Ох, как хотелось мне вытянуть ножки! Сколько можно находиться в позе эмбриона и плавать, как в невесомости? Хорошо ещё, что мамочка кормила вкусно, и я получал всё, что нравилось. А то бы вообще - сидел взаперти и никакого удовольствия.
- Мяско, рыбка, творожок - кушай, милый мой дружок,
получай и витамины, ты же будущий мужчина... - приговаривала она, ласково поглаживая меня.
Полюбил я свою мамочку. Ещё жил у неё в животе, а она уже заботилась обо мне - гулять водила, в бассейн, зарядку делала, чтобы я правильно развивался. Хорошо было с нею в прятки играть, мне нравилось, как она бегала за моей пяточкой, и пыталась угадать:
- Это локоток?
А я ей отвечал:- Нет!
Она бежала дальше, ловила снова мою пяточку и спрашивала:
- А это коленочка?
- Нет! - кричал я, и наша игра повторялась каждый день.
Мне нравилось, когда она мне пела, особенно украинские песни: "Ой пишла я до ставочку, забарылася, на дружочка молодого задывылася..."
И я понимал, что это она поёт о встрече с моим отцом.
Вот его я никак понять не мог - ему всегда времени на нас не хватало. Постоянно летал в командировки, но и после работы домой не торопился. Друзей у него много было - всё им помогал, да к своей мамашке-"стоноте" бегал частенько. Когда бы мы к ней не пришли, даже не предлагая маме присесть, сразу начинала причитать:
- Бросили меня одну, никому я не нужна, больная...
- Как же вы одна? У вас же муж рядом.- успокаивала мама. А та на неё зыркала злыми глазами, и я сразу чувствовал, что моя мамочка начинает нервничать. Мне хотелось ей помочь, усадить, чтобы она отдохнула, и я начинал толкаться, крутиться. Мама обнимала меня обеими руками и мы уходили.
Шли через лес и отдыхали на пенечке, она доставала из сумочки заранее приготовленный пирожок и приговаривала:
- Малыш, сядем на пенёк, съедим пирожок...- и счастливо улыбалась.
Потом-то я узнал, из какой это сказки, она мне много их рассказывала, в том числе и свои собственные, что сочиняла каждый вечер перед сном, когда я подрос.
И я уже точно знал - когда вырасту большой, не позволю ей огорчаться.
Папиному возвращению из командировок мама очень радовалась. Так она его любила! Я это чувствовал, сидя в своём убежище. Она все время пела и смеялась, а папка носил её на руках и целовал в живот. Она всегда защищала мужа перед всеми и даже перед своей матерью:
- Не надо ничего мне говорить, я вышла замуж по любви и знала на что иду. Для него полёты - это вся его жизнь. У каждого свой выбор.
И вот папка прилетел за нами и увёз в армию. Хорошо там жилось, а мамочка больше не расстраивалась. И всё бы ничего, но мне казалось, что я уже пересиживаю здесь. Становилось тесно и страшно - не мог повернуться. Тогда я начал колотить ручками и ножками в стенку, чтобы выпустили меня наружу. Я уже тогда понял, что у меня клаустрофобия - не могу долго находиться в замкнутом пространстве.
Стал я подготавливать маму, чтобы она поторопилась в больницу - изловчился и перевернулся вниз головой, чтобы удобней было выскочить. Маме стало очень больно, папа забеспокоился и побежал за машиной. Приехал он на огромном солдатском грузовике, они с водителем подсадили маму в кабину, а она все продолжала стонать и плакать. Мне было очень её жалко, но выбраться на свободу хотелось сильнее.
Неделю стояли Крещенские морозы, а в этот день потеплело и началась метель. Молодой солдат-водитель заблудился и не заметил, как съехал с дороги. Машина накренилась, и папка приказал водителю остановиться.
Он не растерялся и скомандовал теперь маме:
- Ложись на спину, мы тебя вытащим!
Они вытянули нас мамой из кабины и опустили прямо в снег. Я испугался, что делаю маме больно, да и родиться на морозе мне не хотелось - пришлось притихнуть.
Папа лопатой расчистил сугроб, положил сиденье и приказал солдату остаться с нами. А сам отправился за помощью, успокоив:
- Мы находимся совсем рядом со станцией, там наш пост, я быстро вернусь - не успеете замерзнуть.- он поцеловал маму и укрыл запасным тулупом.
