Малая школа-пансион с незамысловатым названием «Регент» была известна Хьюго едва ли не с младенчества. В два года он пошел в детский сад при пансионе, потом в начальную школу, среднюю, и вот теперь учился в одиннадцатом классе, собираясь затем перейти в университет «Регента».
- Эй, Хьюго, идем сегодня гонять футбол?
- Неа, надо с матерью по магазинам съездить.
- Ну ты как всегда, - фыркнул Адам Кленниг, ближайший друг с начальной школы. – Неужели мистер Брэндон не может уделить жене время для шопинга?
- У отца операция вечером, - пояснил парень и зевнул. – Так что я буду сопровождающим. Да и мама все равно никогда много не покупает. Я скорее так, для компании.
- Ну-ну. Веселый у тебя вечер будет.
Хьюго только хмыкнул: он-то прекрасно знал, что сомнение в голосе Адама было наигранным. В их небольшом городке, где проживало всего восемь тысяч человек, да и то большая часть селилась в Западном Тадкастере, Элис Бриттен знали многие. Хотя бы потому, что в центральную клинику Тадкастера ходили почти все, а в маленькие больницы обращались с несерьезными недомоганиями. Хьюго помнил, когда пять лет назад в аварии погибла педиатр Мари Кроумвел, его мама взяла на себя обязанности подруги. Тогда на кладбище пришел попрощаться с доброй женщиной почти весь город, и Хьюго стоял рядом с родителями, но совершенно не понимал, почему нужно плакать. Парень скривился: он знал за собой эту черту – слабая чувствительность, неумение выражать чувства. Он мог смеяться с друзьями до колик в животе, веселиться, говорить родителям о любви… Вернее, отцу, Элис не любила бурные проявления чувств, считая их таким же пороком, как и любопытство, но смерти его не трогали. Даже когда умирали домашние звери.
Хьюго украдкой посмотрел на левую ладонь. До двенадцати лет он жил спокойно, а после от родителей появились секреты. Вернее, секрет. Один, но очень и очень серьезный. Хьюго справедливо полагал, что если бы родители узнали, то либо отвели бы в церковь, либо… Либо в больницу. Но первый вариант вернее, мать бы сразу назвала это дьявольскими происками и повела к матери-настоятельнице Тадкастерского монастыря.
Именно поэтому Хьюго молчал. Молчал о том, что в гневе может убить. Сначала он, заметив, что домашние зверюшки умирают после его прикосновений, решил, что никогда никого не будет касаться, если зол. Но каждый раз Кристиан Одри, тот самый ветеринар, что исследовал попугая со смешным именем Артур, сообщал, что звери погибли от яда.
Брэндон как-то вызвал Хьюго на серьезный разговор, но двенадцатилетний подросток ничего не мог сказать по этому поводу, да и Элис заступилась за сына.
- Подумай сам, Брэндон, - сказала она, - у Хьюго твердая С (1) по химии, а тут редкие яды. Где он их возьмет, во-первых, а во-вторых, как он их распознает?
- Может, на наших пивоваренных заводах ведут подпольные исследования, - проворчал тогда отец, но оставил мальчика в покое.
Хьюго тогда и решил, что родителям расскажет все только в крайнем случае. Если и правда окажется опасен.
Он провел несколько экспериментов с утащенными из школьной лаборатории крысами и пойманными бродячими псами. Звери ластились и привыкали, и когда начинали мешать Хьюго, подросток тут же их касался, больше не желая видеть подле себя. Собаки умирали, а на шерсти иногда оставались мокрые следы. Как-то понюхав после очередного эксперимента свою ладонь, он с ужасом понял, что там яд. Вернее, не сразу догадался, что это именно яд, принялся руки вытирать об одежду, а потом рискнул отнести джинсы к ветеринару, объяснив, что нашел их рядом с мертвым псом.
Кристиан с сомнением посмотрел на двенадцатилетнего мальчика, потом на джинсы.
- Рядом с мертвым псом? – педантично уточнил он.
