"Рассказы сибирского предпринимателя" (Сказы про бизнес)

разочаровался в нем как в деловом партнере, они устали друг от друга, но некоторое время еще сохраняли приятельские отношения. Кратковременный успех «хождения в бизнес» вскружил голову. Пахать на кого-то Сереге казалось зазорным, но деньги быстро кончались.
А в беспризорной общаге нашего «загибавшегося» института воняло все крепче: ничего не ремонтировалось, с уборкой туго, туалеты загажены, а на некоторых этажах вообще заколочены (кстати, тоже вышло, как у Высоцкого: «на 38 комнаток всего одна уборная»). И если раньше там проживали молодые специалисты, которые организовывали дежурства, субботники, то вскоре стали селиться кто ни попадя. Всё пошло вразнос.
Болея душой за товарища, Рудаль всё повторял: «Надо пристроить Серегу». Я часто предлагал Сереге вакансии: было жаль, что бездействует толковый работник. Не раз и не два мы с Женей вполне серьезно предлагали обсудить возможность его долевого участия в нашем деле, благо доверять ему можно было железно. Все предложения с нашей стороны закончились, когда Серега, выдав фирменное «хе-хе-хе», вызывающе продекларировал: «Я выбираю здоровый образ жизни!» А вы, мол, голуби, морозьте сопли, не спите ночами, рискуйте жизнью и здоровьем – я выше этого.
Вскоре объявил себя коммунистом, занял совершенно нетерпимую по отношению ко всем более-менее состоятельным людям позицию, даже бравировал этим, неизменно вкупе с ехидным «хе-хе-хе». Дескать, все, кто во власти – однозначно преступники, богат – значит, непременно вор и так далее. Рудаль как-то с грустью сказал, мол, переменится власть – не сомневаюсь: за нами придет Серега, в кожаной куртке с красным бантом на груди и с маузером. В ночь перед казнью посидит с нами в камере, морально поддержит, но на рассвете все равно, прищурившись, собственноручно расстреляет.
Пример Сереги меня еще больше убедил в том, что коммунизм – никакая не самостоятельная философская категория. Это вполне объяснимое, ситуационно обусловленное состояние сознания отдельного индивидуума или группы таковых. Эта «болезнь» имеет социальную принадлежность, подобно педикулезу или туберкулезу. Но она, как и другие, вполне излечима, однако может стать затяжной, а при определенных обстоятельствах –  хронической. Но только начни, к примеру, своё дело – и, как правило, от твоих коммунистических взглядов не останется и следа.
В очередном идеологическом споре я как-то выдал Сереге: «А ведь ты, друг, не праведник – ты «запомоился» о бизнес. Деньги на грузовик под нехилые проценты у кого мы занимали? У тебя были, а у нас нет! Да и лекцию на тему «Где взять первоначальный капитал», при случае, запросто сумеешь прочесть. Просто, элементарно облажавшись в бизнесе, ты решил сменить систему взглядов, подвести под нее сомнительный теоретический фундамент». Он, выдав свое неизменное «хе-хе-хе», так посмотрел на меня, что с тех пор я не сомневаюсь в обоснованности предположения Рудаля насчет расстрела.
Но это полбеды. Самоутвержденье пустым философствованием (и все с пафосом, с горящими глазами!) вкупе с безденежьем вызвало активное недовольство его жены. И тут он нашел оригинальный «выход»: объявил, что любовь прошла. Гениально просто! Практически освободив себя от финансовых обязательств перед семьей, устроился инструктором плавания в школу на грошовую зарплату (зато вожделенный здоровый образ жизни!). Правда, судьба хоть чуточку улыбнулась его супруге, хотя какая это, к черту, улыбка! Умерли ее родители в Казани, но даже чтоб съездить на похороны, денег не было. Мы с Рудалем безвозмездно сбрасывались ей на билеты –  Серега, кстати, об этом до сих пор не знает. Она продала квартиру в Казани, купила в Кольцово и смогла, наконец-то, вырваться с дочками из общаги.
