I
Мир дрожит. Протяжный, нечеловеческий стон, хруст каменной крошки.
Владимир поворачивает ко мне перепачканное грязью лицо. Я понимаю, что никогда не забуду этого выражения: застывшая маска ужаса, на ней – полные удивления, наивно-детские глаза. Фонарь на рыжей каске вспыхивает. Нестерпимо-ярко. Электрический свет ударяет по глазам. Затем слепящий луч гаснет, оборачивается снопом искр. Стайкой огненных кузнечиков они скачут по камням, касаются ткани куртки.
На меня наваливается тяжелая, непроницаемая чернота.
Еще несколько секунд слышу, как ворочаются наверху и впереди глыбы. Животом, грудью чувствую сильную дрожь. Затем все стихает.
Сердце бьется о ребра. Пальцы скользят по влажному известняку. Но я поднимаюсь – спина ударяется о твердое. Следом за ней потолка касается пластик каски. Слышен глухой, отчетливый стук. Шлем обидно сползает на глаза.
Пытаюсь отползти назад. Подошвами чувствую тупик.
Вот и все, Толя. Допрыгался. Застрял.
-Аббатство…
Обреченно растекаюсь по камню. Ничего… главное – беречь силы. Спелеологи часто попадают под обвал. Как-то спасаются.
Лежу, напряженно вслушиваясь в тишину. Что еще остается делать, если глаза не видят? Есть надежда, что Лена и Светлана уцелели.
Приведут помощь. Если же нет…
Меня пробивает дрожь. Умом понимаю: если Лена погибла, нормальная жизнь на этом кончится. Но чувства, приглушенные адреналином, молчат. Нет даже беспокойства.
Пока нет.
-Девочки, - говорю. Хотел крикнуть, получился хриплый шепот. Сглатываю вставший в горле ком. – Девочки, слышите?
Тишина. Время тянется жвачкой. В полном, непроницаемом мраке не могу определить, сколько прошло – секунда, или пять минут. Затем слышу, совсем рядом тихий шорох. Вскидываю голову, тщетно пытаясь высмотреть хоть что-то. Радоваться рано: скорее всего, это сыпется песок с потолка.
-Живы, - раздается из темноты. Тишину нарушает надсадный кашель слева.
Протягиваю руку, ладонь натыкается на холодный камень. Долго вожу пальцами. Камень, снова камень. Наконец натыкаюсь на мягкое. Теплое.
-Лена? – спрашиваю с надеждой. Пальцы теребят чужую куртку.
-Света, - мрачно отзываются из темноты. – Но Лена здесь.
-Живая?
Молчание. Снова шорохи.
-Вроде дышит… да, точно дышит. Что случилось?
-Обвал, - говорю. – Спереди затор. Сзади тоже. Справа стена, только слева щель. Вы, вроде бы, в ней.
Слышу надсадное сопение. Тихую ругань.
-Вроде бы, - сварливо отзывается Света. – Да, в ней. Даже… подняться не могу.
Темнота давит. Как давит сверху сотни тонн древнего, равнодушного камня. Меня охватывает паника. Почти физически я чувствую, как на горле сжимаются пальцы страха. Сучу ногами, руками, пытаясь прорваться вперед. Но все бес толку. Я как жук, прижатый к земле пальцем. Хочется кричать, звать на помощь. Но борюсь. Стыдно перед Светой.
Она, как-никак моя начальница. Возможно – бывшая.
Какая была замечательная идея – сходить в поход. Я давно болею спелеологией, подземелье манит, не отпускает. Заразил этим сначала,
Лену, мою девушку. Потом увлечение перебросилось и на Светлану. Директор в небольшой конторе. Из ее подчиненных только я Ленка, да еще пара девушек. Я – менеджер. По факту - курьер. В общем, вся наша организация подвязана на рассылке. Деньги не то что бы большие, но работать интересно.
Помню, как улетучилась скука на лице Светы, когда я рассказал о пещерах. В глазах загорелся интерес. Все-таки женщина она интересная, энергичная. Хоть и старше меня на десять с лишним лет. В матери не годится. Скорее, в старшие сестры.
Для нас четверых: меня, Владимира – опытного спелеолога, Лены и Светланы – зеленых новичков, этот поход сулил оказаться чем-то необычным. Все-таки здорово, когда сослуживцы выбираются из города. Это на время стирает барьеры.
Мы рисковали, заходя в незнакомую каверну. Но другие я с Димой уже облазил вдоль и поперек. Обоим скучно.
