Современное средневековье (сборник рассказов)

                                                   Давай, давай… .

     Она ехала к сыну во второй раз. В первый была на присяге. Тогда почти все вышло нормально.
     Теперь две холодные электрички, давка в метро в Москве, разбитый вонючий автобус, который ждала четыре часа.
     Здесь никаких автобусов не ходит, километр до части с сумками шла пешком.
     Солдат провёл её в комнату, где за столом сидел помятого вида толстый прапорщик, который, казалось, не говорил по телефону, а пытался проглотить или всосать трубку. Солдат ушёл. Увидев её, прапор  странно почти как ненормальный мотнул головой, даже показалось, что он просит выйти. Но нет… .
    Говорил он тоже как - то странно словно плохо выспался. Слова тянул и путал, почти неслышно очень тихо матерился и внезапно громко хохотал. В руке держал стакан с остатками чая, но запах в комнате был совсем другой: или спирт или пиво или водка. Это сразу странно и страшно насторожило. Ей очень захотелось уйти отсюда. Совсем !
    - А, может, уйти и созвониться с командирами. Сюда и не заходить ?
    Но она не решилась уйти сразу.
    Закончив разговор, прапорщик очень медленно положил трубку и, будто задумавшись на время, повернулся к ней. Она сразу же поняла…. он был ну … полностью. Смотрел на неё и не видел.
    - Видно, опохмёл был как следует. – подумала она и сразу же опять очень захотелось скорее уйти.
    Он словно понял это, но ничуть не смутился.
    - Ну, че… говори… х…х… . -  казалось, неясное «горючее» вот - вот выльется из него обратно.
     - Я приехала к сыну… .
     Она назвала фамилию и то, что хотела бы, чтобы сына отпустили на весь день.
     Прапорщик неожиданно масляно и тупо улыбнулся и почему - то уставился на её сумку. Вдруг он длинно и почти полуобморочно спросил: Ну ?
- Что ну… ?
- Ну, это…  .
     Вдруг снова зазвонил телефон и прапорщик, четко повернувшись, как робот схватил трубку, удивительно громко и ясно словно машина назвал звание и фамилию. Казалось, он сразу же протрезвел. Разговор был долгим. Прапор все же отвлекся и стал делать ей какие - то знаки рукой позади себя. Вдруг он зажал трубку и она услышала: Давай, давай.
     Она совсем растерялась. Что ему: денег или еды ? Или выпивки… ? Но я не купила ничего из вина. Стала расстегивать сумку, но молнию заело и она почти оцепенела от растерянности, вдруг стало ясно, что никак не хочется отдавать то, что везла только сыну и достала с таким трудом. Прапор всё говорил по телефону, но уже стал коситься в её сторону. Сам он больше молчал, только изредка говорил: Так точно. Есть.
      Вдруг дверь с шумом распахнулась и вошёл офицер. Строгое, почти каменное лицо,  какой - то, как казалось, злой пронизывающий взгляд, но она сразу поняла: всё изме-нилось.
   - Вы что здесь ? – спросил офицер.
   Она повторила всё. Он взял другой телефон.
   - Да, тут к нему мать приехала. Что с того, что в наряде ? Вы что, товарищ сержант, не знаете, что делать ? Заменить ! И немедленно. Чтобы через полчаса был на проходной ! Выполнять !
     Сын вышел даже раньше. Он ничего не скрывал.
   - Да тут на проходной одни поборы. Все берут, чуть не сами в сумки лезут. Мне уж рассказывали. Просят водки купить, всё, что хочешь.
    - Мы где остановимся ? Как в тот раз ?
    - Там нет, плохо стало. Давай вот сюда.
    Квартира с пьяной бабкой была почти пустой.
    - Она тут всё продала. Только и живет, что пускает родителей. Все её знают.
    Бабка взяла денег на пиво и ушла пить.
    - Она может и до утра не придти. Да, в роте постоянно требуют деньги за то, чтобы выйти. Или купить чего. Без этого и не выпускают. Тебе повезло, это замполит батальона, он крутой. А так и офицеры берут, особо если у кого из Москвы или из местных. Тянут и деньги и просят купить что получше. Чтоб посылку получить, плати. Пойти куда даже в части – плати. Многие все время им носят водку, коньяк.