И остался Серега один. Печальный результат: нищета, уныние, озлобленность и одиночество. И это – здоровый, образованный, неглупый мужик! Всё, хватит о нем.



Глава 4. «Полет»

Но как там с мебелью у Рудаля? Новый компаньон Вова, некогда молодой специалист, тоже когда-то жил с семьей в нашей общаге.  Первую скрипку в их тандеме играл он, направление деятельности тоже выбрал Вова. Подчиненное положение Рудалю не нравилось, поскольку по деловым качествам он был, пожалуй, посильней.
Компаньоны сняли торговые площади в городе и стали торговать. Сразу наехали рэкетиры, предложили «крышу», явно переоценив «услуги». «За базаром» выяснилось, что они от одного авторитета – бывшего научного сотрудника нашего многострадального института. Подумать только!
Как рассказывали однокурсники будущего авторитета, он со студенческой поры был несколько приблатненным, занимался запрещенным в те годы каратэ и враждовал с грузинской томской диаспорой. Особенно не любил одного наглого студента якобы голубых княжеских кровей, регулярно «воспитывая» того с помощью грубой физической силы. «Князек», который подтверждал высокий титул исключительно деньгами, при помощи своей «свиты» отвечал ему тем же. Наш каратист опять вылавливал «батоно князька», тот вновь собирал «свиту» – и так почти всё студенчество. В  институте «любитель грузин» работал старшим научным сотрудником и имел кандидатскую степень. Но выделялся каким-то свирепым, нехарактерным для человека науки взглядом. Рассказывали, что как-то раз даже «навтыкал» заместителю директора по общим вопросам в его кабинете. Видимо, за дело: тот зам, помню, был откровенным хамом и матершинником.
Склонный к криминалу «сэнээс» вел с Рудалем одну научную тему, но с началом развала в институте, как и многие, уволился, уехав из Кольцова. Следы его затерялись. Ходили слухи, что он стал вести клуб восточных единоборств в самом криминальном районе Новосибирска. И вот, столь неожиданным образом «нашелся». Рудаль с ним связался, тот, широко улыбаясь, прикатил, свёл дружбу, снизил размер «дани» почти до нуля. Словом, «базар был перетёрт конкретно».
Кадыров резонно посчитал это своей крупной личной заслугой, что пошатнуло руководящее положение Вовы, начались ссоры, изнурительные выяснения отношений. Вдобавок Литва всё дальше отдалялась от России, время доставки товара и затраты на растаможку росли и росли, цены на мебель тоже неуклонно ползли вверх. Отечественные производители мебели, качество продукции которых стало не хуже, усугубляли их положение. И начала их контора мало-помалу «заваливаться набок». Вскоре мебельная тема «волею Божею помре».
Следующим направлением деятельности Рудаля стала оптовая торговля медицинскими препаратами. Аптечная тема была очень перспективной, рынок огромен, почти необъятен. Правда, для работы требовалась лицензия, которую необходимо было переоформлять раз в три года. Напрягали также постоянно меняющиеся правила игры. Но тогда эти правила были еще «сырыми», а штаты фармкомитетов толком не укомплектованными. Коллективы самих аптек – усталые женщины среднего и старшего возраста, необученные плавать в мутном море рыночной стихии. Стали бурно плодиться частные аптечные точки, их тоже требовалось охватить. Новых, агрессивно рекламируемых препаратов развелось видимо-невидимо. И народ с энтузиазмом ринулся лечиться!
Но даже при таких благоприятных условиях Рудаль не стал торопиться оформлять лицензию – это же лишние траты! Чтоб ее получить, требовалось  иметь помещение под склад площадью не менее 70 квадратов, пару холодильников и вытяжку. Не желая тратиться, наш герой прибился к Сане по прозвищу Хлеб, у него столь вожделенная лицензия имелась.
