Долгое путешествие начинается с канализационной трубы
Костя попытался смахнуть со лба пот, но кожа была абсолютно сухой. После мерзкой мази Дзави на нем вообще не выступило ни единой капли пота. Он потянулся рукой к поясу, но нащупал лишь пустоту. Фляги с водой, разумеется, не было– она осталась наверху,– там, где ее забрала чертова канализационщица. Пить хотелось уже давно.
Ожидание в каком-то тесном, полутемном сыром и душном подвале с низким каменным потолком слишком затягивалось. В тяжелом прорезиненном комбинезоне, надетом прямо поверх одежды и респираторе, жара казалась еще более невыносимой.
Под ногами неожиданно захлюпало. Костя опустил глаза. Пол, совершенно сухой еще минуту назад, оказался покрыт тонким слоем воды, которая начала довольно быстро прибывать.
Сцилевский быстро оглянулся по сторонам. Ни Вонга, ни Борюсика, ни Дзави рядом не оказалось. Все трое незаметно куда-то исчезли. Бывший контрразведчик слегка запаниковал. Остальные сохраняли завидную невозмутимость, словно не видели в происходящем ничего необычного. Костя попытался взять себя в руки, но паника против его воли нарастала вместе с уровнем воды. Он подошел к двери и потряс ее. Та даже не шелохнулась.
– Ты что, первый раз, что ли, в канализации? – неожиданно спросил стоявший рядом амбал. – куда ломишься-то?
– А что, вот это нормально?.. – Костя нервным кивком указал на плескавшуюся уже почти у пояса воду.
– Ну да, – амбал с тупым удивлением оглядел чуть плещущую о стены муть, словно всю жизнь ходил по пояс в ней и не представлял, что бывает по-другому. – Вода приходит. Вода уходит. Это же канализация, – пояснил он терпеливо, словно изяснялся со слабоумным или ребенком.
Сцилевскому это объяснение не показалось исчерпывающим.
– Интересно, где начальство наше запропастилось? – риторически вопросил он.
– Известно где. В операторской, – отозвался амбал. – Прохода ждут. Что-то долго, наверно, опять где-то неполадка.
Вода наконец перестала подниматься. Поплескав немного маслянистой мутью чуть выше уровня пояса, она резко начала спадать. Понадобилось меньше полминуты, чтобы от нее осталась только склизкая тина. Дверь резко распахнулась, впустив пропавшую было верхушку экспедиции.
– Построились цепочкой! – резко скомандовала Дзави. – За мной! Не отставать!
В дальней стене, казавшейся сплошной, открылся прямоугольный проем, куда и потопала вся экспедиция вслед за своим проводником.
* * *
Короткий тоннель с каменным полом. Круглый люк в стене. За железной крышкой оказалась труба, уводящая, казалось, в бесконечность. В эту трубу и ушла экспедиция доктора Вонга. Железная крышка люка захлопнулась за ними.
Труба была чуть больше метра в диаметре, так что передвигаться они могли только ползком. Изнутри она оказалась вся покрыта склизкой тиной, похожей на ту, что осталась в покинутом ими подвале. Похоже, совсем недавно труба была наверху заполнена водой. Сцилевскому поневоле стало жутко.
Они ползли около получаса по длинной, время от времени разветвляющейся и изгибающейся трубе. Неожиданно в полу под ними показалось распахнутое жерло другой трубы, уходящей вертикально вниз. Костя на секунду замер над этой трубой, засмотревшись, как медленно поднимается из глубины мутная зеленоватая жижа и едва не свалился.
– Скорей, скорей! – нетерпеливо подтолкнули его сзади.
– Не останавливаться! Живее, пока вода не поднялась! – донесся голос Дзави.
Сцилевский отвел глаза от приближающейся мути, рывком перемахнул через препятствие и пополз быстрее. Вскоре в трубе уже знакомо заплескалась вода. Она поднималась всевыше, затрудняя движение. Пальцы и колени скользили по склизкому дну, и пару раз Костя чуть не свалился лицом в мерзкую муть. Духота стала заметно сильнее, и он уже начал выбиваться из сил.
Выход показался внезапно, за очередным поворотом. Устье трубы открывалось в небольшое квадратное помещение. Выбравшись и осмотревшись, Костя понял, что они находятся на дне шахты, уходящей высоко вверх. Это казалось странным, так как по его прикидкам они ушли не так уж глубоко под землю.
Впрочем, долго глазеть по сторонам ему не дали. Дзави махнула рукой, и небольшой отряд следом за ней в неизменном порядке принялся карабкаться по вбитым в противоположную стену железным скобам к устью другой трубы, находящемуся метрах в двадцати над полом. Оттуда вовсю хлестала все та же мутная жижа.
Обернувшись назад, Костя увидел, что отверстие трубы, из которой они вышли, уже полностью скрылось под водой. Ему отвесили пинка и он торопливо принялся карабкаться вверх, стараясь не обращать внимания на хлещущую прямо на голову канализационную дрянь.
Когда они добрались до входа в трубу, поток иссяк. И во второй раз Сцилевский поразился четкости хронометража: пробудь они в первой трубе минутой дольше – и все бы утонули; взобрались бы ко второй чуть раньше – не смогли бы войти. Даже имея в руках карту канализации, пытаться бродить по ней без опытного проводника, знающего режим работы, было чистым самоубийством.
Тем временем маленький отряд под руководством Дзави в темпе вальса миновал еще несколько длинных и не слишком канализационных труб, шахт, по которым приходилось карабкаться без страховки то вниз, то вверх, пару подвалов с насосами и щитами управления, и наконец выбрался в достаточно просторный тоннель с высоким арчатым потолком. Несколько раз по дороге Сцилевский видел, как там, где они только что прошли, подымается все та же отвратительная жижа. Булькающие мутной водой бездны, над которыми им случалось проходить, вызывали невольный ужас, от которого все внутри холодело.