- Да, - подтвердил Хьюго, - рядом с мертвым псом. По дороге из школы можно срезать через заросшую зону парка, а там собака и джинсы. Лежали, то есть.
- Картина Репина, - непонятно протянул ветеринар, но штаны забрал и отправил подростка домой.
Кто такой Репин, Хьюго к своему стыду не знал, но пообещал себе обязательно посмотреть. Выяснилось, что русский художник, родившийся в далеком девятнадцатом веке и давно умерший. Паренек посмотрел его картины, понял, что в искусстве не разбирается совершенно и принялся за домашнее задание.
На следующий день после школы он снова зашел к мистеру Одри, чтобы узнать о результатах исследования. Ветеринар только пощелкал языком, подозрительно глядя на нежданного гостя.
- Яд, - лаконично сообщил он. – Батрахотоксин, содержится в кожных железах у некоторых листолазов. Это древесные лягушки, проживающие преимущественно в Колумбии, - добавил Кристиан.
Хьюго кивнул.
- А как он оказался на собаке?
- Не знаю, - мужчина поморщился. – Пятна на шерсти пса, которого я вчера нашел там, где ты указал, и на джинсах идентичны. Сдается мне, кто-то в городе начал баловаться ядами и проверять их действие на местных бродячих собаках. Я скажу матушке-настоятельнице, чтобы предупредила прихожан. Передай родителям, пусть проверяют пациентов на наличие каких-нибудь посторонних жидкостей и солей в организме.
- Понял.
Это потом он долго гулял все по тем же заброшенным тропинкам, разглядывая свои ладони. Попробовал разозлиться, вспомнил тетку Клэр и кричащего попугая, и недоуменно уставился на вязкую желтоватую жидкость, выступившую на тонкой коже рук. Яд?
Хьюго огляделся, увидел чьего-то котенка и, подойдя, принялся гладить. Белый пушистый котик сперва мяукал, нежась от неожиданной ласки, а потом затих, съежился и свалился замертво к ногам мальчика. И только в тот момент Хьюго в ужасе отпрянул от мертвого животного, вскочил, брезгливо тряся руками, отчего капли еще не исчезнувшего яда полетели на траву, в панике огляделся, не видел ли его кто-то – нет, по заброшенным тропинкам только животные и бродят – и кинулся бежать.
Он убийца. Самый настоящий убийца, из тех, кого надо бы казнить, а не просто посадить в клетку. Или отрубить руки. Да! Если ему отрубят руки, он больше не сможет… что? Не сможет… вырабатывать? Да! Такое простое слово! Не сможет вырабатывать яд! И тогда… тогда… тогда…
Тогда – что? Хьюго медленно остановился, тяжело дыша, и снова посмотрел на руки. Обычные ладони двенадцатилетнего подростка. С царапинами от игр в супергероев и мозолями из-за американского футбола. Нормальные человеческие ладони, ничем не отличающиеся от рук сверстников.
Ладони убийцы.
Хьюго сжал кулаки и судорожно сглотнул. Нет, даже если ему отрубят руки, лучше все равно умереть. Как он будет жить без рук? В двенадцать лет потеря конечностей казалась концом света. А родители! Что скажут родители? Они сразу отведут его в церковь, несомненно, и тогда матушка-настоятельница… что сделает она? Правильно, вызовет полицию, и Хьюго посадят. Потому что он убийца.
Но… паренек машинально почесал нос и снова посмотрел на ладонь. Нет, он же не убивал людей, а звери и птицы и так умирают, они живут меньше, чем человек. Звери, конечно, тоже твари Божьи, но они неразумны и бездушны. Только человек попадет в Рай.
А ему светит Ад, ничего не поделаешь. Но пока он еще жив.
