КАТАНКИ

Отряд Дениса Давыдова, расставив дозоры, заночевал в лесу. В одном из таких дозоров несли охрану старослужащий Матвей Куркин и новобранец, молодой рекрут Григорий Пухов.
Светало. Присев на поваленную березу Матвей в который раз закурил свою трубочку, Григорий же сидел на высоком пне прислонившись спиной к дереву и дремал, уткнув нос в воротник овчинного полушубка. Хорошо овчинка пахнет – домом.
Старая Смоленская дорога далеко просматривалась из-за голых веток деревьев: разбитая повозками отступающей французской армии, истоптанная тысячами ног и копыт, после осенних дождей она походила на русло не совсем высохшей реки.
– Дядя Матвей, чего нам на эту дорогу зенки пялить? Чичас бы костерок... ноги замерзли да соснуть, очнулся от дрёмы Григорий.
Матвей удивился на Гришкину глупость. Им товарищей охранять доверено. Лошади не успеют отдохнуть, а людям снова в седло.
– Ты парень, как от мамкиной сиськи. Ум-то где? Наш полковник и в лагере костры жечь дозволяет токмо без дыму, а здесь дозор. Попрыгай – согреешься. Скоро смена.
Григорий смекнул, что дядька Матвей недоволен им, а старших он почитал и не перечил. Гриша у матери был седьмой и в любимчиках ходил, но, когда мальцом был от отца за столом ложкой в лоб получал, если первым за хлебом тянулся. Строг был тятька, порядок любил... помер. А Матвей в отцы ему годился: ему сильно за сорок было.
Григорий смутился от дядькиных слов, негромко высморкался в кулак и спросил:
– А правда ли, что Апполион сын антихриста и пришел святую Русь погубить?
– Это кто тебе набухвостил?
– В деревне знахарка одна. Она не соврет.
– Может она чего и знает, – согласился Матвей, – только ни какой это не Апполион, а зовут его Бонапарт. Чей он сын мне  не знамо, но кто видел, говорят, в человечьем обличье и роста малого. Нашим гренадерам по плечо не будет.
– Как же допустили, что он всю Москву сожег?
– Ты мели, мельница! Всю Москву не сожжешь – там Кремль и церквей сорок сороков.
– Да я и думаю... – согласился Григорий. – А почто хранцузы грабят и убивают?
Матвей посмотрел на Гришку, как на несмышленыша:
– Война потому как... и ты убивать будешь.
– Страшно ведь убивать. Разве что обороняясь, да по нечаянности.
Матвей выколотил погасшую трубку о березу, опустил в кисет с табаком и накрепко затянул тесьму.
– Не ты к нему в дом пришел, а он к тебе.
Григорий хотел еще о чем-то спросить всезнающего Матвея, но тот неожиданно зажал его рот ладонью, пахнущей конной сбруей.
– Тихо, – прошипел он. – Видишь, кто-то по дороге скачет?
Темное пятно быстро приближалось, и уже ясно можно было рассмотреть буланого жеребца и всадника с высоким кивером. Когда он проскакал мимо упавших в пожухлую траву пикетчиков, Матвей вспомнил, как Денис Васильевич сокрушался, что надо бы языка изловить, дабы прознать о намерениях вражеских.
– Ну, Гришуха, теперь и делу час. Не иначе как гонец в Боровое поскакал и вскоре возвернется. Имать будем.
– Как мы его словим? Он на коне...
– А мы при уме.
Матвей достал из ранца моток крепкой бечевки.
– Айда за мной! – приказал он Григорию.  
Они вышли из укрытия и спустились к дороге. Матвей привязал веревку за ствол рябины, которая росла по другую сторону дороги, а второй конец пропустил дважды под березой, на которой только что сидели. Если веревку натянуть, то она струной поднимется над землей на десяток вершков, а пока можно опустить ее на землю для незаметности.
Матвей всё так и сделал, как задумал. Стали ждать возвращения гонца.
Французские костры отсюда не видать, но голубоватый дымок туманил негустой лес у села Борового. Стало прохладней. Григорий похлюпывал носом, как будто хотел уловить запахи полевой кухни. Матвей угадал его тайные мысли о еде и сунул Грише серый сухарь.
