За гранью цинизма

что  не ошибается. Но все равно догадка показалась слишком смелой. А вспыхнувшая неожиданно мечта - недосягаемой.
Ему оставалось играть  напропалую.
--Предлагаю пари:  я знаю, кто твой избранник.
--Лучше не предлагай! Я-то  уверена: ты жестоко  заблуждаешься.
--Как бы не так!—им овладела  непонятная буйная радость.—Причем  ты  по любому ничем  не  рискуешь.
--Ну что ж, давай заключим! А на что?
--На поцелуй! -  Он решил, что помирать все- таки лучше с музыкой, даже если это не марш Мендельсона.  И бросился, не  раздумывая , в омут  ее бездонных  глаз.
- Хорошо! Сигнал принят… Называй!
- Уж сразу и  называй! Так  совсем не интересно. Давай  для начала угадаю одну букву  его драгоценной фамилии. Идет?
- Идет! - включилась в возбуждающую не только воображение  игру Елена.
- Какую?
- Пятую! - чуточку помедлила с ответом  девушка.
- “А”,- не задержался  с ответом Он.
Все внутри у Елены похолодело: пятая буква Его фамилии была именно “а”. Неужели Он догадался? Но ведь до этого момента она и сама не знала, что любит этого парня из соседнего двора. Перебрала в памяти фамилии ухажеров, выискивая ту, у которой пятая буква тоже “а”. Такой нашелся. Елена  облегченно вздохнула и попросила:
- Пожалуйста, седьмую!
- Нет проблем! “К”.
Елена показалось, что она побледнела: второе попадание до крайности обострило опасную игру и вряд ли могло быть случайным.
- Последнюю, - наконец, решилась она, уже практически не сомневаясь, что он назовет “й” – последнюю букву собственной фамилии. Как вести себя дальше в таком случае, она не знала.
Елена подняла полные слез глаза и, тяжело вздохнув, произнесла заветное, будто последнее слово перед казнью, слово:
-Да!!!
И  неожиданно для себя самой разрыдалась…
Они по праву  стали первой парой  их городка. Даже отвергнутые завистники были вынуждены сей факт признать. Невероятная – воистину на грани умопомешательства! - любовь длилась полтора года. И никто не мог предположить, что в один далеко не прекрасный день Казалось, незыблемый  постамент  Счастья  рухнет.
Хмурым октябрьским днем Он через сестренку вызвал ее из дома:
- Мне страшно тяжело, я не знаю, как все это переживу и переживу ли вообще, но мы должны расстаться!
Если бы в эту секунду многоэтажка, у которой они стояли, сдвинулась с места и продефилировала вдоль улицы, Елена была бы шокирована меньше.
- Почему? Что случилось? Мы ведь дали слово никогда не разлучаться, что всегда будем любить  друг друга. Как же так?  
- Я ухожу в армию. Вот повестка.
-- Я  поеду с тобой! – вырвалось у нее.
Он горестно рассмеялся:
- Ты сама не понимаешь, что говоришь! Это невозможно.
- Почему? Я устроюсь там, где ты будешь служить, на работу. Мы будем встречаться хотя бы тогда, когда тебя отпустят в увольнение. А видеться сможем гораздо чаще – ну, хотя бы издали, когда вас будут вести куда-нибудь строем.
- Милая, поговорим об этом позже. Я сам пребываю в растерянности.
- Хорошо! Но я все равно приеду. Вот посмотришь
И прошептала, увидев его полные слез глаза:
--Верь мне, дорогой, любимый, единственный!!!
И сейчас, кажется, она слышит его ответ:
- Знай, Ленок, без тебя я своей жизни не мыслю
Увы, жить ее возлюбленному оставалось всего ничего. Прямо в “учебке”, на втором месяце службы,  молодого солдата до смерти забили “деды”, осиротив не только родителей, Елену, но и еще не появившегося на свет Димку. Ни в чем не повинного ребенка, которому так и не суждено было увидеть отца.
Подруги уговаривали ее сделать аборт, не губить свою молодость. Родители рассудительно в ситуацию не вмешивались. Однако она ни на минуту не сомневалась: ИХ наследник обязательно появиться в этом мире. И ради него она станет жить.
Вот только Бородач… Подобное с нею приключилось впервые. Не изменяет ли она памяти первой любви, испытывая аналогичные чувства к другому? Нет ответа…
А Георгий Павлович напрасно старался, распушивая хвост. Даже в мыслях у нее не было “клюнуть” на неуклюжую уловку Казановы от науки.

