дальнейшего самобичевания пассажирка, - не напрасны наши усилия? Не благоглупостями ли, вместо настоящей науки, занимаемся?
- Чтоб ты не сомневалась. Зато мы, как у Христа за пазухой. Над лабораторией не довлеют ведомственные интересы, следовательно, начальственный окрик генералов от науки. Корыстные интересы внутри коллектива тоже исключены. Имеем дело с чужими бредовыми идеями и не менее чужими деньгами. Но хорошая мина даже при такой игре не повредит.
- Разве ты можешь оставаться абсолютно безразличным к работе, которую выполняешь?
- А это уже из сферы эмоций.
Елена не успела возразить, как Бородач, нажав на тормоз, объявил:
- Вот и приехали!
Когда они зашли в лабораторию, последнюю страницу в вахтовом, как они его окрестили, журнале дописывал малознакомый парень из Физтеха, прикомандированный к ним на время эксперимента (видимо, тоже имел где-то мохнатую лапу).
- Я вас вызываю на дуэль, уважаемый! – от неожиданности все вздрогнули. Из дверей, ведущих в подвальный блок Т, появился улыбающийся Николай. – Да-да, именно вас, коллега, - его указательный палец, будто дуло револьвера, качнулся из стороны в сторону и остановился на опешившем от растерянности “примаке”. – Как можно разговаривать с дамой, развалившись в кресле? Или в Физтехе никогда не слышали о правилах хорошего тона? Вы знаете, что, например, в Англии в омнибусах передвигаются исключительно сидя. Стоя не принято.
Но ведь женщина непредсказуема, даже когда она - холодная дочь Туманного Альбиона. Особенно, когда спешит, к примеру, на свидание. И она, попирая столетние традиции, заходит в омнибус, хотя видит, что все места в нем заняты. И тогда – зарубите себе это на носу! – кто-то из джентльменов встает, уступает место, а сам, дабы не нарушать принятый порядок, покидает салон. Вот пример, достойный подражания – можете сказать это в своем Физтехе. И учитесь, пока я жив…
- Правильно! - поддержала шутливый тон записного краснобая Елена. – Учи их этикету!
- Рад стараться, Елена Прекрасная! – щелкнул тот каблуками видавших виды штиблет. – Да только обидно: учу я, а экзамен принимают другие.
- Ладно, - вмешался Задерихвост. – Хватит выпендриваться! Постороннего хотя бы постыдился. Он до сих пор твою болтовню принимает всерьез!
- Неужели за длинную-длинную ночь ты, дорогой, так и не понял, что дядя шутит? – Николай уже обращался к физтеховцу. – Разве мало я тебе рассказал анекдотов и занимательных историй?
- Да я, да мы…, - смущенно оправдывался тот.
- Ну, так двинули вперед. Я по пути тебе еще немного прочищу мозги!
- Ты бы, прежде чем уйти, хоть словом обмолвился, что там с блоком Т, - в голосе Бородача послышалось легкое раздражение.
- Разве коллега вас не проинформировал в полном объеме? Ай-я-яй! Тогда извольте: наряду с определенными упущениями замечены неопределенные успехи…
- Ты неисправим! – оторвала взгляд от приборов Елена.
- Моя прекрасная леди, вы заблуждаетесь. То, что вы сейчас слышали, не более, чем зарядка для моего языка, так уставшего за время дежурства. Да и в хорошей спортивной форме сей орган я просто обязан поддерживать. И времена, и нравы того требуют.
В глазах Бородача зажегся недобрый огонек:
- Знаешь, если бы моя воля, я бы обязательно создал “Музей человеческих экскрементов” и назначил директором тебя!
-Великолепно! – не изменил себе Николай. – Тандем что надо! Я – директор, а ты – снабженец и завхоз по совместительству.
Перепалка, едва не зашедшая слишком далеко, к вящему облегчению Елены, на этом закончилась. Вскоре ночные дежурные покинули лабораторию. Потянулись монотонные часы, как выражался Николай, высиживания зарплаты. Первым явно затянувшуюся тишину нарушил Задерихвост:
- Эмоции, - неожиданно продолжил он разговор, начатый еще в машине, - приносят немало вреда человеку. И в прямом, и в переносном смыслах. Так что – хотим мы того или нет – приходится их обуздывать.
