Мой Аэр

что нам стало лучше? Сравнивать не с чем было бы…
- Потом, да? А вот сейчас? Сейчас тебе что, умирать хочется?! – Самой Яне ужасно не хотелось.  – Ты посмотри, что тут творится! Как твой бог это допускает?! Послушай!
Ее запальчивый жест наткнулся на тишину. Обычную рассветную тишину. Вокруг дома никого не было. И в трещины в ставнях пробивались неуверенные еще солнечные лучи.
- Смотри-ка, - улыбнулась Марфа, - до свету просидели…
И с чего Яна решила, что отшельница старая? Совсем не старая она. И красивая. А еще – теперь, при солнце, видно, - у нее большие, мягкие, как кошачьи лапы, крылья.
- А-а, - протянула Яна. – Теперь понятно. – И, помолчав, добавила: - И все равно я в вашего бога не уверую.
- И не надо, - ответил ангел. – Главное, ты в другое веришь.
Дети еще спали. Яна помялась на пороге.
- Ну, пойду я. А ты, это…
- За них не бойся. Все хорошо будет.
- Спасибо, - смущенно пробурчала Яна.
- Да не за что…

…нет, не так…
…дай подправлю…

Яна вышла за порог.
Дорога начиналась у самых носков ее ботинок и уходила в темный лес, прямая и белая, как луч прожектора, ровная, как скатерть. От нее исходил слабый свет. Яна колебалась, стоя у самого края бледной дороги: уж очень гнилостно она светилась.
Что-то было не так.
Яна осторожно присела и протянула руку над дорогой. Как будто с незнакомым животным знакомилась: а что ты такое?
Ниже, ниже, ниже… Ладонь покалывает, мне уже кажется, что в этой тишине я что-то слышу…
Из запястья потянуло. Яна качнулась на корточках и чуть не упала вперед, в последний момент упершись руками в сырую землю. Светящаяся лента бледно пульсировала у самого ее лица.
На гладкой кожистой поверхности выступали капельки жидкости.
Ах ты, гадость!
Яна отпрыгнула от дороги – интересно, как это удалось сделать из положения на четвереньках? В лес, в лес, туда, где мягкий мох и хвоя под ногами, где свечение исходит только от прелых листьев, где духи лесные пересмеиваются из-за деревьев, дразнят своих, прячутся от чужих…
Громадная тварь все прикидывается дорогой – или уже ползет по пятам? Яна не оглядывалась. Лес вертелся беспорядочно вокруг нее, потом подставил подножку, и она откатилась в невысокие заросли.
Здесь, за кустами, свет был не белый, а темно-зеленый. Пахло листьями и лесом. Совсем рядом росла здоровенная ель; толстое, в два обхвата, основание ствола уходило в мох могучими корнями, присыпанными сухой хвоей.
Яна поднялась, отряхивая иголки с волос, обернулась через плечо и, испуганно ойкнув, прижалась к стволу. Возле нее на низком пеньке сидела хрупкая с виду старушка и пристально разглядывала ее.
Когда первый испуг прошел, Яна сообразила: нападать на нее старушка не собирается, да и вообще вроде мирная – вон, даже улыбается, - и первела дух.
- Ух… Здрассте.
Старушка, как птица, склонила голову, продолжая неотрывно смотреть на Яну. Ее острые черные, как угольки, глаза поблескивали.
- Здравствуй и ты, дéвица, коль не шутишь, - проговорила она, качнув головой в цветастом платке. Таких и не найдешь нигде, подумалось Яне. Вручную вышит! – А только что ты меня на «вы», как будто я важный кто… По-простому-то оно и лучше.
- Ну хорошо… А ты кто, бабушка? Ведунья?
Та снова беззлобно улыбнулась, выставляя напоказ кривые зубы.
- Эк ты, дéвица, несмышленая! Иль не слыхала никогда, как мною детей малых пугали?
Яна задумчиво теребила растрепавшуюся косу. Сказки она слышала, как же без этого. Только неужели ж это и впрямь…
- Ой, да ты же… Баба Яга, правда?
- А кто же еще?
Яна не удивилась. Она уже устала удивляться. Она только подумала, что ей-прежней всю жизнь хотелось этой встречи.
А теперь она молчала, неловко переминаясь, враз растеряв все слова и вопросы.