И Хьюго направился домой. Естественно, родители никогда об этом не узнают. Никто не узнает, а ему нужно просто держаться подальше от людей, если разозлится. Это легко. Он злится редко, только если кто-то сильно мешает заниматься любимым делом, а кроме родителей на такое никто не способен. С друзьями всегда весело: можно поиграть в футбол, покачаться на качелях, забежать в женскую школу или еще как-нибудь похулиганить. Заняться тем, чем занимаются обычные двенадцатилетние мальчишки. А яд… а яд останется в нем, в случае чего всегда можно на заброшенных тропинках встретить каких-нибудь бродячих псов и стереть яд им на шерсть. Только потом надо будет спрятать трупы, иначе вдруг начнется расследование.
Это только потом, спустя несколько дней Хьюго понял, что мистер Одри мог начать расследование, проверить отпечатки пальцев на шерсти. Возможно, яд их повредил, а если нет? И какое-то время мальчишка был ниже травы, затаился, притворяясь все тем же обычным подростком из дома номер 45 на Квоберс-стрит.
Сейчас, когда с того памятного открытия прошло пять лет, Хьюго даже посмеивался над своим детским страхом. Времена изменились; он поумнел, стал бесстрашнее и вообще начал проще относиться к своему смертельному дару. Удобно было убивать ядом мышей в доме, например. Они пугали всегда строгую и спокойную Элис. Стоило ей заметить мышь, как дом оглашался визгом на очень высоких тонах, отчего и Брэндон, и Хьюго бросали дела и мчались на кухню, едва ли не кубарем слетая с лестницы второго этажа. Такие случаи обычно отвлекали парня от фильмов или разговоров с девушками, а потому он ночами принялся вылавливать грызунов, мгновенно убивая их и пряча трупы на дне мусорного пакета. Потихоньку, конечно, чтобы не привлекать внимания.
Это длилось от силы дня три, а потом Брэндон все-таки вызвал службу борьбы с вредителями, и бравые парни в синей спецодежде потравили остатки мышиной семьи. Хьюго только фыркнул при виде всяких трубок и отравы – его метод был безопаснее, хотя и возиться пришлось бы дольше. Но отрава бы в доме не оставалась, а свой яд он научился тратить так, чтобы не пролилось ни капли.
Тогда же парень выяснил, что появляется смертельная субстанция не только на ладонях. Из любого открытого участка кожи выдавливалась хотя бы капля. Яды были разными – названий Хьюго не знал, да и не нуждался в этом. Желтый, прозрачный, голубой, белый, бесцветный и угадываемый только по запаху – младший Бриттен наловчился пользоваться своей способностью не только во благо, но и во вред чужим собакам и кошкам.
Он убил кота, который стащил в парке у него со скамьи хот-дог. Он убил нескольких птиц, мешавших ему спать утром – скормил пичужкам пропитанный его ядом хлеб. Хьюго учился пользоваться своей силой и при этом избегал прикасаться к людям после выделения яда. Мало ли. Кристиан Одри, как-то зашедший к ним в гости, только поинтересовался у парня, не находил ли тот больше мертвых зверей, но Хьюго без зазрения совести сказал, что нет.
Он и не находил, в общем-то, животные-то первоначально были живы. Это после встречи с ним становились тихими и мертвыми.
***
- Нужно купить продукты домой, - сообщила Элис, заводя машину. – Поэтому заедем в супермаркет в Западном Тадкастере. Пристегнись, Хьюго.
Парень с тоской потянулся к ремню, защелкнул его и уставился в окно. Привычные покрашеные дома, увитые плющом, сменяли друг друга. Аккуратные газоны, невысокие заборчики – в их городе ничего не менялось уже много лет.
Элис повернула налево, и впереди заблестела река Уорф, разделяющая город на две части. Западный Тадкастер был более пригоден для жизни – больше земли, больше супермаркетов и маленьких частных клиник, магазинов, парикмахерских. Всего того, что Хьюго не особо любил. Еще там был парк, но весь такой светлый, прибранный, что парню становилось тошно. Его заброшенные тропинки с живностью казались куда роднее и ближе. На свету Хьюго иногда мерещилось, что яд начинает появляться сам по себе, и гуляющие увидят это, заметят, поднимут панику и вызовут полицию. Что ему тогда делать? Бежать?
