обратиться к врачу. И, конечно, не скрывать ничего, сказать ему об этом. Когда я проконсультировалась у доктора, поняла, что обязана, обязана сказать ему правду. Но он не поверил, стал кричать. Как я могла!? Ему завтра уезжать на войну, а я... Это жестоко с моей стороны. «Ты хотел мне что-то сказать!», - перебила тогда я его. Может, зря, не знаю. Может быть, тогда б я не была здесь. Ра-ди денег! Наверное, ради него».
Мне плохо. Я выпила спирт. Ударило в голову. Господи! Как я устала видеть его перед собой.
«... Он ударил меня по лицу. Я заплакала. «Да, я скажу тебе!». Я не узнавала его в тот вечер. Он так сильно изменился. Он был груб со мной.
- Миша! Миша! Что с тобой?
- Что! Я... я... я не люблю тебя, и никогда не любил.
- Ты мне это говоришь специально, да? - я плакала. - Скажи, да?
- Нет, нет, у меня есть другая девушка, понимаешь, другая...
Я не слышала его голоса... Я бежала, бежала без оглядки. Сволочь! Как ты мог сказать мне это! А потом...
Я вытираю слезы, пропуская важные моменты жизни. Он ушел на войну, приехал в отпуск. Ходил мимо моего дома с другой. Я не стала пытать судьбу и сделала аборт. Но только очень неудачно. «Сочувствую, но дол¬жен сказать, что навряд ли теперь вы станете матерью». Эти слова доктора меня убили. Я три дня не выходила из дому. Плакала и плакала. Поругалась с матерью, так как ничего не могла объяснить. Мне хотелось умереть. А он, как назло, стоял вечерами возле моего подъезда с другой. Жадно обнимал ее. «Но у нас ничего не было», - сказал он однажды, когда я в слезах выбежала навстречу. «Мы просто встречались. Таких, как мы, много. Пойми!». Но разве я могла понять его? Нет! Нет! Никогда! Он снова уехал на войну, а я не знала, что пожелать ему вслед... Вроде, все забывается, но только я не могла забыть обиды. А потом, потом, через три недели меня пригласила к себе подруга...».
Я перестаю вспоминать.
- Что это с тобой, ты вся в слезах, - говорит мне тот бородатый. - А ну, посмотри на меня! Все будет хорошо! Мы победим эту армию!
А мне какое дело!? Победим или нет!? Мне безразлично. Я здесь толь¬ко из-за него. Мне кажется, меня зовут вниз. Спуститься на этаж ниже.
- Пленных взяли, несколько минут назад.
О, Боже, опять пленные. И опять их расстреляют. Допросят... а дальше должны работать мы. На войне, как на войне.
- Хорошо, сейчас спущусь! - отвечаю я бородатому. Он у нас за главного. Слишком хитрый, не показывается в окне. Боится. Хотя корчит из себя героя, говорит, что побывал на всех войнах "великого и нерушимого". Да мне-то что! Я встаю и пытаюсь идти.
Опять взрыв. Автоматная очередь. Кто-то кричит внизу. «Убило. Помогите!». Сам себе пусть помогает.
Как-то странно, мне никого не жалко, да к тому же, все это противно. И даже смерть, смерть - будто бы игрушка. Умереть - одно наслаждение.
- Ну, сюда, к стене, ноги, расставить ноги, руки ... - кричит на пленных мужчина в маске Удар, еще удар. Я останавливаюсь. Не хочу видеть, как он бьет их прикладом. Прижавшись к холодной стене, я снова в том далеком мире. Далеко-далеко от войны.
«... Ты же прекрасный стрелок, а на войне как раз такие и нужны. Неужели ты не понимаешь, подруга?». Она стоит рядом и смотрит в мои глаза. «Ты же незаменимый человек, ну что тебе стоит». Трое ее темнокожих приятелей меня уговаривают ехать с ними. Я сопротивлялась, как могла. Но вдруг что-то перевернулось во мне. «Ты получишь большие деньги, купишь все, что захочешь! Неужели ты не понимаешь!? Они оставляют аванс. Паспорт, билеты, все за их счет! Ты что, дура?». Я дура, конечно, я дура. А кто же еще? Дура. Все перевернулось. Принять решение мне хватило одного дня. Утром, злая, я стояла возле дверей ее квартиры. «Я согласна, но только...». «Никаких но, - кричит подруга, - ты отличный стрелок...».
И вот я здесь. Все надоело. Мы все живы, здоровы, но только все больше гибнут они, без-защитные, необученные войне солдаты. Сейчас я опять вижу их заплаканные, но мужественные лица, все в крови и грязи. В пепле, черном пепле.