Вот и дорисковались… черт знает, как нас теперь найдут.
-Что с Владимиром? - спрашивает Светлана.
-Не знаю, - отвечаю честно. Хотя нет… знаю. Но произносить вслух этого не хочется. Страшно. – Он был впереди.
-Ясно.
Слышу надсадный кашель. Даже сейчас узнаю Лену. Любимого человека, с которым провел три года, не перепутаешь ни с кем. Даже в темноте.
-Лена, - говорю, - Леночек, ты как? Цела? Ничего не болит?
Тихий стон. Из мрака доносится жалобный голос:
-Спина болит. А так… вроде ничего.
Облизываю пересохшие губы. На зубах противно скрипит песок.
-У тебя там просторно? Не придавило?
-Не знаю…
-Попробуй сесть. Только осторожно, - терпеливо объясняю.
-Здесь узко, - отвечает, - сесть могу… но голова в потолок уперлась.
Под боком насмешливо фырчит Света.
-Да ты там гулять можешь, девочка. Вот у меня узко. Черт, даже слишком…
Темнота давит все сильнее. От разговоров легче, но уже сейчас я чувствую, как она обвивает тело кольцами, мешает вдохнуть. Дрожащими пальцами касаюсь фонаря-«циклопа». Кнопка бестолково щелкает.
-Что с фонарями? – спрашиваю. Голос дрожит. Скверно…
-Разбит, - хрипит Светлана. – О-ох. Как же тяжело…
-Мне страшно, - вместо ответа говорит Лена. – Ничего не вижу.
Невольно улыбаюсь.
-Для этого и нужен фонарь. Что у тебя с ним?
-Я его потеряла, - рассеянно отвечает девушка. – Давно уже…
-И молчала?
-Балда, - вздыхает Светлана.
-Не хотела расстраивать, - оправдывается Лена.
Борюсь с удушьем как могу. С каждым ударом сердца все тяжелее. Скрипя зубами, переворачиваюсь на спину. Стягиваю фонарь. На ощупь пытаюсь тормошить аккумулятор. Тишину режут частые щелчки кнопки.
Лампочка мигнула. Раз. Другой. Луч фонаря отдернул штору темноты. Перед лицом – желтелый, в разводах, камень.
-Ура.
Слышу негромкие хлопки. До меня не сразу доходит, что это Света пытается аплодировать. Какая умница!
Поворачиваюсь на бок. Свет падает на куртку начальницы, выхватывает смуглое лицо. Карие глаза подслеповато щурятся.
-Легче? – спрашиваю.
-Ага.
Уже лучше. Осталось еще одно.
-Лен, у тебя рюкзачок был. Что в нем?
-Минералка, - рассеянно отвечает девушка. – Еще бутерброды… Толь, мне страшно.
-Все будет хорошо. Попытайся передать мне воду. Через Светлану. Я передам тебе фонарь, если получится. Договорились?
Жужжание расстегиваемой молнии. Бульканье воды о пластиковые края бутылки. Света со стоном пошевелилась. Лицо исказила гримаса боли – ясно, пытается дотянуться рукой. Минутная борьба, и женщина, перекатывая бутылку перед собой, забрасывает её мне.
Отворачиваю измазанную грязью крышку. Делаю глоток. Подставляю горлышко ко рту Светы. Она тянет губы, пытается глотнуть. Большая часть воды стекает по грязной щеке. Но что-то, видно, попало в рот.
-Спасибо, - шепчет Светлана.
Закрываю бутылку. Жить можно. Теперь нужно разобраться с выходом. Снова переворачиваюсь на живот. С трудом, но ползу вперед. Кругом- известняк, покрытый сетью трещин. Будто мы оказались в утробе невообразимого каменного чудища. В самом желудке. Еще чуть-чуть, немного, и он переварит нас.
Сглатываю вставший в горле ком. И ведь переварит. Но перед этим заставит нас долго мучиться. Дни, может быть – недели.
От места, где прижало Свету, идет небольшая расщелина. Я прослеживаю её взглядом. Подаюсь вперед, протискиваю лицо в узкую щель, подсвечивая фонарем. Кожу на щеках царапает влажный камень. Голову сдавливает громадными тисками. Шарю лучом, всматриваюсь, до рези в глазах. Понимаю, что бесполезно. Просто нужно себя хоть чем-то занять, чтобы страх вновь не начал душить.
