В это было трудно поверить, до сих пор происходящее казалось какой-то злой выдумкой, не имеющей ничего общего с реальностью. Ведь так оно и было! И обвинение, и преследования – всего этого не должно было быть, потому что это несправедливо! Местная власть, духовенство – да выходит, что весь мир настроен против нее. Но почему? Ведь она ни в чем не виновата!
С Луизой Годаль произошло нечто совершенно неожиданное и потому еще более ужасное – ее обвинили в колдовстве. Кто бы мог подумать, что подобное может с ней случиться? Луиза была примерной христианкой, всегда исправно посещала местную церковь, не пропустив за шестнадцать лет своей жизни ни единого праздника, соблюдала все посты, каждый раз перед сном читала «Отче наш», стоя на коленях у окна и глядя в небо… да она ведь была, как никто другой, далека от всякого колдовства, магии и прочей нечисти!
Но инквизиторы рассудили иначе. Три недели назад они пришли в Бирм, небольшую деревеньку при францисканском монастыре, и приступили к своему основному занятию – поиску ведьм. И весьма успешно! В первую же неделю их пребывания в деревне было обнаружено три ведьмы и один колдун. На вторую неделю были задержаны пять ведьм и два колдуна. Луиза только поражалась тому, как хорошо некоторые жители деревни, которых обвинили инквизиторы, скрывали свою истинную сущность. Луиза и подумать не могла, что эти люди были связаны с нечистой силой! А на третью неделю среди прочих задержанных оказалась и Мадлен, соседка и подруга Луизы. Это стало для юной Годаль настоящим потрясением.
- Не может быть! – возмущалась она, когда мать рассказала ей о судьбе ее подруги. – Это неправда, она не ведьма… не может быть! – только и повторяла она.
Ее голубые глаза возмущенно сверкали, девушка даже сжимала кулачки, явно не собираясь мириться с такой несправедливостью.
- Сегодня ее допросили, а она не созналась, - продолжала рассказывать Альбертина, ее мать, - говорят, завтра ее будут пытать, чтобы она рассказала всю правду.
- Но Мадлен – набожная христианка! – продолжала доказывать свою правоту Луиза. – Она никакая не ведьма, я же знаю!
Мать Луизы устало и понуро покачала головой. Только тут девушка обратила внимание на горестное и одновременно растерянное, удрученное выражение ее лица.
- Не ведьма, конечно, - согласилась Альбертина, - но и многие из тех, кто уже был осужден, не имели никакого отношения к чародейству.
- Но ведь из всех задержанных отпустили только двух! – возмутилась Луиза.
- Верно, и одна из них, как говорят слухи, имела влиятельного и богатого любовника.
- Но… - Луиза только беспомощно моргала глазами и смотрела на мать, - но как они могут пытать невиновных людей! Это ужасно!
- Ужасно, - женщина тяжело вздохнула, - но от инквизиторов никуда не деться. Они выискивают и уничтожают дьявольское ведовство и очищают мир от зла…
- От зла? А почему же они тогда схватили Мадлен? Она же не ведьма, она не злая и не колдует! Я точно это знаю!
Тогда, возмущаясь из-за несправедливого осуждения ее подруги, Луиза и подумать не могла, что через два дня и ее саму также оклеветают.
Тем утром ее грубо растолкала мать, когда девушка еще спала, и сообщила, что несчастье постигло и ее тоже. Как оказалось, не выдержав пыток, соседка сдалась и назвала имя Луизы, своей подруги. Сообщница, как рассудили инквизиторы. И сразу же послали людей ее арестовывать.
А сейчас возмущаться было поздно – за Луизой уже пришли, францисканские монахи стояли у порога и стучали в дверь, требовали впустить их и выдать ведьму.
- Но я же ни в чем не виновата! – искренне поразилась девушка, все еще толком не проснувшись и потирая кулаками глаза.
Мать швырнула ей теплое домашнее платье с длинными рукавами.
