смотрят на графа.
Графиня. Эк его пробрало! Надо же!.. Что-то я не припомню, муженек, чтобы ты когда-нибудь пытался расторгнуть наш брак!
Брат (графине). Так бы он и отказался от твоего богатства!
Граф. Все равно это - ложь! Вы исказили мои слова, мои мысли!..
Слуга. Молчите, подсудимый! Вам еще никто не давал слова!
Граф. Не затыкайте мне рот! Я хочу говорить сейчас! Слышите вы, сейчас!!!
Слуга (графу). Да поймите вы, сударь, еще не время! Таков порядок!
Граф. А мне плевать на ваш порядок! Ведь вы же ничего не знаете! Вы мните себя судьями, а вы - никто! Никто! И вы не сможете заставить меня молчать!
Брат. Э-э… ваша честь, я думаю, пусть его говорит. Какая разница, когда.
Слуга. Но ведь этим мы нарушим ведение процесса!
Графиня. Да ладно тебе, Филарет! Не будь таким крючкотвором! Ты же видишь, в каком он сейчас состоянии. Все равно его уже не остановишь.
Слуга (со вздохом). Ладно, будь по-вашему. Обвиняемый, вы можете говорить.
Граф. И скажу! Я теперь все скажу! И так я слишком долго молчал! Хватит!.. Вы думаете, что вы самые умные, что Бог обличил вас властью и что теперь вы можете все! Жалкие тени! Вы так до сих пор и не поняли, что вы - тоже подсудимые! Да-да! Мое наказание не столько в том, что после смерти я подвержен суду, сколько в том, что меня судят недостойные! Я давно это понял. Действительно, жестокую кару придумал Господь! Хуже трудно представить! Но эта кара одновременно и для вас! Вам, так же как и мне, никуда не уйти от своей участи! Вы не обвинители, а жертвы, господа судьи! И все же вам никогда не понять меня! Для вас я был и остаюсь закоренелым злодеем, и вам трудно поверить в то, что даже злодей способен иногда на высокие чувства… Ведь я тогда полюбил эту девочку, полюбил всей душой… Может, это звучит нелепо. Как же! Насильник, бандит - и вдруг такое!.. И, тем не менее, это так. В те дни я как нельзя больше жаждал очищения. Мне нужно было только выждать, дать Наталье возможность разобраться в нахлынувших на нас чувствах. Но моя необузданность сыграла со мной злую шутку. Я мечтал как можно скорей воссоединиться с возлюбленной не только душой, но и телом, поэтому в ту ужасную ночь и решился тайно проникнуть в ее покои. Я понимал, что совершаю опрометчивый поступок, что своим неожиданным появлением у нее в столь поздний час лишь вспугну девушку, больше того - посею страх и отвращение в ее душе, и все же ничего не мог с собой поделать. Дождавшись, когда служанка, готовящая Наталью ко сну, выйдет из комнаты, я без стука вошел к ней. Девушка в ту минуту сидела у зеркала спиной ко мне. На ней был только легкий пеньюар, не скрывавший, а, казалось, еще больше подчеркивавший ее наготу. Я словно обезумел. От волнения у меня прервалось дыхание и потемнело в глазах, и я, чтобы не упасть, вынужден был прислониться к двери. Тут она оглянулась и, увидев меня, вскочила с места. Как сейчас помню ее глаза, удивленные и какие-то молящие. Наталья, видно, не сразу догадалась о моих намерениях. Лишь когда я сделал к ней шаг, раскрыв объятия, она вскрикнула, отшатнулась. Я попытался прижать ее к себе, но девушка вдруг с такой яростью стала вырываться из моих рук, что я, как ни старался, не смог ее удержать… Потом удар, падение, кровь. И слабый вскрик. Он до сих пор стоит у меня в ушах… Боже! Как глупо все получилось! Я склонился над ее распластанным на полу телом. Я еще ничего не понял, думал: она притворяется, хочет меня попугать. Я осторожно приподнял ее голову. Глаза Натальи были закрыты. Она как будто спала. В неудержимом порыве я прижался губами к ее губам и… Это ужасно! Я не ощутил даже легкого дыхания. Губы ее были холодны как лед. Как скоро оставило их земное тепло!.. Тут только я заметил кровь на ее виске… Господи! Я не убивал ее! Не убивал!!! Виной всему была случайность. Я понял это чуть позже, когда, подняв глаза, увидел над собой угол стола, также окрашенный ее кровью. Видно, падая, она ударилась виском об этот угол. Бедняжка! Бедняжка! Я был вне себя!..
Брат. Однако, братец, это не помешало вам, оставив труп девушки на полу, скрыться в своей комнате, придав ночному происшествию вид несчастного случая!
Граф. Но ведь это и был несчастный случай!
Графиня. Да, но не без вашего участия! Не ворвись вы этой ночью в спальню сестры, ничего бы не произошло!
Граф (обреченно). Не надо. Ничего больше не говорите… Да, я конечно же виноват в ее гибели.
Слуга. Ну вот, подсудимый, вы наконец-то признали свою вину!
Граф. Я давно признал свою вину. Я сделал это еще при жизни, в тот час, когда молил Бога о возмездии… Теперь это же самое осталось сделать вам!
Графиня. Что?! Нам?! Я вас не понимаю, граф! В чем нам виниться?!
Слуга. Обвиняемый, видно, бредит.
Граф. Нет, я в здравом рассудке. Хотя, конечно, от всех этих воспоминаний впору сойти с ума!.. Так вы не знаете, в чем вам виниться?.. Что ж, придется мне вам напомнить. Впервые за столько лет. Прежде я молчал, потому что считал этот суд справедливой мерой. Теперь я так не считаю!
Брат. О чем это он, право? Вы что-нибудь понимаете, графиня?
