одеждой не удостоил своего величественного внимания. Зато, пинком открывая двери, вваливался в пивные и отводил душу любимым пенным напитком.
9.
И такое случается
Когда на его пути встретилась смиренница аптека с вызывающе-дерзким красочным крестом на груди и невозможно-непостижимой наколкой обвитой вокруг рюмки змеи, решил зайти. Так. На всякий случай. Прикупить… - чёрт! Я же теперь единовластный хозяин! – взять необходимые в пути лекарства. Необходимостью оказалась пачка шипучих таблеток «Aspirin Bayer» по причине весьма крепкого здоровья молодого организма.
Очень долго он стоял и заливался истерическим смехом возле витрины с антипедикулёзными препаратами. Этот его взрыв смеха вызвала надпись на одной коробочке. Она гласила: «Прилагаемая увеличительная лупа позволит вам разглядеть и найти мелких паразитов (клещей, вшей) на вашем теле». Лекарство, крем-гель, называлось лаконично «Педикулин».
Когда приступ смеха, как наброшенная сеть, был сброшен, Фёдор отправился дальше измерять шагами, ставшую его вотчиной территорию.
10.
Духовная пища
И надо же было такому случиться в конце пути! Его взгляд встретился со скромной надписью черным по белому: «Букинист».
Мимо книг Федя спокойно пройти не мог. С детства приученный читать, благодаря настойчивости родителей, он всякую свободную минуту уделял чтению книг.
Газет не читал принципиально – ничего путного там не найдёшь. Лживые в своей правдивости статьи и репортажи об успехах правительства; ротации бездарных министров из одного кресла в другое и прочие тошнотные нелепости, считал он, портят и отбивают охоту к чтению.
Отдел техники обошёл вниманием – не технарь. Но вот возле разделов книг с тематикой фантастики, мистики, эзотерики и философии остановился, заворожённый.
Федя расположился в маленьком уютном читальном зальчике с выбранными книгами, все стены которого были облицованы деревом; на тёмных панелях висели портреты классиков в овальных позолоченных багетах; пространство между ними занимали книжные стеллажи от пола до потолка, с приставленной лесенкой для удобства пользования книгами. Столики, их было шесть, рассчитаны на одного человека, располагались в два ряда. На них стояли огромные старинные основательные настольные лампы с темно-зелёными бархатными абажурами.
Федя с душевным трепетом и радостным тремором в пальцах перелистывал старинные фолианты. «Какое богатство! – думал он, осторожно и аккуратно переворачивая пожелтевшие на срезе тяжёлые от нанесённой на них исторической тяжести информации листы. – Какая благодать!» И сразу осёкся. Выпить взял? Взял! Еду? Тоже! А пищу духовную? Забыл…
Время спокойно несло свои спокойные воды между высоких берегов жизни.
Со светлой грустью окинул Федя читальный зал. На полочке взял первую попавшуюся книгу с собой для чтения. Это оказался томик Ницше. «Так говорил Заратустра».
- Что ж, - произнёс Фёдор вслух и немного испугался своего голоса, звонко зазвучавшего в стенах читальни. – Ницше, как раз то, что поможет без тяжёлых психических травм пережить переходный период; переосмыслить жизнь в новых сложившихся обстоятельствах.
Завернул книгу в пергамент, положил в мольберт. На выходе тормознул. Вынул из кармана червонец, оставил его красоваться на кассовом аппарате. Книгу взять без платы считал святотатством.
11.
Чем дальше в лес
Если шагать по центральному проспекту, то можно в итоге упереться в мост через реку Свею.
За мостом начиналась зона промышленных предприятий и прочих цехов, где трудилась в своё время вся трудоспособная часть населения города.
Сама же Свея была рекой широкой, имела чистую воду, не полностью изгаженную промышленными отходами; говаривали, что можно безбоязненно пить из неё воду, без кипячения. Имелись на ней три плотины и заводи, образованные благодаря первым, глубокие, большие, заросшие камышом. В заводях водилась рыба. Мелкую ловили для домашних котов и кошек; среднюю и крупную для жарёхи и ушицы.
Вот к ней, к Свее, решил направить свои стопы Фёдор.
Изображая строевой шаг, выбивая жёсткими подошвами кирзачей мнительную пыль из асфальта, он и шёл и во весь голос пел:
А ну-ка песню нам пропой веселый ветер!
За пением и маршем расстояния любой дальности кажутся несоизмеримо малыми. Это вам не призрачная погоня за радугой: сколь до неё не беги, один чёрт она впереди будет.
Свежий, влажный, немного попахивающий гниением бодрящий воздух от реки резко потеснил от берега дневную жару вглубь мегаполиса.
Фёдор остановился на гранитной набережной возле гранитного спуска к воде; приложил руку козырьком к глазам, полюбовался открывшимся прекрасным видом реки, берегами, утопающими в густой прибрежной зелени камыша и ив. Очарованный, выдохнул горячо: - Господи, красота-то, какая!
Не спеша, медленно переставляя ноги, он пошёл вниз по каменным ступеням.
Он шёл и вдыхал речной воздух, наполненный ароматом прибрежной тины, зелёных крон деревьев, изумрудной травы и ностальгическими воспоминаниями, внезапно нахлынувшими в душу.
Фёдор остановился на полпути. С трудом справился с тревожным волнением в груди. Подставил лицо, увлажнённое слезами солнцу и ветру: чтобы они его высушили чистыми и мягкими рушниками.
«Двум смертям не бывать, а одной не миновать! – произнёс он слегка севшим голосом. – Что поделать, такова жизнь! Встречу в одиночестве свою… - тут Федя задумался, что «свою», старость, смерть или что ещё? И зашагал дальше, считая ступени, отодвинув на задний план пространственной перспективы сознания последнюю неутешительную мысль.
