Школьная история, рассказанная самоубийцей

известно об этом мире, хоть я и прожила здесь четыре десятка лет. Раньше мне приходилось нарушать разные здешние правила, - прогуливать школу, например, - и ничего особенного не случалось; меня иногда ругали, и только. Обычно учителя относились к нам с холодным равнодушием; никто не рвался наказывать нас за проступки, но этот запрет казался серьёзным, и я чувствовала: что-то случится, если Ритка наябедничает им...
   
    Я волновалась, но старалась выглядеть спокойной.
   
    - Что ты здесь делаешь? - спросила я Ритку с деланным безразличием, как будто мне было всё равно, что происходит и что теперь со мной будет...
   
    ...Помню, как будто это было вчера: на пустоши, в серой сухой земле, под хмурым пасмурным небом, растёт прекрасный цветущий куст, - настоящее чудо; две золотистые бабочки порхают вокруг него... а чуть поодаль  стоит моя подруга Ритка в своей старой коричневой форме и, насупившись, смотрит на меня. Кажется, она вот-вот заплачет.
   
    - Ну, что случилось? - спрашиваю я.
   
    Ритка долго молчит и наконец выпаливает, - совсем по-детски, со слезами в голосе:
   
    - Я пришла, чтобы сказать... Эта Иренка... она плохая. Злая и подлая. Она хочет разлучить нас с тобой...
   
    Я не верю ей. Здесь все врут. У Ритки хитрые зелёные глаза; она немного косит, и кажется, что Ритка всегда неискренна. Но в этот раз она, похоже, не врёт. Слёзы текут по её лицу.
   
    - Да что случилось?.. Почему ты плачешь?
   
    - Ты ничего не знаешь! - выкрикивает Ритка. - Когда куст вырастет, ты уйдёшь!..
   
    Слово "уйдёшь" в её устах звучит почти как "умрёшь", - тоскливо и обречённо. Я смотрю на высокий, как дерево, куст, на толстые ветви, покрытые шершавой корой, на распустившиеся цветы размером с ладонь и длинные зелёные листья. Мне кажется, что куст уже вырос. "Значит, мне пора уходить? - спокойно думаю я. - Но куда? Где ещё есть место мёртвым?"... Может быть, есть ещё какой-то мир, кроме того, где мы оказались? Или я просто уйду в небытие, в которое верят живые?.. Что, если меня ожидает смерть?.. Откуда я вообще взяла, что на "том свете" жизнь бесконечна?.. Возможно, я просто перестану существовать, превращусь в пыль и прах?..
   
    - Что ж ты раньше не сказала мне, Ритка? - с лёгким укором говорю я. - Теперь уже поздно. Смотри, какой он большой...  
   
    - Да разве я знала, что он вырастет?.. Думала, засохнет. Здесь даже трава не растёт...
   
    Ритка садится рядом со мной, - на серую пыльную землю, спиной к цветущему кусту, - и говорит, говорит...
   
    Мы всегда сидим на земле. Здесь нет скамеек, а пыль нам не страшна: её можно отряхнуть, и она исчезнет, не оставив следов. Моя школьная форма не пачкается; она всегда остаётся такой, какой я её помню. Здесь всё не так, как в мире живых...
   
    ...Я молча слушаю Риткин рассказ. Когда я покончила с собой, то не оставила предсмертной записки; мне не хотелось ничего объяснять. Зачем?.. Мне было всё равно, что теперь будет в мире живых. И Ритка, недолго думая, решила, что повесилась я из-за неё, из-за дружбы, которую она предала...
   
    Её сны превратились в кошмары. Каждую ночь она приходила в школу и видела там меня. Она пыталась помириться со мной снова и снова, но у неё ничего не получалось: я относилась к ней с холодным безразличием, как будто она - пустое место. Ритка часто заговаривала со мной, садилась за одну парту, таскалась следом на переменах; я терпела её рядом с собой, но при случае старалась уйти от неё подальше, считая каким-то надоедливым духом, который просто притворяется Риткой...
   
    Так продолжалось четыре года, - пока ей не исполнилось пятнадцать. В то лето Ритка неожиданно влюбилась; объектом страсти стал соседский мальчик, живущий двумя этажами выше. Но мальчик отверг её: ему не нравилась грязная замарашка, нечёсаная, с чернильными пятнами на руках...
   