- Что молчим? – поинтересовалась Яга. – Уж прости, угостить тебя нечем, и баньки у меня нет… видишь, времена какие… Ну да за это не я тебя нынче спрашиваю, а ты меня!
Яна невольно улыбнулась, вспомнив старый сказочный обычай. Но сразу опустила голову, устыдившись своей улыбки. Не время. Не место.
- Ну, за пирогами и медом как-нибудь уж потом встретимся, - миролюбиво продолжала Яга.
- Потом… - проговорили Янины губы. Слово было пустым, за ним ничего не стояло. – Не будет потом. Волчок падает, погребает весь мир под собой…
- А? Какой еще волчок?
- Равновесия… - Яна вздохнула. – Это ведь я одна его нарушила… магичка хренова… наверно, потому в Америке никто волшебства не творит, потому что нельзя… то, что там… трогать… а я думала…
- Ну, и кто тебе этакого насказал? – наконец спросила Яга скептически.
- Как это кто… - Яна обвела лес руками в обобщающем жесте «все так говорят».
- Сережка, да? Сережка ведь… - отчитывала Яга, - со своими волчками света и… - оборвала себя на полумысли, - ох и глупая, ох и глупая…
Никакого Сережки Яна не знала. А, может, и знала. А, может, в другом мире где-то…
- Ну, ты сама посуди: будь этот волчок на самом деле, давно бы упал уже. После того, что здесь всякие творили… - она озорно подмигнула; Яна так и не поняла, ее ли имели в виду или нет.
Басовито вздохнул дремучий лес.
- Скажи, это Сотворенная Фантазия?
- С чего ты взяла?
- Здесь можно все. Ты, тайга эта…
- Да, - легко согласилась Яга. – Здесь можно все.
А на вопрос так и не ответила.
- Я сегодня ангела видела, - сказала Яна негромко. – А теперь вот – тебя… Так не может быть. Я не могла так сотворить. Здесь – не как я хочу. Здесь если не я, то… - она тихо, сухо усмехнулась.  – Наверно, это мне за то, что я так хотела… ну, чтобы все, что я творю, было по-настоящему. Чтоб весь мир был – Сотворенная Фантазия. И он стал. Только не мной сотворенная. Здесь драконы не сворачиваются клубком по моему слову. Они спокойно пожирают людей. А мне остается плакать, потому что я не могу их спасти. А как же… - голос ссыхался и хрустел, как пальмовый лист, - как же мир?
- Как хочешь, - улыбнулась Яга.
- Это как?
- Ну, творить не мне тебя учить.
- Да ведь это же не мой мир!! Что ему до того, что я…
Яга молчала. А Яна думала, пощипывая косу. Оказаться бы сейчас дома, у бабушки, в старом, полном дýхов доме… Жить дальше и забыть всю эту… все это…
Знать, что где-то там, на каком-то из перекрестков, куда вывела ее дорога Ее Мира, он ждал ее помощи, а она предпочла отвернуться и забыть…
- Ну, тогда мне надо обратно. Надо забрать оттуда Дэниела… надо спасти…
Это – неправда. Я могу этого не делать. Я ничего не должна…
- Хочешь – иди, - спокойно отозвалась Яга.
- А ты меня не… того… на метле, в ступе..?
- А зачем? Или сама ходить разучилась?
«Те герои, о которых я читала. Был у них такой выбор? Наверно, это правильней, когда мир по-настоящему рушится, и ты знаешь: если не ты – то погибнут вполне осязаемые, живые люди… Наверно, это глупо, геройствовать, когда не ради кого это делать, когда никто не ждет тебя в погибающей иллюзии, в которой никто не нуждается, когда ты можешь этого не делать – и ничего не будет?
Они – Стурмы, Танисы, Конаны, Ланселоты – делали это из необходимости. А я – зачем? Примазываюсь? Пытаюсь понять, что они чувствовали, когда…? Почему мне этого так хочется?»
…И Яна шагнула – легко и непринужденно, как привыкла делать в своих мирах. Вполне возможно, какой-то из них до боли похож на этот. Наскочила и прянула в сторону испуганным оленем Сибирь; пронеслась Камчатка. Яна распласталась над морем.
И правда. Если я этого не сделаю, ничего не будет. Вернее, кое-чего не будет. Какого-то места, где нам было хорошо. А люди продолжат жить, не зная, что случилось.
А кто будет горевать?

