Первооснова коловращений

     Я не верю в случайные совпадения.
     - Случайностей не бывает, всё предопределено и взаимосвязано, -  вдалбливал мне отец во времена моего детства. – Прогул – двойка – мой ремень… - Он смахивал пот с бровей и продолжал свои физические и  нравственные  наставления. – Ищи первопричину. Что предшествовало прогулу? Гнедая не может просто так сломать ногу. Значит, это кому – то было надо…
     Свист ремня немного сбивал меня от поисков истины. Тривиальная вчерашняя рыбалка вместо занятий меня не устраивала. Была в ней какая – то приземлённость, а отец, насколько я понимал, искал на моих закорках высший смысл. И я старался ему помочь, мучительно выдумывая причину. Боже, как я был наивен в те далёкие времена! Будь всё это сейчас, я бы заранее смазал мягкое место подсолнечным маслом и, уж, конечно же, искал бы первопричину в моей мамаше (светлая ей память!): за час до нравоучений мамашей была обнаружена и изъята отцовская заначка. А пить в долг отец не привык. Посему в сердцах переключился на мою задницу. И теперь, с высоты своих лет я понимаю, что вариативность поиска первопричины может колебаться  от высоких материй до седалищного нерва.
     Но когда я увидел сидящего на крыльце избирательного участка Эбенезера  Белфорда с неизменной тлеющей сигаретой в уголке ленивого рта – я, надо признаться, обомлел. Амплитуды вариантности явно зашкаливали.
     Я даже замедлил шаг и выплюнул жвачку.  Местная псина с линялой шкурой  с интересом её обнюхала, присела, помочилась и ушла досыпать к забору.
     - Эб, - тихо и ласково произнёс я. – Эб!
     Я почему – то посчитал, что с фантомами, клонами и всякими мороками не стоит говорить на повышенных тонах
     Эбенезер Белфорд ( или кто там, выдающий себя за него)  приоткрыл смеженные веки и некоторое время молча на меня смотрел. Затем глубокие вертикальные складки на его щеках сгладились и приняли горизонтальное положение.
     - Майкл! – заорал он так, будто нам мешала револьверная стрельба. – Ба!!! Ты?!
     Пепел с его сигареты упал на заплеванное крыльцо. И раскудахтался петух в курятнике. Я понял: передо мною Эбенезер Белфорд собственной персоной.
     Мы обнялись.
     От Эба по-прежнему, как в те, далекие годы пахло смесью лошадиного и мужского  пота, дешевым табаком и, как не странно, мимозой.
     - Как ты здесь? – поинтересовался он, усаживаясь на прежнее место. – На выборы? Или по делу?
     Он достал из кармана плоскую фляжку, открутил крышку, протянул мне.
     - За встречу!
     Я слегка кивнул в ответ и приложился к горлышку. Виски! Настоящие! Те, с  ранчо папаши Эба !
     - А ты-то как здесь?  За сотни миль от дома?! И давно?
     - Восьмой год. – Эб принял от меня фляжку, чтобы не отстать в разговоре. – У меня здесь дело! – значительно произнёс он. – Я приобрел ферму.
     Апломб, с которым это было  произнесено, указал мне: Эб не изменился.  Всё так же продолжает играть в покер и шевелит пальцами у кольта с разряженной обоймой.
     - Ну-ну,- протянул я, усаживаясь рядом на перила. – А как же папашина ферма?  Ты же был единственный наследник! Продал?
     Он беспечно кивнул головой.
     - А почему к нам? Здесь что, корма сочнее? Эб, перестань крутиться, как необъезженная! Изволь говорит правду!
     Я достал свою фляжку, бросил ему. Ловкости, с которой он осушил её до половины (я это замерил по бульканью в его горле) позавидовал бы и кэмэл.