- Постепенно превращаясь в буку и сухаря?
- А что, по-твоему, лучше в неврастеника?
- Аргумент некорректен, ты это прекрасно понимаешь.
- как сказать…
- Зачем обманывать себя? Ты ведь тоже эмоционален. И, случается, поддаешься минутной слабости. Или я не права?
- Не понимаю… - протянул Бородач.
- О-ля-ля, - засмеялась Елена.
Не зная почему, ей захотелось немного позлить собеседника. Писать такие письма и в то же время прикидываться невинным ягненком – это уж чересчур!
В таком случае она имеет полное право на собственную игру. Если хотите, личный эксперимент.
Или это, как и их исследования, за гранью допустимого, проявление с ее стороны беспардонного цинизма?
Пятница, 29 августа. Задолго до рассвета.
Мы вписаны в огромный чертеж города и временами нам кажется, что мы вот-вот сойдем с ума от бесконечности улиц и немыслимой арифметики толпы.
Но все это мираж, выдумка. Нет длинных кварталов, нет людской толпы. Колоссальный чертеж существует только в мозгу строителя. Каждый человек особенный и каждый бесконечно важен.
Каждый дом стоит в центре мира.
Среди миллионов жилищ каждое хоть раз, хоть для кого-то становится святыней и желанным концом странствий.
К чему спешить переворачивать страницу? Ведь смысл сказанного потрясающий!
“Мы вписаны в огромный чертеж города…” – и по спине бегут мурашки.
А разве чертеж – не планшетка гербария, где мужчины, женщины, дети, здоровые и не очень, пришпилены, подобно засушенным листьям, - каждый на своей странице?
…То ли предвестником несчастья, то ли колоколом надежды неожиданно для столь позднего часа – стрелка уже свернула с цифры два – прозвучал звонок.
Словно в трансе, накинув халат, подошла к входной двери:
- Кто там? – почему-то шепотом спросила она.
Молчание.
- Кто?! – уже громче произнесла Елена.
- небесный тихоход!
“Более чем странные шуточки!” – прильнула к глазку – этому спасительному перископу цивилизованных жилищ.
За дверью – никого.
Стало ли ей страшно? Наверняка. И тем не менее какая-то неведомая сила вопреки рассудку заставила нажать на предохранитель замка.
Пустота…
Встревоженная, вернулась в спальню. Мгновенье постояла в раздумье: читать дальше или ложиться спать. И вдруг с ужасом отчетливо услышала, как в замке поворачивается ключ.
Первая мысль: броситься к окну и закричать. Однако ноги будто заклинило, не могла, как парализованная, сдвинуться с места.
Щелчок – и дверь медленно приоткрылась.
Боже, что происходит?! И почему она стоит, словно набитая дура? Ведь там, сзади мирно посапывает, не подозревая о грозящей опасности, Димка.
- А-а, - начало было она: материнский инстинкт вывел из столбняка.
- Не бойся, Лена! – послышалось от порога.
Чья-то невидимая рука нашарила в полутемной прихожей выключатель, вспыхнуло освещение. И она онемела вторично. У дверного косяка, прислонившись к нему плечом, стоял …Задерихвост.
Елена никак не могла взять в толк, откуда у него ключ от ее квартиры? Правда, один сын потерял, однако это случилось давно, Бородач в их лаборатории тогда еще и не работал. А что означает столь неурочный, не укладывающийся в рамки даже элементарных приличий, визит? Но странное дело: вслух она не произнесла ни звука.
- Чаю выпьешь? – столь нелепый вопрос, пожалуй, как никакой другой “соответствовал” обстановке.
- Да.
Прошла, как ни в чем ни бывало, на кухню, зажгла горелку. Набрала воды в чайник, поставила. Из навесного шкафчика достала коробку “Птичьего молока” – любимых Димкиных конфет. Ополоснула и без того чистые чашки.
Тишину в квартире нарушил свисток закипающего чайника.
- Может, что-нибудь скажешь? Или язык проглотил? – пришла в себя Елена.
- Нет! Язык на месте.
- Ну, так изволь объяснить ситуацию!
- Как?