Скамейки, озаренные красным свечным светом, медленно двигались назад. Кто-то одинокий, такой же, как он сам, шел между ними навстречу.
- Доброй ночи.
Улыбка.
- Доброй ночи, - говорит он странно, с неуловимым акцентом. Кажется, он грустен. Почему бы, в такую погоду?
- Да, ты прав. Погода действительно прекрасная. Жаль, что тебе в другую сторону, побыли бы вместе.

Что это? – подумала Яна. Воспоминания? Видения?..

- Иногда устаешь… быть все время один, - услышал он. Спутник казался красновато-черной тенью, на свету была только улыбка на узком лице. Грустная улыбка.
- Я понимаю. Ты один… один… и чувствуешь себя старым призраком, которого живые разучились видеть.
- Хорошо, что ты еще не разучился. Значит, я еще не совсем…
Тишина. Шаги в унисон.
- Я думал, такие, как ты, не умеют плакать.
Белая кожа. Тень надвинутой шляпы сочится влагой.
- Да. Я тоже думал.
Фонари помаргивают, на них оседают капли. Да и не только на них. Шаги, шаги – и все не в ту сторону.
- Старый призрак… - сказал он своим странным голосом. – А ведь верно сказано. Такой я и есть.
      - Какой твой родной язык?
     Он назвал.
- Давно мертвый язык, - грустно. – И государства этого уже нет.
- Да. А я вот остался.

…И что это за два путника разговорились на перекрестке незнакомых миров? Яне казалось, что она знает оного из них. Того, что в шляпе…

- Спасибо…
- Что?.. – оборачивается спутник.
- Спасибо за компанию. Мне пора… домой.
Он пожал плечами.
- Жаль. Хорошо гулять в эту прекрасную ночь.
- Когда-нибудь пройдемся вместе, - тихо. – Я вернусь сюда, обязательно. Ты будешь ждать?
- Ты уйдешь домой. Я уйду дальше. У меня нет дома.
- Я тоже, наверно, так хотел бы…

Охотник, наконец вспомнила Яна. Тот охотник, с которым она встретилась в таверне. Неужели это место столько для него значило, что он…
«У меня нет дома»…
Кто-нибудь будет горевать о погибшем маленьком мире?
Разве я не знаю ответа? Я ведь уже говорила это слово, давно, еще там, когда мы с Дэниелом… Он теперь знает этот ответ, почему же я…

Да.

Она не сомневалась, и поэтому скользила, как по маслу. Она знала, что бы случилось. А еще знала, что этого не будет. Потому что она идет.
«Как я расскажу все это Дэну?» - думала Яна, снова ступая на землю, куда решила уже не возвращаться. Шаг – и выросли вокруг, как грибы-пылевики, знакомые одинаковые дома. Еще шаг…
Ой.
Она лицом к лицу столкнулась с матерью-хозяйкой.
Дебби не была ранена или избита. Жесткие белобрысые волосы растрепаны. Глаза пусты. Стоит захотеть – и она исчезнет из моего мира. Выпадет.
Но все еще напыщенно-уверенна. Эта женщина продолжает считать, что все знает.
И за это Яна ее ненавидела. Все еще.
«Она ведь так и не научилась вникать в чужие мысли. Она просто тупо знает. То, в чем убеждена. И я тоже… просто знаю. Другое. Что же, получается, мы с ней похожи? Я?.. И она?!...»
Чтобы любить, не обязательно быть похожими. А вот для ненависти – да.
- Мир рушится, - сползло с бледных ненакрашенных губ. – Это все ты, да? Все ты?
«И правда. Это все я?»
Хватит! Один раз уже прогнулась!!!
- Мир не рушится. Мир меняется. Уйди.
Она бежала между пластиковых домов. Городок умирал. Стены, тротуары, присохшая на концах трава – все было целым, но прозрачным, как истершаяся ткань. Рвались нити. Смывался узор, превращаясь во что-то нелепое.
Одноразовый стаканчик смят и валяется у мусорного бака. Сделан на один день, брошен без сожаления. Яна шевельнула его ногой.
Без сожаления…
- Дэниел! Дэниел!!
Где его дом? Какой еще дом? Здесь жил мальчик… Разве здесь когда-нибудь жили люди? Разве это – вот это – улица? Скамейка? Стена? Окно? Да?..
Пластиковый стаканчик…
«Дэниел!! Неужели он… выпал?!»
Головой вперед она окунулась в беспокойные волны Сотворенной Фантазии. Тасуется вокруг колода растрепанных карт: горы и леса, города и пустоши. Лица, лица, лица – знакомые до