Среди нагромождения булыжников, там, где полз Владимир, замечаю что-то серое. Ребристая подошва, каблук, загнутый к потолку. Нога просто не может изгибаться… так!
-Влад, - зову. – Владик… ты… как?
Тишина. В голове мельтешат мысли. Наверное, это просто ботинок. И ноги в нем нет. Хотя, какой, к черту нет, если обувь у нас высокая, на шнуровке?
-Толь, я больше так не могу. Дай фонарик, - тихо произносит Лена.
Молча продолжаю смотреть на подошву. Она совсем близко, только руку протянуть…
Поворачиваю луч фонаря в обратную сторону. Вижу заплаканное лицо Елены. Темные волосы Светланы. Если я вижу их отсюда, значит и они увидят Владимира.
-Толя…
-Нет, - хрипло произношу я.
Пауза.
-Фонарик, - повторяет Лена. – Дай мне фонарик!!!
Голос девушки срывается. Она визжит дикой кошкой, беснуется.
-Отдай мне фонарик!!! Я… не могу! Я задыхаюсь!
-Нет, - жестко повторяю я. – Я же свечу тебе!
-Мне страшно!!!
-Борись!
-А-а-а-а-а!
От вопля закладывает уши. С потолка начинает сыпаться песок. Испуганно подаюсь назад, лишая Елену света. Визг переходит в утробный вой.
-Отдай ты ей этот драный фонарь, - рычит Светлана. Она елозит на месте, пытаясь заткнуть ладонями уши.
-Не могу! Сама посмотри.
Я сую фонарь в расщелину. И в этот же миг понимаю – ошибся. Вопль стих, перешел в жалобный скулеж.
-А-а-а-у-у-у…
-Господи, - шепчет Светлана. – Как же теперь…
-Все будет хорошо, - обещаю я. Протягиваю «циклоп». – Все… будет…
II
…-хорошо…
Я твержу это который час. Как мантру. Спасительную молитву. Не для них – себя. Потому, как лишенный света, я начал задыхаться. Темнота, отыгрывается, наваливается с удвоенной силой. Пол, стены, потолок, давят. Сверху, снизу, сбоку. Я в каменном гробу.
Меня знобит. Не только от страха. Здесь, под землей, холодно. Когда наступает моя очередь лежать с фонарем, я вижу, как изо рта вырываются дышки. А сейчас, подушечками пальцев чувствую иней на куртке. Каждые двадцать вдохов ощупываю себя. Проверяю, на месте ли ноги. Не сожрала ли их темнота.
Глупо, но без этого ритуала я перестаю чувствовать тело. Мышцы затекли, ноют, будто протащил в гору целый рюкзак со снаряжением…
Последний остался снаружи. Может быть, кто-то наткнется на него. Узнает что мы тут. И спасет нас. Только… когда это будет? Через месяц? Как спасатели прорубятся через толщу камня?
-Есть хочется, - вздыхает под боком Светлана.
И мне хочется. Бутерброды давно съедены.
-Ничего, - говорю я, то, что говорил уже много раз. – Осталось немного. Скоро придет помощь.
-Никогда не думала, - задумчиво произносит Света, - что лежать в одной позе так… больно. Кстати, тебе не кажется, что вода прибывает?
Я удивленно поворачиваю голову. Перед глазами – мрак.
-Какая вода?
-Ну, льется сверху… что-то. Никак не пойму. Как будто вода.
Ползу выше. Ладонь натыкается на что-то влажное. Нет, здесь и до этого было сыро. Только… сосредотачиваюсь. И правда. Кожей чувствую легкое движение.
-Лен, давай сюда фонарь, - прошу я.
Удивительно – девушка повинуется. Свечу на камень под собой. Он покрыт грязью, как и все вокруг. Ручейков не видно. И тут меня посещает мрачная догадка. Снова просовываю голову в челюсти известняка, свечу на ботинок Владимира.
Желудок конвульсивно сжимается.
От завала, из крошева булыжников, струятся темные ручейки. Текут медленно, ртутно отсвечивают в свете фонарика.
-Это… она?
Понимаю, что Света, точно как и я, смотрит из темноты на струящуюся под наклоном кровь. От этого становится еще хуже. Теперь нос уловил чуть сладковатый, тошнотворный запах.
Я, почти вплотную прижимаюсь к Светлане. Смотрю в карие глаза. И периферийным зрением вижу, как вокруг испачканных волос движутся, разливаясь в лужицы, нити