– Вот, погрызи пока – с голоду не помрешь.
– До еды ли, дядя? Басурмана изловить надо, – волновался Григорий, но сухарь взял.
– Изловим. Только бы один возвращался. Тихо снять надо... хранцуз недалёко...
И часу не прошло, как темным пятном на дороге, посверкивающей  лужами в лучах восходящего солнца, появился всадник. Он шел быстрой рысью, торопился, но перейти на галоп  по разбитой и скользкой дороге не рисковал. Матвей крепко держал намокший в траве конец веревки и, когда всаднику до преграды оставалось не более трех саженей, резко натянул ее, упершись ногами в березовый ствол. Он увидел, как лошадь упала, подогнув передние ноги и, освободившись от перелетевшего через голову всадника, упала на бок и заржала. Веревка выскользнула из крепких Матвеевых рук и сорвала кожу с ладоней. Не замечая, как кровь сочится по пальцам, он кинулся к лежавшему без движения французу. За ним поспешал и Григорий.
Француз открыл глаза и, увидев перед собой страшное бородатое лицо, попытался выдернуть из ножен саблю, но Матвей придавил его своим грузным телом и так они пролежали несколько секунд, глядя в глаза друг другу, француз с испугом, Матвей – зло и решительно. Он зажал пленнику рот ладонью, что бы тот чего доброго не закричал и не позвал на помощь. Конь тем временем поднялся, – видать ноги переломаны не были, – и стоял рядом, подрагивая кожей взмыленной шеи.
– Гришка, седай на коня и поспеши до наших. Я с хранцузом за березовым колком вас подожду.
Григорий с трудом вскочил на высокого рысака и по лесной тропе поскакал в расположение отряда.  
Матвей поднял француза на ноги и отстегнул саблю от его пояса. Другого оружия при нем не было. Зайдя подальше от дороги, он посадил пленника на пень, а сам расположился напротив и, закурив свою вишневую трубочку, принялся рассматривать француза. Тот был высок, но хлипок телом и молод. На вид ему можно было дать не более восемнадцати лет.
– Ну, Аника-воин, молись своему богу, что шею не сломал. Из-за тебя всю руку окровянил.
Он показал французу всё еще кровоточащую ладонь.
Француз глянул на Матвея исподлобья и, не услышав в голосе угрозы, пробормотал что-то на своем языке.
– Мы тарабарские слова не понимаем. Ты толмачу расскажешь всё, что знаешь. А пока свой картавый язык попридержи до поры до времени.
Вскоре прискакали двое казаков. На этой лошади и поехал Матвей в лагерь вместе с пленником.
В палатке Дениса Давыдова уже поджидали плененного француза. Толмач, корнет Маркевич укладывался спать на еловых ветках под открытым небом – как его позвали к Денису Васильевичу. Матвей легонько подтолкнул прихрамывающего француза и тот вошел в палатку, слабо освещенную оплывающими свечами трехрожкового канделябра.
Матвей, отслуживший в армии уже двадцатый год, хотел, как положено по уставу доложить командиру о происшедшем в дозоре, но Денис Васильевич остановил его:
– Спасибо за службу. Отдыхай, Матвей.
Денис Давыдов знал всех в отряде по именам. Только у его денщика Степана Кузьмина была кличка – Кузя.
– Кузя, дай-ка братец французику нашего русского кваса испить, чтобы разговорчивей был.
Француз отпил несколько глотков и, сморщив нос, отставил кружку.
– Vinaiqre.
– Уксус, – перевел толмач.
– Квас не медовуха, много не выпьешь, – рассмеялся Давыдов. – А теперь рассказывай, кто ты есть, какого корпуса, какого эскадрона и какие планы у ваших генералов.
Немногое удалось разузнать у пленника. Только то, что он обер-офицер при штабе генерала Ожеро, что скоро к ним подойдет конница Мюрата и русские будут разбиты, как под Бородино.
Маркевич перевел слова заносчивого юнца. Денис Давыдов только рассмеялся.
– Это кто кого разбил?! Из Москвы побежали, скоро и из России погоним.