Хлеб – 1961 года рождения, выпускник Томского мединститута, здоровый, красивый и самоуверенный мачо, активный ловелас. Неплохой организатор, про таких говорят «залезет без мыла в задницу», расчетлив, жаден, по натуре Пройда с большой буквы, позёр и хвастун. Любил вести праздный образ жизни, пить, гулять, играть в футбол.
Рудаль завязал хорошие контакты с Алтайским витаминным заводом, часть продукции реализовывал сам, но большую разменивал у Хлеба и других оптовиков на другие препараты: чем шире предлагаемый ассортимент, тем интересней аптечной рознице с тобой сотрудничать. Сам сортировал, сам фасовал, сам возил товар, предпочитая работать с клиентами по области, где народ попроще.
Но. Выручаемого черного нала Рудалю хватало лишь на «поддержание штанов». А вот с безналом, поступавшим на расчетный счет Хлеба, дело обстояло намного сложнее. Любой перевод упоминал лицензию, а ее-то у Рудаля как раз и не было. У Хлеба денежки всегда водились (содержал четыре аптечные точки), но он патологически не умел с ними расставаться. Рудаль даже сравнивал его с Раджой из «Золотой антилопы»: опасно, говорит, просто давать ему деньги в руки – прилипают, не отодрать. От долга Хлеб не отказывался, но предлагал вернуть его «борзыми щенками», то есть не деньгами, а теми же медикаментами. А их опять еще нужно пристроить, получить за них перевод на расчетный счет Хлеба, и вновь услышать песенку про «борзых щенков». Словом, получался замкнутый круг. А уж пожить сладко Хлебушко любил!
Итог: оборотных средств Рудалю не хватало, на реализацию давали с неохотой и дороже, а это существенно снижало прибыль. Плюс общее гадливое ощущение. И не поругаться – надо же дальше работать, и не «наехать» – не отказывается же от долга. Я пару раз увещевал Рудаля:
– Выправляй свою лицензию, иначе так и будешь «стоять раком»! А лучше открой хотя бы одну свою аптечную точку, чем ты хуже Хлеба?
– Ну, Петручио, всё не так просто…
И начинались долгие рассуждения: для открытия аптеки, дескать, надо лицензировать помещение, нанять провизора, продавцов, купить торговое оборудование, кассу. Отладить поставки и учет намного большего, по сравнению с оптовым, розничного ассортимента. Лекарства нужно где-то хранить, а не только работать «с колес». И протчая, и протчая… В общем, требовалось создать сложную работающую систему, которую к тому же намного труднее укрыть от посторонних глаз. Ведь оптовика, особенно мелкого, попробуй, вылови!
Тут «на сцену» выходит следующий колоритный персонаж – Игорь Бурлевич, по прозвищу Бур, 1963 года рождения, муж сестры Рудаля Диля-ры. У зятька имелся опыт оптовой торговли обувью и трикотажем на рынке в московских Лужниках от фирмы родного брата. Бур, казахский подданный, решил окончательно перебраться с семьей в Россию, предложив Рудалю обмозговать новую тему: представительство белорусской трикотажной фабрики «Купалинка», а уж «явки, пароли, связи» ему известны. К тому же, преуспевающий брат-москвич пообещал по-родственному дать Игорю хороший кредит на развитие. Шел уже 1999 год.
Однако имелись несколько существенных «но». Во-первых, отсутствие у Бура собственного первоначального капитала, во-вторых, российского гражданства вместе с социальным пакетом. В-третьих, жить им с дочкой-дошкольницей было негде: двухкомнатную квартиру в Караганде Игорь с Дилярой «продали» за 400 (!) долларов – такая тогда была невеселая ситуация в Казахстане. Но выручали удивительный оптимизм и доброжелательность Бура, его здоровье (кандидат в мастера спорта по дзюдо) и любовь к музыке. Он сражал нас мастерским исполнением на гитаре «Шутки» Баха, «Грозы» Вивальди или «Каприза» Паганини. Именно он обучил меня первым