очертания мечущихся на льдине людей уже скрылись в тумане.
- Везёт же мужикам! – сокрушённо подумала вслух женщина и все сразу поняли – если бы не проклятый огород, точно сидела бы она сейчас на какой-нибудь дальней льдине и также кидалась бы палками и ненужной рыбой в проходящие мимо корабли и пароходы. Чтобы ни кому неповадно было покушаться на её независимость и покой.
Меж тем, как-то незаметно стемнело. Дождь то усиливался, то прекращался. Куда не глянь – везде вода. Бенедикт невольно подумал, что не мешало бы скинуть парочку человек за борт, не ровён час, лодка и вовсе скроется под воду – как тогда плыть? Но сразу отбросил такие нехорошие мысли, потому что сразу догадался – если будут выбрасывать парочку, то первым выбросят именно его, а вторым, без сомнения, молчуна с зеркалом. Потому что оба они сразу пойдут ко дну и некому будет жаловаться. Бенедикт утонет из-за старческой дряхлости, а молчун - из-за зеркала - вряд ли он выпустит его из рук.
А вот Аристипп из Кирены, когда узнал, что находится на корабле с разбойниками, сразу своё золото выбросил! И при этом заявил: «Пусть лучше золото потонет из-за Аристиппа, чем Аристипп - из-за золота!» Бенедикт пошарил в карманах, но, к великому сожалению, не нашёл там ни золота, ни даже маленького завалящего зеркальца. Стало очевидно - тонуть придётся самому… «А раз так, раз смерть неминуемо настигнет его, - запоздало подумал странник, - надо было заблаговременно, ещё при жизни, отдать своё тело в какой-нибудь медицинский центр для научных опытов с последующей передачей в анатомический музей! Теперь поздно, теперь даже подготовиться как следует к столь ответственному моменту жизни времени не остаётся».
Бенедикт напряг остатки памяти, чтобы вспомнить хотя бы часть этой прошедшей жизни, как это обычно происходит в романтических повествованиях, но в голову почему-то лезли только какие-то отрывки из пошлых песенок. Что-то вроде: «раз мы шли на дело, выпить захотелось…» Дальше слов он не знал и поэтому начал рассуждать о том, что же случилось с этими людьми, которые шли на дело? Дошли они до своего дела или не дошли?
Однако вода тем временем дошла уже до колен. И тут, казалось бы, не до пошлых песенок, ан нет! Лезет в голову всякая чушь, аж неудобно становится - так и подохнешь, не осознав до конца значимости и, я даже бы сказал, торжественности момента! Бросил Бенедикт тогда все свои мысли и задумался о другом.
Вот сейчас он уйдёт из этой жизни и останется в памяти многочисленных родственников и почитателей простым Бенедиктом Занозой. И никто уже через год о нём не вспомнит. И ни кого уже через год не будет интересовать ни его философия, ни жизнеописание. А если бы он ушёл не «простым»? А если бы, «великим»? Каким-нибудь Спинозой? Про которого ещё тысячу лет каждый дурак будет знать, что жил когда-то такой человек! Есть разница, или нет? Лично для него и именно сейчас? Поможет эта слава каким-то образом смириться с мыслью, что вечно будешь пребывать в неизвестном состоянии? Ведь какой бы эта слава не была, через двести лет останется только имя! Бенедикт мысленно перенёсся на двести лет вперёд и снова задумался.
А тем временем одноногий, который задрал свою ногу уже выше головы, опять начал рассказывать про любопытный случай, произошедший ещё во времена известного указа о борьбе с пьянством. А случилось там следующее: один дедушка похоронил бабушку и ввиду такого горя крепко загулял. Соседи, очень недовольные тем, что дедушка день и ночь пьёт, а в гости не приглашает, доложили участковому, мол, самогон гонит. Участковый явился не один, взял в помощь свояка, который к милиции ни какого отношения не имел, потому что работал на молокозаводе шофёром. Вот они и приехали к этому дедушке на молоковозе. Дедушка сидел на тот момент в бане и, естественно, никого не принимал, и на все вопросы, касающиеся наличия в доме самогона, сначала отвечать отказывался. Нет и всё!
- А что ж ты пьёшь?
- Ничего я не пью! Это я кажусь пьяным, потому что всегда такой!
Тогда милиционер, заявив, что санкция прокурора у него есть, только он в конторе забыл, начал производить обыск. Дом обыскали тщательно, потом сарай, потом курятник, с пристрастием облазили погреб и чердак – нет самогона! А дедушка из бани даже не выглянул, отдыхает-сидит и в ус не дует, будто и действительно нет у него ничего. Пришли обыскивать баню и сразу обнаружили под лавкой большую, литров на десять, запечатанную самодельной пробкой бутыль с какой-то жидкостью.
- Ага! Попался! Что в бутылке?
- Вода!
- Зачем тебе в бане вода в бутылке? Вон бочка, полная холодной воды, вон горячая в баке, зачем ещё в бутылке?
- Это, - говорит дедушка, - традиция такая, обычай! Так в старые времена делали…
- Не знаю, - говорит милиционер, - как там в старые времена делали, а в наши времена мы бутылочку эту конфискуем, а на тебя протокольчик составим!
- Забирайте, мне не жалко! – говорит дед, - Только там вода!
- А это мы сейчас проверим!
Распечатали бутылку, тут же нашли стакан и полный налили. Милиционер, как должностное лицо, покушал первым. Вода! Попробовал ещё раз – точно, вода. Передал свояку, тот отпил пол стакана – вода! С недоумением смотрят на деда. Не соврал.
- Первый раз, - говорит свояк, - вижу, чтобы простую воду в запечатанной бутылке под лавкой в бане держали!
- Да и я, - говорит дед, - первый раз бабку похоронил! А это вода, которой её обмывали! Сорок дней после похорон положено держать! Скоро уж будет…
- Ты представляешь, - рассказывал одноногий, - как они бежали из дедушкиного дома, даже молоковоз забыли! Потом не могли вспомнить, где оставили!
- Не может быть, чтобы такой градус получился! – сказал глухой. Он видимо спал и только что проснулся. – Пятьдесят грамм на кружку, не больше!
- Да! Пятьдесят грамм не мешало бы! – поддержала его женщина с папкой. – Пятьдесят, не больше!
- Можно и больше! – промямлил кто-то чуть слышно.
Меж тем стемнело уже так, что не видно было лиц говорящих людей, начиналась ночь. И Бенедикта временами начинало клонить ко сну…