Теперь все это осталось позади. Они шли по широкому тоннелю чуть меньше, чем по колено в воде, и, к немалой Костиной радости, – выпрямившись во весь рост! Вода в тоннеле была на удивление прозрачной, что позволяло не опасаться невидимых ловушек и провалов.
Они шли около двух часов, пока, наконец, не вышли к берегу подземной реки, в которую впадал вытекающий из тоннеля ручей. Метрах в десяти от входа в тоннель стоял наполовину вытащенный на берег небольшой плот с низкими деревянными бортиками. Судя по всему, этот плот когда-то использовался как паром, однако явно был давно заброшен.
Четыре каната, прикрепленные к бортикам плота, тянулись к широкому железному кольцу, надетому на протянутый наискось над рекой канат. Даже издали было видно, что кольцо к нему приржавело намертво, сам канат провис, край плота, находившийся на берегу, врос в землю. Небольшой причал на противоположном берегу был наполовину разрушен. Паром едва ли был еще на что-то годен, тем не менее именно к нему направилась вся команда.
Интересно, как они собираются на нем переправляться? – с удивлением подумал Костя.
Как выяснилось, переправляться на другой берег никто не собирался. Плот столкнули в реку, погрузились на него, амбал - бывший канализационщик и, что немало удивило Константина– лично Дзави! – вооружились длинными шестами, канаты, державшие плот привязанным к бесполезному уже кольцу, были перерублены. Дзави и бывший солдат-канализационщик с помощью шестов выпихнули его на середину реки.
Течение оказалось гораздо сильнее, чем можно было предположить, глядя на гладкую поверхность воды. Плот поплыл вниз по течению довольно быстро. Костя взглянул наверх. Над его головой проплывали сталактиты странной ветвистой формы. Они чем-то напоминали гибрид безлистного плюща с кораллом.
Примерно через полчаса показалась излучина реки. Дзави с амбалом схватились за шесты и с явным трудом начали подтягивать плот к берегу.
Река в этом месте сворачивала влево и метров через тридцать обрывалась водопадом, невидимым с места их высадки. Отряд, покинув плот, направился в тоннель, вход в который располагался прямо напротив излучины. Этот тоннель оказался давно заброшенным и полуразрушенным. Пол в нем хоть и не был покрыт водой, весь оказался выщерблен. Потолок был настолько низким, что идти приходилось пригнувшись.
Через пятнадцать минут тоннель резко закончился. Весь отряд сгрудился на узком тесном выступе, ничем не огороженном. За краем этого выступа была бездна, и не было видно ни дна ее, ни краев. Над выходом из тоннеля, у них над головами, в стену была вмонтирована мощная железная скоба, и от нее отходил стальной канат, терявшийся в темноте. К канату крепился странный плот, сильно напоминавший давешний паром, только борта у него были веревочные: в двенадцать рядов на равном расстоянии от уровня щиколоток до уровня груди. Это странное сооружение выглядело таким же заброшенным, как и разрушенный ими паром, однако было сработано добротно, что называется, “на века”, и, казалось, находилось еще вполне в рабочем состоянии.
Лететь куда-то в темноту на этом шатком издевательстве, не имевшем никакой опоры, кроме подвесного крепления к канату, казалось чистой воды самоубийством. Сцилевского охватило непреодолимое желание развернуться, нырнуть обратно в тоннель и бежать куда подальше. Однако он пересилил себя и, стиснув зубы, шагнул вслед за остальными на шатающуюся платформу, висящую в воздухе.
Дзави устроилась за неким подобием механического пульта управления, амбал, знакомый, вероятно, с подобными агрегатами еще со времен своей службы в канализации, взялся за какой-то рычаг, ведущий к месту соединения крепежей плота с натянутым канатом, и их “паром-самолет” отчалил.
* * *
Стремительный полет сквозь мрак показался Константину омерзительно долгим.
Почти сразу их полт набрал вполне приличную скорость, примерно как мчащийся по трассе автомобиль. Только вместо трассы под ними была лишь черная бездна.
В свете фонарей окружавший их мрак казался еще гуще. Сцилевский, оказавшийся у края платформы, изо всех сил вцепился в казавшиеся хрупкими и невесомыми веревочные перила. Ветер свистел в ушах, бил в лицо.
Прошел уже, должно быть, час с момента, как они отчалили, а конца полету все не предвиделось. Минуты тянулись издевательски медленно, и Костя стал терять ощущение времени. Ему казалось, что они летят так уже целую вечность.
Сам полет начинал казаться Сцилевскому нереальным путешествием сквозь царство смерти – мрачный мифический Аид, а сам он казался себе беспомощной и несчастной душой грешника, приговоренной беспощадным владыкой мертвых к ужасной пытке: вечному падению сквозь клубящийся мрак в бездонную пропасть в тщетных попытках за ни к чему не привязанную веревку, которая падает вместе с ним.
Голова начинала кружиться. Лица спутников поплыли во внезапно заколыхавшемся на ветру, точно призрачное знамя, свете фонаря. Шаткая опора стала уходить из-под ног. Давно сдерживаемая паника вломилась в сознание, точно разъяренный слон в посудную лавку. Сцилевского затопил кромешный ужас, гася любые проблески мысли, поглощая все: его самого, тех, кто был рядом, их несущийся в никуда воздушный паром и даже самый мрак, обволакивавший их.
Он тихонько взвыл, и, медленно перебирая руками по веревочным перилам, сполз на пол. Чьи-то заботливые руки помогли ему лечь на шершавые доски. Он уткнулся