Графиня (брату). Да молчите вы Бога ради!.. Может быть, вы нам объясните, муженек, что означают эти ваши недомолвки?
Граф. Охотно. Тем более, что от вас, как я понял, правды все равно не добиться. Вы, наверно, думали: если все это время я молчал, значит, мне не ведома истинная причина моей смерти. Придется мне вас разочаровать, господа. Умер я вовсе не от истощения сердца, как это было записано в медицинском протоколе подкупленных вами врачей, а от яда.
Графиня. От яда?! Что за бред!
Граф. Да-да, графиня, от яда. Медленного, но верного яда, который каждый день добавлял мне в еду мой верный слуга по наущению моего родного братца и моей дорогой супруги.
Длительная пауза.
Ну, что вы на это скажете? Снова будете кричать, что это ложь?
Слуга (не поднимая глаз). Я думаю, господа, что отпираться бесполезно. Мы все здесь перед лицом Всевышнего, и, если графу все известно, значит, такова была его воля.
Графиня (в исступлении). Да! Да, муженек! Я решила тебя отравить и подбила на это брата! И знаешь, почему? Я догадалась о причине гибели моей сестры! Еще тогда догадалась!
Брат. Зачем брать всю вину на себя, графиня? У меня тоже было достаточно оснований желать смерти этого типа.
Слуга (брату). О какой вине вы говорите, сударь? Это было возмездие за все преступления графа. Нашими действиями руководила воля Господня.
Граф (с усмешкой). Эй, кто там из вас толкует о возмездии! Оставьте, господа! Корысть - вот то единственное, что толкнуло вас на преступление. Да-да, вы просто охотились за моими денежками, потому и отважились на это убийство… Но только вы просчитались! Крупно просчитались! Вспомните библию. «Поднявший меч от меча и погибнет». То же случилось и с вами. Снадобье, которое вы раздобыли для меня, обладало очень сильными ядовитыми парами…
Слуга. Не верьте ему! Он лжет!
Граф. Я лгу? Тогда чем же вы объясняете то, что так скоро оказались здесь? Ведь все вы скончались в одно и то же время, с разницей всего лишь в несколько дней. Первым вслед за мной отправился ты, Филаретка. Ты каждый день, бедняга, дышал этой отравой, когда подмешивал ее в мой утренний кофе или в суп за обедом… Следующим был ты, мой драгоценный братец. Ты покупал яд у старика-еврея и, не послушавшись его наставлений, открутил крышку, чтобы понюхать содержимое заветной баночки, а потом еще несколько раз повторял эту процедуру… И последней этот свет оставила ты, моя дорогая женушка, став жертвой своего чрезмерного любопытства. Ты долго уговаривала своего любовника показать пузырек с ядом, и тот, наконец, уступил твоим настойчивым просьбам. Тебе, всю жизнь страдавшей болезнью легких, этой малой дозы оказалось вполне достаточно… Ну, как, мне удалось убедить вас, господа?
Графиня. Откуда вам все это известно, муженек?
Граф. Господь просветил меня. Он открыл мне глаза на весь этот глупый фарс, именуемый вами судом.
Брат. Полегче, братец! Пусть даже все, что вы рассказали нам, - правда, пусть мы действительно стали жертвами своей неосторожности - это не дает вам права называть наш суд фарсом! На нас возложена ответственная миссия, и не кем-нибудь - самим Всевышним!
Граф. Слишком много чести для таких, как вы! Разве может суд считаться справедливым, если судьи - сами преступники! Нет, я не признаю такого суда!
Графиня (мужу). Значит, вы считаете, что мы не в праве судить вас? Удобная позиция, ничего не скажешь! Тем более, если заранее известно, что прощения все равно не будет!
Граф. А я и не нуждаюсь в вашем прощении. Единственная, кто могла бы даровать его мне, - та бедная девочка, с которой я обошелся так жестоко. Но я знаю, что это невозможно.
Графиня. Да, граф, боюсь, вам не на что надеяться. Прах Натальи по настоянию матери был перевезен в ее родной Екатеринбург. Душа ее сейчас далеко отсюда… Но, я уверена, если бы даже она находилась где-нибудь поблизости, то вряд ли бы захотела встретиться с вами.
Граф. Вы правы, графиня, как это ни печально. Наталья бы никогда не простила меня. Я прервал ее жизнь в самом расцвете. И все же… все же порой я еще надеюсь на чудо. Иногда мне даже кажется, что вот сейчас, сию минуту, я услышу легкие шаги, шорох платья, распахнется дверь - и в комнату войдет она…
Словно в ответ на слова графа, где-то рядом, за пределами дома, слышен шум подъезжающей машины. Хлопает дверца. Смех, неясные голоса, которые становятся все ближе, все отчетливей. Привидения застывают на месте, прислушиваясь.
Слуга. Кажется, к нам гости.
Брат. Кто бы это мог быть? Сюда давно уже никто не заглядывал.
Слуга. Вы не будете возражать, господа, если я схожу посмотрю?
Брат. Ну конечно, не будем! Интересно все-таки…
Слуга удаляется.
Графиня. Помню, во время прошлого суда к нам тоже заходили какие-то люди - в нелепой одежде и с оружием.
Брат. Вы путаете, графиня, это было не в прошлый, а в позапрошлый раз. А может, даже в поза-позапрошлый.
Графиня. Ой, да какое это имеет значение!.. Помню, все они были в военной форме с какими-то странными опознавательными знаками в виде звезд.
Брат. Да, это были солдаты. Насколько я понял из их разговора, шла какая-то война…
Графиня. Неужели снова с французами?
Брат. Нет, кажется, с немцами.
Графиня. Странно. Немцы были всегда такими
С уважением, Анюта.