Мне становится не по себе. Я вошла в ту комнату, где на холодном, грязном полу лежали пленные Лицом вниз, слегка раздвинув ноги. Их всех убьют. Может быть, даже я. Зачем мне смотреть в их лица. Пленных заставляют встать. Они не спеша поднимаются, отряхивая камуфляж от грязи. Совсем мальчики. Вот издевается жизнь над вами, думаю я, пытаясь взглянуть в их глаза. 0, Боже! Словно страшный удар разразился с мгновенной молнией в глазах... Мне это только кажется, или это действительность? Передо мной стоит он... Он!!! Я закрываю глаза, вздрагиваю и на несколько секунд отворачиваюсь. Весь рот в крови. Губы, губы, которыми он целовал меня, все в крови! Он внимательно смотрит. Пытается поймать мой взгляд. Господи! Да за что мне это?! Ты, ты... ты теперь рядом... я проговариваю про себя: «Ми-ша. Ми-ша». Мне кажется, он слышит. Со злостью смотрит на меня и, не отводя своего помутневшего взгляда, пытается понять все это.
Ну, скажи, ну, скажи хоть слово!!! Я отвернулась. Мне страшно и боль¬но. За что? За что? Я опять обращаюсь к Богу.
«Но ведь ты этого хотела, именно этого. Встретить его здесь. Ради него ты пошла на войну...» - говорит мне внутренний голос.
- Это твои! - шепчет на ухо подруга. - Здесь три тысячи долларов.
Она смеется, она совершенно не понимает меня. Я закрываю глаза. Мне страшно. Наверное, так никогда мне не было страшно, как сейчас.
-Уведите их, - кричит бородатый и смотрит на меня. Да, да, конечно, я иду. Шум в ушах. Все кончено, все перевернулось вверх дном. Он уходит, а меня посылают за ним. Я стараюсь не оступиться, надо держаться. Хотя бы не показывать виду. Он оглядывается, смотрит на меня. Мои руки трясутся. Мне плохо. Слезы. Эти противные слезы. Они выдают меня.
"Так значит, ты плачешь!!!" - опять этот внутренний голос. Как будто он против меня. Все против меня. Все!!! «Но ты же хотела...»
Мы вышли во двор. Я и еще несколько человек из нашей команды. Их задача - охранять меня. Пленные навряд ли окажут сопротивление. Они еле идут. Вот один из солдат падает. Кричит. Показывает на ноги. Они все в крови. Его пинает бородатый и матерными словами заставляет встать...
...Он смотрит на меня. Смотрит.
«Ну, скажи хоть слово, мне станет легче, скажи», - я, наверное закричу. Они отходят к стене. Опять слышна автоматная очередь. Взрыв. Кругом что-то кричат.
- Давай, кончай их, быстрее. Они наступают, - кричит мне "старший" из разбитого окна. «Да, да, сейчас». Я киваю головой и вытираю набежавшую слезу. Они стоят спиной ко мне, по-вернувшись к окровавленной стене.
Я тяну специально время. А они ждут... Ждут своего часа, своей последней минуты... Так тяжело вздыхают, пытаясь насладиться последним глотком жизни. Я снимаю винтовку и целюсь. Моими действиями руководит кто-то другой, но не я. Не я! А то б ни за что не направила на него свою винтовку. Убить его первым? Нет. Нет.
Сквозь пелену слез я чувствую и, вижу его. Он оборачивается и смотрит на меня. «Ты так и не сказал ни слова».
Взрыв... автоматная очередь. Сильный взрыв. Слышен гул танков. На меня летит штукатурка. Я совершенно не стараюсь понять, что произошло.
Опять автоматная очередь и крики. Стоны...
Наверное, взорвали наш дом. Двое других пленных бросаются на землю.
Мои ноги не пускают меня к нему... Я прилипла к земле. Не хватает сил, чтоб повернуться... Посмотреть, что произошло. Веки так тяжелы... Земля уходит из-под ног. Он медленными шагами идет ко мне. Вокруг него уже много солдат. Они что-то кричат ему, хлопают по спине... А он, он как будто не слышит их. Не замечает. Ровными шагами идет ко мне...
Я чувствую его дыхание, его тело. Его небритое лицо...
Я закрываю глаза, все кружится, наверное, я падаю или лечу... Мне хочется только одного: чтоб он обнял меня и прошептал: «Ты здесь из-за меня, я знаю это. Прости, если сможешь, прости...»
1995 г.