     - Ты помнишь, как появился у нас  на ферме? – спросил он, утёршись. – Бледный, как полуденное солнце. Немощный, стеснительный… Парень с Востока…
     - Конечно, помню. Три месяца стажировки. Нас много тогда прибыло в Нью-Клин. Кто на три месяца, кто на полгода…  А по поводу немощности – это ещё надо посмотреть! – обидчиво оживился я. – Зуб-то, поди, до сих пор шатается?
     Он потрогал языком зуб, помотал отрицательно головой, вернул фляжку.
     - Майкл, прошу тебя - не перебивай. Я до сих пор путаю времена.
     - И падежи,- некстати хихикнул я.
     - Нет,- серьёзно ответил он. – Падеж был на следующий год.  А тогда с вами приехала Лидия. Ну, такая… 95-60-95… Неужели не помнишь? Шатенка такая…- И он очень точно нарисовал ладонью абрис.
      - Всё! Вспомнил! – Я действительно вспомнил эту Лидию. Только мне показалось, что с цифрой «60» Эб немного напутал. Сантиметров на 20. – Только она на ранчо не осталась, устроилась  официанткой в городе, «У  дядюшки Пэна».
      - Да, «У дядюшки Пэна». Через год мы поженились. У нас двое ребятишек.
      Я облегченно вздохнул.  И одновременно посетовал на себя: что за дурость – искать везде сложности? Банальность – она повсеместна. Хотя…
     - Эб, а почему вы здесь? Чем тебя не устроило отцовское хозяйство? Или ЕЁ не устроило?
    Он потянулся, улыбнулся мечтательно.
    - Захотелось своего дела. Захотелось мир посмотреть. Да и Лидию очень тянуло на родину.
    Да-а, любовь…  Она и не таких  под копыто поджимала. А уж эти простаки с Запада, как Эб… Да-а, любовь… Первопричина первопричин.
     - А ты как? Ты же с этих краев…
     - Зоотехником…  
     Дверь участка открылась.   Эб еле успел спрятать фляжку.
     - Милый,  ты мне нужен. Срочно на Дальний Карьер! Думаю, голосовать там уже закончили. Опечатаешь урны – и обратно! Одна нога здесь, другая – тоже!
      Я, скрытый дверью, успел заметить лишь клок золотистых волос. Дверь захлопнулась.
     Эбенезер  развел руками: видишь, как оно, дружище… Дела!
     - Ну, Майкл, до встречи!
     Мы обнялись на прощание. Мне даже померещилась слеза в уголке его левого глаза.
     Эб вытащил из расшитого «под хохлому»  валенка спрятанную фляжку, отдал мне, подошел к стоящему на обочине «ниссан - кашкаю», уселся на заднее сиденье и тронул водителя за плечо: - На Дальний Карьер.
     Окурок прилип к моей отвисшей губе.  Я машинально встряхнул фляжку. Нет, видимо, Эб постарел: во фляжке еще что-то осталось. Я сплюнул окурок и приложился к горлышку. Да так и застыл с запрокинутой головой: с избирательного   плаката на двери мне лучезарно улыбалась веснушчатое лицо Лидии  Сидоровой, генерального директора мясоперерабатывающего комплекса, кандидата в депутаты Государственной Думы от семьдесят четвертого избирательного округа города Клина.
     Вот это высоты! В её то тридцать с небольшим лет! А ты: Эд, чувства, лямур… Да за такой перспективой – хоть на Алеутские острова! Эх, Мишка, Мишка, мало тебя батя в детстве вразумлял! Политика – вот первооснова всего! Хоть на Диком Западе, хоть в российской глубинке… А этому, уж, простачку-янки сам бог велел за этими 90-80-90 в Россию тащиться! Заодно, и к высокому, к «Лебединому озеру»  приобщится у истоков, так сказать.  Для Думы – первостатейная вещь, частенько наяривают. Плюс «кашкай»  да  пимы с иголочки…
     Псина у забора  широко, с лязганьем клыков  зевнула и вновь замерла в спячке.