ничей

его зря, и что он — совершенно трезв.
— Семнадцать, —  посчитал сержант, — Гришь, скинь последнего!
   Гриша ловко забрался в гадюшник и сбросил Хвоста на землю. Даже от удара об асфальт Хвост в себя не пришёл.
    Когда составляли протокол, то в карманах Хвоста не нашли ничего.
— Бомж, наверное, — предположил врач.
— Скорее всего, — подтвердил дежурный офицер, — и брюки у него какие-то странные, уж лет десять такие не носят. Ладно, отнесите его в камеру. Завтра проспится — разберёмся, что за птица.
    Когда Хвоста раздевали, то на рёбрах увидели несколько ярко красных рубцов, а синюшность кожи на грудной клетке явно указывала на признаки внутреннего кровоизлияния. Но врач уже ушёл, и сержант упрекнул себя, что бить надо было по ляжкам, а то неприятностей потом не оберёшься...
    Среди ночи Хвост очнулся. Он обвёл глазами помещение, увидел железную дверь с глазком, «шубу» на стенах и маленькие зарешёченные окна. Он почувствовал резкий и знакомый запах параши.
— Где это я? В тюрьме? Что же я натворил?
    Хвост закашлялся. Вытирая руками губы, он обнаружил, что на руках — кровь. Но он не мог видеть, что из уголков губ на подушку уже давно натекла целая лужа этой тёплой жидкости. Этого Хвост не чувствовал. Он провёл руками по телу и понял, что раздет.
— Где же мои брюки? Там справка об освобождении, я же освободился... Почему снова тюрьма?
   И тут он всё вспомнил. Вспомнил, как его били около пивной. Вспомнил запах пива и вкус бутерброда с сыром. «А может и хорошо, что я снова в тюрьме? Не нужна мне свобода. Без сыра, пива и пирожков можно и обойтись, но зато хоть человеком себя чувствуешь. И то верно».
    И он закрыл глаза с лёгким чувством. Чувством обретённого спокойствия, словно нашёл ответ на давно мучивший его вопрос.
    Не знал Бухвостов Алексей Иванович, он же — Хвост, что уже больше никогда не проснётся. Два удара железным прутком, пятичасовое лежание на сырой земле, несколько ударов резиновой дубинкой, путешествие на полу гадюшника и падение на асфальт из кузова — всё это его лёгкие, от которых зона оставила только одну треть, уже выдержать не смогли. Началось внутреннее кровотечение из швов, которые несколько лет назад неумело наложил вечно пьяный тюремный врач. Через два часа Хвост умрёт. Свобода не приняла его, она его позабыла за эти долгие пятнадцать лет.