- Одевайся же, быстро! Они сейчас дверь сломают и схватят тебя! Они не станут выяснять, виновна ли ты. Давай же, одевайся, если не хочешь сгореть на костре!
- Мама! – прямота Альбертины поразила и потрясла дочку.
Сгореть на костре? Такое и правда возможно? Именно это ей грозит?! Она подскочила на кровати и схватила платье. Мать не преувеличивала, если уж она так прямо говорит, значит, так оно и есть.
Луиза быстро натянула платье через голову и принялась застегивать пуговицы. Пальцы не слушались, руки дрожали, и мать, видя, что девушка не справляется, попросту накинула ей на плечи теплую шерстяную шаль и сунула в руки какой-то сверток.
Теперь уже и Луиза слышала стук в дверь. Он становился все сильнее, было очевидно, что дверь уже ломают. Доски трещали, долго дверь не выдержит.
- Мама! – на этот раз с отчаянием и ужасом выкрикнула Луиза. Только сейчас она полностью поняла то, что с ней произошло, и осознала всю серьезность и необратимость случившегося.
- Беги! – Альбертина распахнула настежь большое окно и подтолкнула к нему дочь. – Беги через черный ход. Беги как можно дальше!
- Но куда, мама? – девушка уже влезла на подоконник, и теперь стояла, повернувшись к матери.
- К Лесу, - тихо ответила она.
- К Лесу? – Луиза не позволила себя вытолкнуть в окно, увернулась и снова посмотрела на мать, теперь уже непонимающе. – Но как я могу туда пойти, это же проклятое место!
- Это далеко, - ответила ей женщина, - туда монахи не сунутся. И там, говорят, есть заброшенная хижина. Найдешь ее и остановишься там, будешь меня ждать! А завтра я принесу тебе еды и новостей.
Луиза уже стояла на подоконнике, но все еще не решалась окончательно спрыгнуть на землю. Она не желала расставаться с матерью. Слишком многое непонятно, слишком многое пугало, а к кому еще обратиться с вопросами в трудный час?
- Но мама… если они поймут, что ты мне помогала, они же тебя схватят!
Ее мать ответила ей слабой печальной улыбкой.
- Не переживай обо мне. Позаботься о себе!
И с этими словами Альбертина вытолкнула ее на улицу и захлопнула ставни.
Луиза с трудом подавила порыв немедленно забарабанить по ним кулаками и потребовать открыть. А инквизиторы, эти непонятные, странные и страшные люди, обвинившие ее в том, чего она не делала, наверное, уже проникли в дом. Сердце больно кольнуло, когда девушка подумала о том, что оставляет дома мать. Луиза замерла в ужасе, не в силах ступить и шагу, только прижимая к груди мамин сверток. И только когда пару бесконечных мгновений спустя за окном послышался какой-то шум, чужие грубые и властные голоса, Луизу охватил такой страх, что она тотчас же помчалась бегом к плетеному забору.
Их дом стоял на самой крайней в деревне улице. Сразу за плетнем находились крестьянские огороды. Их было немного, но это пространство было открытым, ничем не защищенным. Бежать по сырой вспаханной на зиму земле, в которой то и дело увязали большие мамины башмаки, было по-настоящему страшно. Если инквизиторы догадаются, куда она пропала, они тотчас ее заметят. Потому, очутившись на открытом пространстве, Луиза понеслась во всю прыть, придерживая рукой подол платья и прижимая к себе сверток. Так быстро она еще никогда не бегала, несмотря на то, что земля была вязкой. Но страх давал юной крестьянке силы, а отчаяние подгоняло вперед, и Луиза бежала, пока не достигла реденького пролеска, начинающегося сразу за огородами. Девушка оглянулась – позади осталась черная полоска вскопанной земли и ее родная улица. Дом… но нет, погони не было, и, кажется, окно было закрыто. Луиза перевела дух и немного отдышалась. Но здесь нельзя останавливаться, ее все равно будут искать! И девушка, снова подобрав юбки, понеслась вперед.