Она хотела идти с ним, но он велел ждать. Через час папка вернулся с солдатами на вездеходе. Я тоже ждал и не беспокоил маму. Пока мы ехали в роддом, я так устал, что захотел спать, и проспал богатырским сном целую неделю.
Папа приезжал и спрашивал:
- Когда же, наконец, он появится на свет?
А я уже удобно устроился, мне было так тепло и спокойно, что решил немного подождать. День и ночь кричали новорожденные младенцы, а у мамки в животе было тепло и тихо. Другие офицерские жены все родили, и их мужья спрашивали:
- А кто у Вас родился?
Я же опустился пониже, и у мамы в длинном халате живота не было заметно. Она отвечала:
- Я еще не родила.
К нам приехал папка из командировки и спросил у Главного врача:
- Можно погулять с женой на улице?
Тот отпустил и посоветовал маме побольше шевелиться, сказал, что она перехаживает. И я понял, что засиделся.
Повсюду навалило много снега, и они стали бегать с папкой по расчищенным шпалам, чтобы она скорее разродилась. Обратно мама едва дошла, так её начало схватывать.
Врач подошел и спросил:
- Что случилось, почему плачем? Только что улыбалась, обратно иду - слёзы. Идемте-ка в смотровую комнату.
- Да ты уже рожаешь, девочка, идём в родовую. - позвал он маму.
Там мама испугалась - у неё отошли воды. Но врач её успокоил:
- Все идет как надо.
И... через час я получил свободу. Скажу честно, что событие было не из приятных - столько пришлось перенести. Сначала меня так зажало, что я чуть не задохнулся. Потом вытянул правую руку, чтобы помочь себе и маме, и... как рванулся вперед...
Не знаю, как они там успели меня подхватить.
Врач сказал маме:
- Вы такая терпеливая. Почему не кричали? И вам не интересно, кто у вас родился?
- Я знаю кто - сын. - ответила мама.
Он так удивился, потому что тогда в больницах никакого УЗИ не было.
- Почему малыш молчит?- спросила мама с тревогой. Ей показалось, что прошло много времени, но врач приподнял меня за ножки, вниз головой, и похлопал по попке. От неожиданности я закричал так, что сам испугался своего грубого мужского голоса:
- Нга-нга-нга-а-а-а.
Мне было страшно и холодно, хотелось прижаться к тёплой маминой груди, но ей сказали, что у них это не принято.
Когда мама отдыхала на родильном столе, рядом с нами родила тоже мальчика совсем молоденькая девчонка. Если маме было всего девятнадцать лет, то ей - около шестнадцати. Она сильно кричала, но никто не суетился, наоборот - акушерка ворчала на неё и покрикивала. Я узнал потом - почему. Девчонка заранее сказала, что от ребенка откажется.
Потом к ней в палату приходили врачи, уговаривали покормить малыша, но... всё безрезультатно.
Голодный мальчишка плакал, а соску брать не хотел. Может, от зависти, что мы-то кушали из маминой груди.
Через день Главный врач подошел и попросил маму:
- Покормите, пожалуйста, этого мальчишку. Он абсолютно здоровый, но только дела его плохи - мать сбежала, он ничего не ест, а у вас молока много.
Мама сначала сомневалась, но когда он заревел от голода охрипшим голосом - решилась. Она и правда не справлялась с молоком - его было так много, что я не мог все выпить.
А тут и сцеживать ничего не надо было - мой молочный брат оказался такой обжора, что даже после меня все доедал.
Когда пришел счастливый папа, мама сказала с радостью:- А у нас уже два сына!
- Как это? - оторопел он.
А когда ему мама ему всё объяснила, папа наотрез отказался забирать отказника, пытаясь её убедить:
- Если тебе так хочется, то на будущий год у нас еще будет ребенок, но чужой, наверняка с дурной наследственностью, нам не нужен.
Мама расстроилась, но врач сказал, что плакать нельзя, а то молоко пропадет. Когда отец забирал нас из роддома, я тоже ревел, мне не хотелось расставаться с молочным братом.
Я как почувствовал, что у меня больше уже никогда не будет ни брата, ни сестры.
© Copyright: Пыжьянова Татьяна, 2013
Свидетельство о публикации №213030102270
Почти всё - правда...)))