- Тебе, наверное, виднее. К тому же, надеяться на суфлера в подобной ситуации – нонсенс.
“Господи, что она городит? Почему не спросит, где он взял ключ?”
- Лена…
Раньше Бородач ее так никогда не называл.
…Я тебе должен сказать…
“Какая невыносимо длительная пауза!”
-…Должен признаться… Мне было … видение. – Задерихвост как-то странно на нее посмотрел.
“Он что, совсем спятил?”
И вслух:
- Ну и что, это повод среди ночи врываться ко мне в квартиру?!
- Не знаю. Прости. Я спал А, может быть, нет. Точно не скажу. И тут крыша дома над моей постелью разверзлась. Многоэтажка стала похожа на раскрывшийся тюльпан, в центре которого находился я. Откуда с небес вдруг опустилась пурпурная шелковистая мантия невиданных размеров. По ней, едва касаясь ткани босыми ногами, ловко спустился седобородый старец, разительно похожий на нищего, просящего милостыню у метро “Дорогожичи”. Он остановился у моей кровати и изрек:
- Чтобы вкусить запретного плода от Древа познания и прикоснуться к истине, необходимо избавиться от скверны. Ты готов к этому?
В том, что Бородач умолк, переводя участившееся дыхание, ничего странного не было. Оно заключалось в другом. В том, что Елена верила услышанному.
- Ну? – нетерпеливо поторопила она ночного гостя.
- …Я ответил утвердительно. И сказал нищий, то бишь, старец: “Иди и кайся!” “В чем?” - переспросил я. “В том, что ты совершил и чего не совершил, но намеревался”. “Я готов”. “Значит, в дорогу!”
После этих слов где-то в вышине зазвенели серебряные колокольчики. Пурпур вздыбился волнами и рядом с моей кроватью возник паланкин. Держали его четыре крылатых ангела. Усадили поудобнее старца и умчали, не попрощавшись, в небесную высь.
- И что дальше?
- Дальше я поднялся, оделся и отправился к тебе.
- Но ключ? – спохватилась Елена. – Откуда он у тебя взялся?
- Не знаю. Вернее, его у меня …не было и нет.
- Хватит морочить голову!
- Честное слово!
- ?!
- Оказалось, для того, чтобы открыть замок, ключ мне вовсе ни к чему. И другие не менее труднообъяснимые с точки зрения науки вещи произошли. Я, к примеру, сейчас вижу сквозь стену.
- Опять начинаешь?
- Нет, Лена! Мне самому страшно. А у тебя в ванной справа от двери – зеркало, треснутое сверху наискосок, слева – белая бельевая корзина, над нею – детское вафельное полотенце сиреневого цвета…
- Хватит! – неприятный холодок заполз под халат, легкой судорогой пробежал по спине.
- Кран, между прочим, каплет: или закрыт неплотно, или протекает, - отрешенно продолжал Бородач.
- Я же ясно сказала: достаточно! – Елена стукнула ладошкой по столу. – Или тебе нравится меня пугать?
- Избави господи! Почему ты так решила?
“Сюжет для Эдгара По или Альфреда Хичкока”.
- Посиди немного, я загляну к сыну.
Через минуту, когда Елена вернулась на кухню, Задерихвост меланхолично помешивал ложечкой чай в своей чашке.
- Видишь, я чай подсластил. А ведь ты сахар поставить на стол забыла. Я же, пока ходила к Димке, нашел. Сходу и безошибочно. Хотя никогда у тебя в квартире не был, - визитер жалобно посмотрел на хозяйку.
“Час от часу не легче!”
- Но не в этом главное, правда? – Елена налила янтарной жидкости и себе.
“Чтоя мелю?”
- Правда, - тихим эхом откликнулся Задерихвост.
- Ты сказал, что должен в чем-то мне признаться. Или я неправильно поняла?
- Все верно! – Ради этого я сюда и явился… столь странным образом. Грешен перед тобой…
“О письмах, небось, сейчас заговорит”.
- Но, право, не столь уж сильно…
Ночную темень за окном вспороло эхо выстрела.
- Помогите! – захлебнулся в истерике истошный женский вопль.
- Я мигом! – вскочил на ноги Бородач.
- Подожди, -