Дороги здесь не было, и это очень мешало. Высокая пожухлая трава колола ноги и цеплялась за юбку, башмаки продолжали увязать в грязи – дождь прошел только вчера, и осенняя земля совсем раскисла. Ветки кустарников, росших порой слишком часто, хлестали по ногам, рукам, иногда даже по лицу, а из-за тумана, собравшегося в низине, по которой она сейчас двигалась, девушка начала мерзнуть и дрожать.
Но вскоре и пролесок закончился. Теперь перед Луизой простиралось поле, такое большое, что казалось бесконечным. Девушка знала, что это монастырские земли, летом здесь выращивали зерно, а сейчас поле было голым и черным.
Бежать прямо по полю она не могла - останутся следы. И Луиза начала искать тропинку. Должна же была быть хоть одна! Но отыскался только едва заметный след на влажной земле, очевидно, тропа, по которой уже давно никто не ходил. Луиза прикусила губу, понимая, как опасно было оставлять следы. Но все-таки решилась и побежала, рассудив, что оббегать поле для нее слишком долго.
Здесь она снова понеслась во всю прыть, подгоняемая страхом. На ее глазах против воли наворачивались слезы. За что? Она оставила мать, бежала из дома… и ведь ни в чем ее вины нет, почему же они назвали ее ведьмой? Боль была очень сильной, ее заглушала только обида из-за столь явной несправедливости.
К концу поля Луиза уже не бежала, а плелась. Ноги устали и болели, дыхание сбилось, и сердце гулко колотилось, отдаваясь глухими ударами крови в ушах.
За полем пролегала большая дорога, соединявшая два города. Один из них находился совсем недалеко, и крестьяне из деревни часто его посещали, если нуждались в каких-то товарах. Сейчас на дороге не было ни единого путника. Когда-то пару лет назад Луиза уже бывала здесь, когда в городе проходила ярмарка. Набитые всевозможными вещами повозки тянулись по дороге, поскрипывая колесами, и какие только товары они не везли. Тут были люди со всех ближайших сел, все шли в город, что-то несли с собой… а сейчас тут царило такое запустение и промозглость, что с трудом верилось, что это одно и то же место.
Туман стал поистине ледяным. Он проникал под шерстяную ткань шали, отчего она уже давно стала влажной, а из-за мокрой травы подол платья потяжелел и больно хлестал по ногам при ходьбе. Луиза зябко поежилась, огляделась по сторонам и, убедившись, что вокруг действительно ни души, свернула с дороги на едва видневшуюся тропинку по ту сторону от дороги. Впереди уже чернел лес.
Собственно, он уже почти начался. Редкие деревья, росшие на возвышениях, примыкавшие к дороге, уже ему принадлежали. Но то, что крестьяне в их деревне звали Проклятым Лесом, начиналось чуть дальше, там, где деревья начинали расти действительно густо.
Сколько Луиза уже бежала? Она сама потеряла счет времени. Наверняка уже настал полдень, хотя определить это, не видя солнца из-за низких облаков, было трудно. Погода к этому моменту слегка изменилась и, к счастью для девушки, в лучшую сторону. Туман успел поредеть и стало чуть теплее, воздух уже не казался таким промозглым.
Тропинка, выбранная юной крестьянкой, вела ее по холмистой долине вперед, и деревьев вокруг становилось все больше, они были все выше. Но это все еще не Лес. Девушка помнила слова матери о хижине, и потому пыталась найти ее. Только это оказалось не так уж и просто. Девушка обошла всю территорию возле Леса, не заходя в него, осмотрела все холмы, но так ничего и не нашла. Ноги уже нестерпимо болели и саднили, донимал голод, и усталость значительно замедляла ее шаг. Хотелось присесть, отдохнуть, но вокруг были только кусты да деревья. И прямо над ней чернел голыми верхушками деревьев Лес. Очевидно, мама права, искать ей нужно именно там. Но ей было страшно, по коже мурашки бежали от одной мысли о том, что нужно зайти туда
|