Чтобы узнать, как обстоят у французов дела с провиантом, Давыдов пошел на меленькую хитрость.
– Кузя, подай-ка французику тарелку щей, – приказал Давыдов.
Кузя не спешил выполнить приказание.
– Вчерашние... прокисли небось. Они такие не будут есть.
– А вот мы и поглядим, как у них с кормежкой не только для коней, а и для людей.
Фуражиры, которых партизаны называли мародерами, добывали провиант, грабя русские села. Нередко их обозы отставали от боевых частей, и партизанские отряды захватывали их, оставляя врага без продовольствия.
На дорогах, по которым уходила французская армия, часто встречались павшие лошади с отрезанными мягкими частями. Награбленный в Москве провиант заканчивался, и пищи не хватало не только лошадям, но и солдатам.
Пленник сдерживал себя, чтобы не броситься на тарелку с дымящимися щами. Он даже повернул голову так, чтобы не видеть ее, но аромат наваристых щей будоражил обоняние, и он схватил дрожащей рукой принесенную Кузей деревянную ложку и, придерживая другой рукой тарелку, чтобы не отняли, принялся жадно есть.
– Ясен день, – похохатывал Денис Васильевич, глядя на пленного, – теперь французу не до жиру, быть бы живу.
Допрашивать дальше этого юнца не имело смысла, да и вряд ли он знал о намерениях Наполеона и своих генералов. Однако, съев русские щи, он запальчиво выкрикнул здравицу в честь Франции:
– Vive la France!
– Пускай здравствует твоя Франция, но Наполеону мы холку намылим, – переведи, ему, Маркевич.

Матвей с Григорием ели быстро остывающий кулеш с кусочками мяса примостившись на пеньках и держа котелки на коленях.
Маркевич привел пленного.
– Ваша добыча, молодцы? Вот вам на подсобу господина французского привел. Следите, чтобы не утёк – с вас ответ.
– Какая от него подсоба? По-нашему от ни бельмеса. От него толку, что козе от волка, – ответствовал Матвей.
Француз смотрел на своих пленителей вопросительно, ожидая, что же с ним будет дальше.
Совсем недавно ушла партия пленных в Юхнов с сопроводительным письмом городскому голове. Теперь придется этого французика возить повсюду с собой, пока не наберется следующая группа.
Маркевич ушел, а вскоре раздался короткий сигнал рожка на сбор.
– Ты посмотри за ним, а я схожу до хорунжего, разузнаю куда путь держим. Может мимо родного села поедем, так увидеть бы, жива ли старуха.
Матвей стряхнул крошки с бороды, запахнул армяк, затянул кушак и неторопко направился к казакам, седлающих своих коней.
Вернувшись, он увидел француза, сидящего на бревнышке без сапог: на ногах его были навернуты Гришкины холщевые онучи.
– Смотри, дядька, каки баски сапоги. Я такие еще не нашивал, хвастался Григорий,
поглаживал яловые голенища, которые еле натянул на толстые икры.
– Так ты с него и одёжу снял бы, аль тесновата будет?
– Мне его одёжа не к чему. Своя ладная. А без сапогов от нас не убегет .
– Ишь, чего придумал. Да ладно, – смягчился Матвей, – кабы не померз.
Часть казаков поскакала вперед, на разведку, а отбитый недавно у французов обоз из трех подвод с ружьями и патронами тронулся по лесной дороге в объезд деревни занятой неприятелем. Надо было доставить оружие находящимся неподалеку войскам генерала Дохтурова. Телегу, груженную пушечными ядрами, с трудом тянули по вязкой песчаной дороге два кряжистых тяжеловоза. Возница шел рядом с телегой и легонько постукивал кнутовищем по крупу то одной, то другой лошади. Едва вышли из леса – пошел крупными хлопьями, тут же таявший под ногами снег. Ветер доносил запах гари из ближайшей деревни. Прискакал разведчик от Дениса Давыдова. Он сообщил, что французов в деревне нет: одни бабы с детьми, да старики, а мужики, кто в лес убежал, кого поубивали, много домов пожгли. Услышав новость, Григорий вдарил своим