12.
Течет река вольно
Река его встретила радостным плеском изумрудных прозрачных волн, длинными языками щедро увлажняющих песчаную часть хитроумно извилистого тела берега.
Шумел неторопливо камыш, ведя долгий бесконечный спор с бестактно философствующим ветром о нестабильной незыблемости краткого бытия, вставляя в страстный горячий монолог тонкие льдинки спорного антагонизма. И тогда взрывался ветер, наотмашь хлестал словами-петлями по гибкому стану камыша, на что тот только улыбался и продолжал вставлять вербальные палки в колёса веских доводов ветра.
Стоял обычный меженный день. Небо, лишённое вуальных одежд из облаков, выгорело под солнцем. Оно казалось Фёдору таким же одиноким, как и он сам.
Взмахом головы он отбросил назад наползающую на глаза чёлку, а вместе с нею мысли, наполненные бодрым минором.
Побродив по берегу с полчаса, Фёдор выбрал понравившееся место. Искусственная насыпь небольшим, блестящим на солнце кварцевым языком лакала жадно речную волну; с неё можно и порыбачить, впрочем, снасти остались дома, или просто поваляться. Погреться на солнышке после купания.
Насаженные любовно вдалеке от берега ивы давали желаемую прохладу, самые смелые из них ступили в воду и полоскали там свои ветви-власы. Густо и сочно росла в тени деревьев трава, пахнущая ещё не скошенным сеном и парным молоком.
Федя сбросил с ног кожаную тяжесть сапог; хлопковую стеснённость брюк и освободил грудь от фланелевых объятий рубашки.
Зарывая ступни в разогретый солнцем песок, Фёдор пошёл по языку, остановился у кромки воды, присел и с минуту зачарованно смотрел на тихое теченье воды. Иногда в ней проплывали травинки и веточки с листьями. Но совершенно не видел он ни мальков, ни рыб. И был этим удручён. «Помахала мне рыбалка чешуйчатым хвостом», - разочарованно подумал он и вдруг услыхал плеск. Характерный, такой слышен, когда играет рыба, выпрыгивая наполовину из воды или полностью выскакивая из неё, играя серебром чешуи в радужном отражении солнечных лучей.
Направил взгляд в направлении звука. На воде расплывались круги, тая в её медлительном течении.
От удивления Федя качнулся на пятках, потерял равновесие и качнулся вправо. Инстинктивно выбросил правую руку, опёрся, почти по локоть погрузившуюся в воду. Она приятно кольнула бодростью прохлады утомлённую жаром дня нежность кожи. Пошевелил пальцами в воде, взмутил песок и вынул руку.
Удивление повторное было шокирующим. Рука, погружённая в воду при опоре, исчезла! Он чувствовал её, ощущал пальцы, он ими работал; но их не было!
13.
Неожиданное знакомство
- Удивлены? – раздался сзади надтреснутый старческий голос.
Фёдор упал на колени, развернулся к берегу и никого не увидел. «Слуховые галлюцинации от шока!»
Но голос, надтреснутый, с нотками фальши повторился:
- Удивлены чрезвычайно. – Уже не вопрошал, а как бы утверждал голос.
Откуда ни возьмись, налетел шквальный ветер, на солнце, яркую оранжевую лампу набросили тучу-абажур и Фёдор увидел его.
Отстранив от лица тощей высохшей рукой трепетные ветви-щупальца ивы, стоял старик в закатанных до колен синих застиранных трикотажных спортивках, голый бледный торс украшала ладанка с крестиком на верёвочном шнурке; густая копна выцветших до седины волос лохматилась сонно и непринуждённо, осторожно тревожимая ветром.
- Да как сказать, - на большее Феди не хватило от растерянности.
- Что ни говори, от этого никуда не деться, - старик выкашлял слова из прокуренной груди. – Африкан Петрович, пенсионер! – представился он и протянул костлявую высохшую кисть-руку.
Федя протянул свою и присвистнул: она была на месте. «Во, дела!» - подумал он. Но совладал с недоумением и бодро представился:
- Федя. Студент. Практикующий.
- Практикуете – что? – поинтересовался Африкан Петрович.
- Хм, летняя практика, учусь в торговом техникуме, работаю в магазине.
- Практикант, – выдержав паузу, поправил Африкан Петрович. – И как, нравится работа?
- Да, - просто ответил Федя. – У нас в роду все продавцы: обе бабушки, мама, сестра старшая завмаг, тётки в торговле.
- И вы решили тоже пойти по пути наименьшего сопротивления, - не то спросил, не то подтвердил старик. – А не пытались плыть против течения?
- Против какого?
- Выбрать жизненную стезю другую. Например, строителя.
- Пытался, - Федя почувствовал, как к лицу прибывает краска, - да только ничего из этого не вышло.
- Почему же?
- Не знаю; не вышло, и всё.
- Чем всё-таки пытались заняться, разрешите полюбопытствовать. – Старик стоял в тени; Федя – на солнце. Стояли друг против друга и не решались приблизиться.
- Живопись…
- Замечательно! – старик цокнул языком и указал рукой на мольберт. – Осталась горечь воспоминаний и вот это?
- Да.
- Что помешало?
- Наверно, карма моя такова.
- Ого! – радостно воскликнул Африкан Петрович. – Так вы ещё и в восточной философии разбираетесь.
- Почему так решили.
- Видите ли, молодой человек, - начал старик, - не каждый десятый знает слово «карма», и далеко не каждый сотый, его значение. Которое, впрочем, можно трактовать по своему, если не трогать истинное, первоначальное значение с глубоко заложенным философским смыслом.
И тут Федя начал рассказ, в
