот какое было начало у этой моей будущей эпопеи.
В тот вечер воскресенья я пришел домой из бассейна, как всегда уставший и унылый, но не столько от купания, сколько от своей треклятой апатии. Оставив сумку в прихожей, я заглянул на кухню, взял там какой-то первый попавшийся бутерброд и, пройдя в свою комнату, хлопнулся на диван. Полежав немного и расслабившись, я стал не спеша жевать, безучастно поглядывая на большой глобус, стоявший рядом на тумбочке и манящий к себе слегка искривленным желтым квадратиком Египта. И тут из прихожей до меня донеслись чьи-то оживленные голоса. Я сел и от нечего делать прислушался. Оказалось, что к нам в гости пожаловала соседка — тетя Клава Синицына. Ее зычный, всегда темпераментный голосок я мог спокойно отличить от многих других мне известных говоров. Тетя Клава жила в доме напротив вдвоем с сыном Лёнькой, который был старше меня на два года и увлекался, в отличие от меня, не надводным, а подводным плаванием. Сама же тетя Клава, должен вам сказать, была ну просто экстремалка! Занималась бегом, причем в любую погоду, рано утром можно было видеть ее крепкую фигурку, мелькающую по аллеям соседнего с нашей улицей парка. Еще она страсть как обожала различные походы. Каждый отпуск проводила то у Чёрного моря, то где-то на Севере, то на Байкале, то на Кавказе, один раз даже побывала и на Сахалине! А уж нашу-то область исходила пешком вдоль и поперек! Иногда путешествовала с Лёхой, но чаще одна или с такими же энтузиастами. И по болотам-то ходила, как по асфальту, и по горам лазила, и пещеры обследовала, и в чащобах лесных не застревала, и на «велике» гоняла покруче даже нас, пацанов... Но была у нее одна печаль — наша тетя Клава почему-то так и не научилась хорошо плавать. Поэтому она частенько вздыхала, когда разглядывала многочисленные дипломы и кубки, завоеванные мною на различных соревнованиях:
— Счастливый ты, Жорка, — говорила она. — Гребешь, как ихтиандр. А я лишь по-собачьи и умею... И почему у меня ничего не получается? Наверно, от того, что в детстве едва не утонула... С тех пор так и не дружу с водой...
Я же считал, что причина была иная. Я вот увлекся плаванием еще в шесть лет, а тетя Клава стала экстремалкой лишь лет пять тому назад, когда окончательно рассталась с Лёхиным папкой. Бедная тетя Клава. Наверное, так она заглушала свою душевную боль.
Вот и в этот раз соседка пожаловала к нам с очередной своей бедой и в то же время просто с экстремальным предложением. Вот что примерно удалось мне узнать из женского разговора. Оказалось, что у тети Клавы были схожие с нашими проблемы насчет отпуска. Она где-то с большим трудом раздобыла двухнедельную путевку на двоих на Урал. Тур этот предусматривал, в основном, пешие походы по горам и лесам с посещением пещер, озер, болот, какого-то древнего монастыря и еще целую пропасть всяких любимых экстремалами штучек. И Лёнька вроде с радостью согласился составить матери компанию. Но вот, как и у нас, в последний момент нежданно-негаданно объявился ее бывший муж, которого они не видели уже три года, и предложил Лёхе поехать с ним в Крым и вдоволь насладиться подводными путешествиями. И окончательно сразил сына, заявив, что купил ему новый итальянский акваланг! Как ни любил Лёнька свою мамку, но устоять, судите сами, перед таким соблазном просто не смог. Да и соскучился, видать, по отцу-то... Я его понимал: что лучше — нырять в акваланге в теплое Чёрное море, обследовать подводные гроты, гоняться за дельфинами и собирать диковинные раковины или же таскаться через леса и болота с тяжелым рюкзаком на плечах под хохот водяных да кикимор? Конечно же, было жалко и тетю Клаву, она жутко расстроилась от того, что сын умчал с отцом на юг, оставив ее одну с путевками, а ведь она так старалась достать этот тур, чтобы хоть как-то разнообразить каникулы Лёньке да и самой побывать в тех местах, о которых уже давно мечтала. Соседка просто не знала, что ей делать, вот и пришла за советом. Поезд на Урал уже отправлялся завтра утром, а взять с собой кого-то из друзей она не могла, так как путевки эти были строго рассчитаны на взрослых и детей, и, таким образом, весь ее отпуск находился под угрозой срыва. Поохав, соседка наконец решилась и предложила маме отпустить с ней меня! Я даже поперхнулся, представив себя бредущим по тайге с тяжелой сумой на плечах в тошнотворном мареве болотных паров и в облаках всевозможного гнуса вместо того, чтобы прогуливаться с фотоаппаратом по загадочным лабиринтам прохладных пирамид. Мама, в принципе, была не против отпустить меня в этот пешеходный круиз, чтобы вывести меня из состояния безразличия и тоски, но она прекрасно понимала, что я вряд ли пойду на это, так как знала, что спартанский образ жизни вовсе не моя стихия... Поэтому она, не желая сразу отказывать тете Клаве и тем самым окончательно ее огорчить, сказала, что не уверена в том, что мне понравится эта затея, но попробует со мной поговорить. Я же мысленно представил, как насторожилась в это время бедная наша соседка, чувствуя, что Урал для нее, похоже, также превращается в сладкий мираж, как еще совсем недавно растаял у нас Древний Египет. И мне вновь стало ее жаль. И еще я представил, что впереди меня ждут целых две недели томительного ожидания, которые, пожалуй, будут похлеще путешествия на Урал! Конечно же, мне вовсе не хотелось отправляться в долгий изматывающий поход по горным лесам и подставлять свое тело под нещадные укусы бесчисленных комаров и мошек, но другого способа убить время в данный момент не было, да и совсем расстраивать добрую тетю Клаву тоже не хотелось, поэтому я глубоко вздохнул и принял, показавшееся бы многим из моих друзей безумным, решение ехать на Урал! Я встал, вышел в прихожую и, поздоровавшись с соседкой и кратко выслушав ее сбивчивый рассказ-предложение, согласился, чем немало удивил маму и в то же время несказанно обрадовал тетю Клаву.
