1. В начале сотворил Бог небо и землю.
2. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.
3. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
Книга Бытие 1:1-3)
Глава 1
Всякое в жизни случается, и плохое и хорошее, как бы это пошло не звучало. Иногда больше плохого, иногда хорошего, но примерно поровну. Просто бывают моменты когда кажется, что плохого уж явно чересчур много и это несправедливо. Вообще, справедливость - это главное слово, остальные слова лишь производные от него. Но самое парадоксальное как раз то, что без таких моментов в жизни нельзя обойтись, как ни крути. А иначе как расти? Любой, даже самый захудалый, спортсмен вам скажет, что мастерство растет не от колличества часов, проведенных в спортзале, а от уровня мастерства побежденных соперников. Так что без этого никак, будь ты хоть трижды самый хороший человек на свете, а свою порцию подзатыльников тебе усвоить все же придется. Существование зла оправдано не менее, чем существование так называемого добра, не случайно в древних религиях к Темным богам относились с особым уважением, почитая их за учителей человечества. Не то что нынешние. Тут главное вовремя переключится от жалости к самому себе на созидательную волну, так сказать сподвигнуть себя на нечто конструктивное и желательно общественно-полезное.
Я к тому это все говорю, что не надо впадать в панику в такие жизненные моменты. У меня, например, такое состояние почти постоянно, можно даже сказать хроническое. Примерно раз в два-три месяца, что называется, накатывает и тут уж только держись. И то не так, и это не то, смысл жизни и все такое прочее. Заканчивается все как правило жгучим желанием поменять работу и место жительства. Тут ритуал простой и всем известный - берешь газету с объявлениями и обзваниваешь предполагаемые места, где по твоему разумению жизнь прекрасна и удивительна, потом едешь в эти самые места, в общем, где-то во время третьей-четвертой поездки становится уже почти очевидной простая истина - хорошо там, где нас нет. На этом все как правило заканчивается и откладывается до следующего раза.
Вот и в тот раз я тоже поехал, очень уж объявление заинтриговало - коммерческий директор в историко-краеведческий музей. Нет, правда, в самом деле - это как? Я сам-то по образованию экономист, но работу свою особенно никогда не любил, да и работал что называется "по профилю" не так уж и много и, если бы можно было время повернуть вспять, выучился бы в юности на кого-нибудь другого, не знаю, может быть и на историка. Тут главное в школе не работать, ибо школа - это настоящая "жесть".
Есть что-то в самой старине такое, что придает ей самоценность: старинные украшения и костюмы, старые дома и величественные развалины некогда грозных сторожевых башен, древние книги, написанные уже давно умершими авторами и, собственно говоря, музеи, хотя конечно же, музей музею рознь. Наш-то создали где-то в конце шестидесятых годов прошлого века согласно распоряжению "сверху", поэтому рассчитывать на нечто неординарное особо не приходится. Да и что вообще есть в таких провинциальных музеях? Один-два народных костюма в стиле а-ля рюс из серии водка-балалайка-матрешка, швейная машинка да колесо от телеги, вот в принципе и все, что нам надо знать о своей истории по мнению власти. Затем идет "красный" период, появляются "буденновки", сабли, так называемые "трехлинейки", какие-то награды и первые фотографии комиссаров, приносящих нам избавление от самих себя. Хотя меня больше порадовали бы фотографии офицеров Добровольческой армии на фоне виселиц, где болтались бы эти самые чернявые и горбоносые комиссары, к тому же сильно картавившие при жизни. Потом, конечно, идет период Великой отечественной войны, это тема особая и всегда представленна до мельчайших подробностей, потому как основана на информации тех местных жителей, кто знает о ней не понаслышке. Об этом времени надо или говорить только правду, отвечая за каждое свое слово, или просто молчать. Вечная память тем героям, которых уже нет с нами. Экспозиции в таких музеях как правило заканчиваются советским периодом, который представлен наиболее обширно, что в общем понятно - кто платит, тот и заказывает музыку. Строительство заводов, колхозов, передовики производства, местные знаменитости и, если повезло, визиты ненароком первых лиц государства. Вот в принципе и все.
Но все равно, несмотря на всю эту однобокость и примитивизм, все-же витает в таких музеях что-то неуловимое, едва заметное и почти неосязаемое, то ли память людская, материализующаяся в этом пространстве, а то ли сам Дух времени, сквозниками гуляющий из комнаты в комнату. И всегда эти музеи как бы немного "не от мира сего", и стоят они как-то обособленно, как например наш музей, вроде бы и почти в центре города, а все же в неприметном переулке, глубоко в небольшом дворике, утопающем в зелени высоких тополей. Большой кирпичный дом, как говорят, еще дореволюционной постройки , огромные окна с наличниками, высокая резная крыша и небольшая лестница в пять ступеней перед входом под навесом. Сразу за дверью маленький коридор, справа еще две двери, а прямо впереди большой зал, уставленный слеллажами со всевозможными фотографиями, книгами и журналами, плакатами, различными флагами и другими экспонатами. В самом начале экспозиции на стуле всегда сидит пожилая грузная женщина в большом теплом платке, накинутом поверх плеч и что-то читает. В то день она, обернувшись на звуки шагов, вопросительно посмотрела на меня.
- Здравствуйте, мне к директору, - сказал я.
- Вторая дверь направо, - высоким, громким голосом, чеканя каждое слово ответила она, глядя на меня пристально и совершенно не мигая, совсем как змея.