     - Но они же офицеры. Как они могут ?
     Офицеры. А им на все плевать. Только чтоб внешне все было нормально. А так сол-даты им как чушки. Интересно только кто покрепче, чтоб гаражи строить или мебель там носить. Няньками нас берут. Я правда, не ходил.
   - Не бьют вас ?
   - У нас рота хорошая. Тут присягу отбивали, так даже двоих на губу отправили. А в нижних двух ротах телеграфных так чё только не было. В том году один глотал скрепки, один кислоту пил, двое пилили пальцы. Одному челюсть сломали в трех местах, одному даже две ноги. А ротный все записал: мол, упал с лестницы. Хоть никого не убили. Пока.
    - Как же так можно ?!
   - Это что. Вот татары, что только приехали, так даже восстание устроили. Отказались строиться и требовали командира батальона, грозились в суд подать.  И чё им не делали, сам генерал с ними говорил.  Сделали так, что они работают как положено, а их не трогают. Что могут жаловаться хоть генералу. А не верю в это. Армия… . Но у нас ничего.
   Сын ушел, а  она стояла у проходной, и, вытирая слезы, смотрела через  решётчатые железные ворота как он идет по дорожке в казармы.
   Окно в проходной было открыто и она опять услышала хриплый пропитой неровный голос: Давай, давай!

                                                 Дочки - сыночки.

    В комнате так утомительно тихо, что хорошо слышно как на улице за плотно зак-рытыми окнами шумят проезжающие машины, кричат дети и, захлебываясь, каркает во-рона.
    Они сидят за своими столами и все молча смотрят в окно. Только один молодой чело-век у двери что - то сосредоточенно и чуть утомлённо, но быстро пишет.
    Кирсанов работает в этой конторе уже год. Он точно знает всех – организация неболь-шая – главное, ему точно известно, кто чей родственник.
    - Вот, Ольга – дочка замначальника областной газовой фирмы. Она  ничего не закон-чила, но папочка обещал купить диплом. Так, ходит куда - то смеху ради раз в месяц. Якобы чему - то учится. Редкая гнида !
    Кирсанов пишет и думает. Для него это обычно: когда много работы, то как - то приу-чаешься делать всё сразу и быстро.
    - Наталья Игоревна тут пять лет. Да все знают, что она – сноха замначальника облас-тного  центрального банка. Эта курва где - то раньше работала, чего - то закончила, ка-жется, педвуз по специальности «математика» - это где конкурс полчеловека на место - но умеет в основном пить кофе и красить ногти.  Писать, вроде,  умеет, считать – нет. Ни ра-зу не видел, чтоб считала. Денег точно, без счёта. Чего тут считать ? А, да, ещё умеет красить брови, смотреть женские журналы и шляться по магазинам. Что ещё она умеет делать - я не знаю. Хотя иногда что - то пишет. А, может, просто водит ручкой по бумаге для вида. Отсюда не понятно. Алексей – сын зампрокурора города. Юрист, хотя я знаю в праве больше его раза в два. А, может, в три. Вот такой юрист ! Обалдеть !  - Кирсанов даже немного оторвался от бумаг и посмотрел на того, о ком думал, словно он мог читать его мысли. Но Алексей по - прежнему смотрел в окно: Редкая падаль !
     Кирсанов закончил писать и стал проверять написанное. Но не получалось, мысли как - то сами переходили на всё тех же коллег.
    - Не коллеги, а калеки, моральные уроды. Ведь какое - же дерьмо. – думал он: Эльвира Арнольдовна – замначальника. Эта – исключение, у неё опыт работы, а из блатных на-чальников только какой - то знакомый. Но она точно здесь по блату. Сто процентов ! Без сомнений.
    Кирсанов даже оторвался от бумаг и опять взглянул на всех, но они смотрели в окно и он решил отдохнуть, даже чуть подумать.
     - Ведь целый день ни черта никто не делает, а получают больше меня. Кто - то даже в три раза. Ну и жизнь. Такого дерьма я ещё не видел. Чего только не встретишь в нашей чудной стране. Только и работаю тут из - за опыта. Больше полутора лет не протяну. Уж сплю и вижу, когда уйду, боже упаси в госконтору или на большое предприятие. Ведь там одни блатные. Ну или почти одни.