    Это новое горе освежило печальные воспоминания: Ритка вспомнила обо мне, о том, как отворачивалась, когда я пыталась с ней заговорить, и как кричала мне вслед разные гадости, - по указке другой девчонки, которая стала её новой подругой...
   
    Лето подходило к концу; начинался учебный год, а вместе с ним - новые проблемы. Ритка училась на одни тройки, и окончание школы не открывало перед ней никаких радужных перспектив. После восьмого класса Ритка собралась идти в училище, но, поразмыслив, решила, что жизнь рабочих - это не то, чего она хотела бы для себя...
   
    ...Ритка бросилась с моста в реку тридцать первого августа, перед самым началом учебного года. Она оставила предсмертную записку, в которой пространно описала всё, - свою несчастную любовь, отсутствие целей и будущего, - и попросила у всех прощения. В записке Ритка упомянула и меня. Она извинилась за то, что предала нашу дружбу, и выразила надежду, что на том свете мы встретимся...
   
    Именно так и случилось. После смерти Ритка попала в ту же школу, где училась я; мы снова сидели за одной партой, но я не заметила, что она мёртвая, продолжая считать её духом, который только притворяется Риткой... Способность различать живых и мёртвых меня подвела; да я и не старалась, - за все эти годы я, кажется, ни разу не смотрела на неё внимательно... Мне было всё равно.
   
    - Ты меня ненавидишь, наверное, - рыдает Ритка. - Это я во всём виновата. Ты сейчас была бы жива, если б я  дружила с тобой.
   
    Я поспешно перебиваю её:
   
    - Нет, Ритка. Ты ни в чём не виновата. Я не из-за тебя повесилась.
   
    - Нет?.. - удивлённо восклицает она. - Тогда из-за чего?..
   
    Наступает моя очередь говорить; я рассказываю ей о родителях, об уроках заполночь, о единственном выходном дне и последнем закате, об изречении Катона Марка Порция: "Раб должен работать или спать"... Мы никогда не говорили об этом в школе. Ложный стыд удерживал меня: мне не хотелось, чтобы кто-то знал, что я не счастлива дома. Несчастье похоже на болезнь: все боятся им заразиться и обходят стороной того, у кого что-то не так. Поэтому люди стараются делать вид, что у них всё прекрасно, даже когда на душе скребут кошки.  Всё равно никто не поможет и не поймёт...
   
    Я рассказываю Ритке о себе; это наш первый откровенный разговор за сорок с лишним лет. Она слушает меня, а ветер треплет её растрёпанные волосы. Похоже, Ритка немного разочарована: ведь, выходит, она утопилась зря...
   
    - Ты ни в чём не виновата, - повторяю я. - Всё давно прошло и забылось. Мне всё равно, с кем ты дружила потом. Я вообще не хочу помнить прошлое, когда отсюда уйду. Но, если вдруг буду тебя вспоминать, то только хорошее, - ведь было же у нас и хорошее, правда?..
   
    Она кивает и слегка улыбается; мы начинаем вспоминать, как подружились много лет назад, как убегали за школу на переменах и там играли, спрятавшись от всех, - и однажды прозевали урок, потому что не слышали звонка; как дарили друг другу фантики и рисовали принцесс в тетрадках...
   
    ...Я часто вспоминаю тот день: под раскидистым цветущим кустом на серой пыльной земле сидит моя подруга Ритка, умершая в пятнадцать лет, и плачет, размазывая по лицу слёзы.
   
    - Ну, не плачь, - утешаю я, - если хочешь, я и тебе подарю цветок...
   
    Я не умею утешать. Когда я ещё ходила в детский сад, другие девочки из моей группы могли успокоить плачущих, найти какие-то ласковые слова, - а я никогда не знала, что надо говорить в таких случаях. Если дома я плакала, меня за это ругали. Поэтому, когда я видела чьи-то слёзы, мне всегда становилось неловко. Потому что я не знала, что сказать...
   
    Ритка трёт красные глаза, потом резко поднимает голову, и я вижу её зарёванное лицо.
   