Я сделал несколько шагов вперед, повернулся вправо и открыл дверь. В маленьком кабинете с пожелтевшими обоями прямо напротив входа стоял обычный стол еще советских времен, слева от него такой же шкаф, весь заставленный книгами. Из полуоткрытого окна с улицы тянуло предгрозовой свежестью и прохладой, что немного заглушало запах сырости, стоявший в кабинете, который бывает обычно на складах со всякой макулатурой. Старик, лет далеко за семьдесят, в поношенном сером костюме, с редкими полуседыми волосами, зализанными вокруг лысой макушки, сидел за столом посреди кипы каких-то бумаг и что-то сосредоточенно высчитывал на калькуляторе.
- Здравствуйте, я по объявлению.
Он глянул на меня поверх очков и на секунду задумался, словно бы не понимая о чем идет речь, потом, очевидно вспомнив, как-то виновато опустил глаза и пробормотал про себя:
- Да, да, по объявлению.
Старик лихорадочно стал что-то искать на столе, наконец нашел пачку папирос и длинный мундштук, вставил папиросу и закурил. Было видно что предстоящий разговор явно не вызывает в нем радостных чувств и, видимо, я не первый, с кем он уже говорил на эту тему.
- Понимаете, молодой человек, - начал он неожиданно низким, бархатистым голосом, на первый взгляд столь не свойственным его тщедушному организму, - я наверное поторопился с этим объявлением.
- В каком смысле? - спросил я скорее для приличия, хотя все было уже ясно, что это объявление в газете можно смело вычеркивать. Дед скорее всего решил что называется "раскрутить" свой музей как некое коммерческое предприятие, а потом уже потратить вырученные средства на музей, но не учел одного, что без денег это сделать невозможно, будь ты хоть семи пядей во лбу. Очевидно, что именно внезапное осознание этой простой истины заставляло его сейчас чувствовать себя не в своей тарелке.
- Яков Емельянович! - раздалось вдруг из коридора, - Вы опять курите у себя в кабинете? Инспектор противопожарной охраны нам что говорил?
Старик в спешке стал тушить папиросу в пепельнице и размахивать руками, словно бы пытаясь таким образом помочь дыму побыстрее выветриться из кабинета.
- Что вы, Ольга Александровна, я все помню! - крикнул он как можно более уверенным голосом, - Это видимо под окнами кто-то проходил с сигаретой.
Он закашлялся, согнулся почти пополам, опираясь рукой о стол и на его глазах выступили слезы, наконец пришел в себя:
- Вы уж извините.
- Да ладно, с кем не бывает.
Стало почему-то нестерпимо жаль его, пожилого человека, по всей видимости прожившего долгую и трудную жизнь, наверняка заставшего войну и разруху, но в то же время бывшего свидетелем первого полета в космос и возвращения страны в свое привычное состояние - империю, какой ей суждено быть, и теперь курящего тайком у себя в маленьком кабинетике с полуоткрытым окном и отвратительным запахом плесени. Я встал и вышел в коридор. Грузная пожилая женщина в платке, очевидно та самая Ольга Александровна снова подозрительно посмотрела в мою сторону:
- На улице дождь, - отчеканила она и снова стала читать свою книгу.
- Спасибо, - машинально пробормотал я и открыл дверь. Там и вправду шел дождь. Апрельские дожди это вам не летние ливни, когда промокнуть не страшно, дожди ранней весной довольно неприятная вещь. Крупные, холодные капли, бьющие наотмашь прямо в лицо, промокшие ноги и мелкая отвратительная дрожь по спине - вот что такое дождь в начале апреля. Я в нерешительности остановился под навесом, вернее это была скорее небольшая открытая веранда с деревянными стенами высотой примерно по пояс и со скамейками по бокам. Здесь и пережду, решил я, через некоторое время дождь утихнет и можно будет ехать домой. Сел на скамейку и, чтобы хоть как-то скоротать время, достал газету, в которой кроме объявлений наверняка было много чего интересного, прогноз погоды, программа телепередач на неделю и конечно же гороскопы.
Глава 2
Гороскопы. Вот уж истинное доказательство существования дьявола. Ведь на самом деле никто в них не верит, но все равно все их читают, хотя бы просто из обычного интереса. Читают самозабвенно, истово, от корки до корки, причем не только свои, но и гороскопы жен, детей, знакомых, знаменитостей и еще черт знает чьи. Просто какое-то наваждение. Их читают даже от обратного - мол, что там сочинили на этот раз эти аферисты-астрологи? А ну-ка дай и я почитаю. Тем более, что журналы, в которых печатают эти гороскопы, всегда цветные, красочные, просто глаз не оторвать. Руки сами тянутся открыть нужную страницу и прочитать все то, что там написано. Человечество тихо сходит с ума. Хотя это уже давно не новость.
- Зря вы их читаете, молодой человек, - низкий бархатистый голос раздался вслед за звуком открываемой двери, старик, опираясь на трость, сильно хромая, вышел на веранду и тяжело опустился рядом со мной на скамейку. Отдышавшись, он опять достал папиросы, мундштук и закурил, поглядывая на газету у меня в руках.
- Гороскопы? - переспросил я.
- Да, гороскопы, - старик выпустил облако сизого дыма вверх и ткнул своим кривым пальцем с желтым ногтем, что обычно бывает от курения папирос или сигарет без фильтра, в газету, - Это все неправда.
- Да знаю, что неправда, - я даже рассмеялся от такой категоричности, столь свойственной пожилым людям в любых вопросах, начиная от глобальной политики и заканчивая обязательно вредыми