      - Да, погода сегодня хорошая. – неожиданно нарушила молчание Эльвира Арноль-довна.
      - Ты, тварь такая, ничего умнее не нашла сказать. – подумал Кирсанов и опять уткнул-ся в бумаги: Ну и дура. В другом месте может и сказал бы кто она. Но не тут. Начальница. Вот тебе и всё. Кусок дерьма ! – Кирсанов с трудом сдерживался, чтобы не сказать что - то вслух.
      - Да, ведь и целый день такой, а ты тут сиди, работай. – тоскливо заметила Ольга.
      - Тебе, дуре набитой тоже не сидится. Какая у тебя работа, юбку протирать да диабет кофем наживать. Во, помрёт ведь, уродина, от диабета, уже жирная как свиноматка, сто десять кило точно, пьёт кофе по десять чашек за день, да всё по три ложки сахару в каж-дую.  И всё чуть не по пачке печенья или вафель жрёт или по две булки за раз. Как можно сжирать столько ? Вот умрёт, хоть мне будет какое - то удовольствие. – Кирсанов даже ус-мехнулся от новых мыслей.
    Эльвира Арнольдовна сидит и как - то задумчиво смотрит в окно. В её руках дорогая ручка, но она уже давно ничего не пишет. Жирная муха села на её толстую шею, но Эль-вира Арнольдовна, похоже, ничего не чувствует. Кажется, она спит.
     - А я ведь должен работать и тут и дома за этих уродов. Все выходные сижу и набираю на компьютере, здесь даже денег жалко на технику. А у директора для куражу стоит в кабинете, он никогда не включает, даже провода к монитору не подсоединены. Ну и дерьмо ! Ведь такого не видел и не увижу больше. Ой, не зарекайся ! А начальник - то тупой - ведь хуже самой плохой поддельной пробки: не умеет ни говорить, ни документы проверить не может, только подписи ставит, я за него должен бумаги его дурацкие писать и редактировать. Ведь кончил партийную школу ещё в СССР, так до сих пор и рулит. А попал сюда только из - за связей своих, всех, гад, начальников в обладминистрации знает. Они там чуть не по ранжиру советские партработники. Все вернулись к власти. Вот так. История у нас только повторяется !
     В кабинет вошёл начальник, лысый всегда потный вертлявый мужичонка в блестящем пиджаке. Он внимательно посмотрел на заваленный бумагами стол Кирсанова и подошёл к Эльвире Арнольдовне. Та, кажется, проснулась и медленно повернула к нему голову.  Они долго и очень тихо о чём - то говорили.      
    Начальник повернулся к Кирсанову и громко почти грозно спросил: Сергей, ты так и не сделал отчет ?
   - Завтра утром будет, Иван Хрисантович.
   - Нужно сделать сегодня, ты знаешь, мы ведь может найти другого.
   Все молча с явным осуждением посмотрели на Кирсанова.
   - Будто хоронят. – подумал он: А и, правда, ведь, выгонят как пить дать. Я - то один не-блатной.
    По дороге домой  встретил старого знакомого.
    - Ну ты как, там же, не надоело ? Я помню, рассказывал.  - спросил тот.  
    - Да, одни блатные, я как полный дурак. Вот ведь такая блатняра всегда всплывает осо-бо в такие вот поганые времена, уж я это вижу, а мать говорила, что такое было дважды при её - то работе. Ведь всякая нечисть, урки разные, экстрасенсы, другие мошенники и уродцы, серость всякая с президентскими, генеральскими там погонами опять повылезали из своих дыр и заполонили всё что можно. Оно так всегда. Чем хуже и чем беднее щас страна, тем этой вонючей саранчи больше.
    - Не любишь ты блатных.
    - А ты, что ли любишь ?  
    - Ну так уходи. Что уж, совсем некуда ? Тебя ж возьмут.
    - Да всё, один месяц и я ухожу куда угодно хоть на биржу, точно, не могу больше. Дочки…  !
     - И сыночки… .
     - И сыночки, вашу… !
    Они идут по дорожке, усыпанной осенней желтизной, Кирсанов машет руками,