    - Ты не понимаешь! - кричит она. - Эти цветы, - они только тебе предназначены! Этот куст - только для тебя...
   
    Мне жаль Ритку, но я понимаю, что она права. Этот куст Иренка посадила только для меня. Это для меня светят маленькие жёлтые солнца, для меня зеленеет листва и порхают бабочки. Другие обходят мой куст стороной, а некоторые даже и не видят. Им всё равно...
   
    XIII
   
    Но некоторым, как видно, не всё равно. Кто-то сказал учителю, что мы с Иренкой вырастили куст. Иренку больше не пускают в школу. Иногда я встречаюсь с ней за углом, возле моего дома. Но это происходит всё реже. Теперь ей трудно сюда попасть. Иногда она передаёт мне записки через Полиморфу; в последней было сказано: "Жди, уже скоро", но с тех пор, кажется, прошло уже много дней...
   
    Каждое утро я по-прежнему иду в школу через пустырь. Я останавливаюсь и подолгу смотрю на куст, на цветы, на бабочек... я думаю об Иренке, о том, что мы с ней больше не встретимся: её не пустят сюда... Я многого теперь не помню: без Иренки мне снова стало трудно осознавать себя мёртвой; в школе я опять забываю, что нахожусь в мире смерти и снов. Я смотрю на цветы и повторяю: "Смерть не страшна"... повторяю и надеюсь, что Иренка всё-таки вернётся. Я забыла почти всю песню, и только эта строчка, случайно застрявшая в памяти, назойливо звучит у меня в ушах...
   
    В школе я теперь снова сижу за одной партой с Риткой. Похоже, она даже рада, что Иренка к нам не приходит. Мы снова стали дружить, хотя больше не откровенничали друг с другом, как там, у цветущего куста... От Ритки-то я и узнала новость; похоже, её давно уже знали все, кроме меня...
   
    - Завтра субботник, - говорит Ритка, щуря хитрые зелёные глаза. - Будем убирать пустырь, как всегда. Ты придёшь?..
   
    - Приду, - механически отвечаю я, - и вдруг меня пробирает холод. Я понимаю, что это значит. Учителя хотят срубить мой куст; и они это сделают, - кто сможет им помешать?..
   
    - Они хотят срубить его... да?... - шёпотом говорю я.
   
    Ритка молча кивает. На уроках мы опасаемся говорить громко. Но я понимаю её с полуслова, - не зря же мы учились вместе столько лет.
   
    Класс плывёт перед моими глазами; как в тумане, я дожидаюсь конца уроков и бегу домой, - к Полиморфе, единственному существу, которое может меня понять...  
   
    Домой я добираюсь быстро, - не то что в тот раз, когда у нас гостила Иренка. Полиморфа странно смотрит на меня; ей непонятно, чем я взволнована. Мой голос дрожит; я сбивчиво рассказываю ей про куст, про Ритку и про субботник. Я уверена, что Полиморфа не сможет мне помочь. Она всего лишь дух, - да и что она умеет, - разве что живых пугать?.. Но Поля, похоже, так не считает. Она садится рядом со мной и излагает странный, почти безумный план...
   
    Я не уверена, что смогу осуществить его. В этом мире я мало что могу. По сравнению с Полей я сущая неумеха; раздваиваться и превращаться я кое-как научилась, но то, что она предлагает, намного сложнее...
   
    XIV
   
    В субботу я выхожу из дома рано, ещё до рассвета, - и бегу на пустырь, где растёт мой цветущий куст. Золотистые бабочки порхают вокруг него; когда я смотрю на них, мне кажется, что светит солнце... Я готова на всё, чтобы защитить своё чудо. Моя жизнь потеряет смысл, если здесь не будет его...
   
    Я сижу под цветущим кустом и жду, - а небо постепенно светлеет; серое утро сменяет тёмно-синие   предрассветные сумерки. Проходит час или больше, - и ко мне присоединяется Ритка. Сегодня она тоже встала рано, и непонятно, - то ли Ритка пришла позлорадствовать, то ли хотела поддержать меня?..
   
    Мы сидим рядом и молча смотрим на бабочек. Возможно, Ритке тоже жаль, что куст срубят; просто она почему-то верит, что из-за