В этот миг. Аэропорт г. Самарканда.
- Вниманию пассажиров! – голос из репродуктора на короткое время перекрыл рев лайнера, идущего на посадку. – У второй стойки начинается регистрация на рейс  4632, следующего по маршруту  Самарканд -  Ташкент - Киев. Повторяю…
Женщина лет тридцати в бежевом плаще, перекинутом через руку, и огромных солнцезащитных очках во все миловидное лицо, стоящая у стойки внутриаэропортовского телеграфа, заволновалась:
- Разрешите, - обратилась она к стоящим впереди, - дать телеграмму, не дожидаясь очереди. Если не сжалитесь, просто не успею этого сделать. Объявили посадку на рейс, которым я улетаю.
- Какой может быть разговор? – рокотнул басом склонившийся к окошку узбек. – Пожалуйста, уважаемая, - протянул бланк, который только что собирался заполнить сам.
- Давайте быстрее, что вы там возитесь? – нетерпеливо произнесла оператор.
- Сейчас! – заторопилась и женщина, нарушившая покой очереди.
Вытянула из сумочки авторучку, помедлила мгновенье, как будто на что-то решаясь или собираясь с мыслями, и начала писать: “Молния Киев Парнокопытенко семь квартира тридцать четыре Задерихвосту Вылетаю рейсом 4632 Работы уволилась Встречай Целую Валентина”.
Когда она, расплатившись, направлялась в камеру хранения за вещами, из динамиков послышалось:
- Пассажиры рейса 4632, следующие до Ташкента и Киева, приглашаются на посадку к выходу номер три!

Спустя три часа. Квартира Бородача.

- Мама! Мама! – крикнул, едва закрыв дверь за разносчиком телеграмм, Задерихвост.
- Ну, что там случилось достойного того, чтобы среди ночи поднять меня с постели? – проворчала та.
- Вааля прилетает! Насовсем!
- Правда? – охнула старуха.
- Самая что ни на есть! Вот телеграмма! Так что отныне нас будет трое.
- Как я рада, сынок!
- А там и четверо, и пятеро, - не унимался неестественно возбужденный Бородач. – Я ведь знаю: ты уже внуков заждалась.
- Заждалась, что уж греха таить, - всплакнула та.
- Давай костюм и галстук. Мчусь в Борисполь!
- Но ведь еще не время, сынок! Поедешь позже!
- Что ты, мама?! Такой день, то есть, - он растерянно посмотрел на часы, - ночь… Лучше я посижу в аэропорту. Не отговаривай меня, все равно у тебя ничего не получится.
- Ну, и ладно! Не задерживайтесь только нигде, езжайте сразу сюда. Я приготовлю любимые Валей манты.

Чуть позже. Квартира Елены.
Димка сладко сопел в своей кровати. Елена стояла перед трюмо, расчесывая волосы. Присела на пуфик, обхватив голову руками. Ну какая же она глупая, несмотря на далеко не девичий возраст…
К чему эта игра в кошки-мышки, которую она не от большого ума затеяла с Бородачем? Кому нужен “эксперимент”, затеянный ею не без участия Людмилы с Верой?
Не лучше ли было с самого начала подойти и сказать прямо: “Так, мол, и так, я догадалась, что сумасбродные письма в мой почтовый ящик бросаешь ты. И если чувства твои – серьезные, давай говорить откровенно. Мы же не несмышленые дети, каждому давно уже не  семнадцать. Жизнь и без того запутана и коротка, чтобы тратить ее на никому не нужные ребусы”.
Долгим взглядом посмотрела на зачмокавшего во сне губами Димку. Как хорошо, что он у нее есть – это хоть как-то оправдывает ее собственное существование. Но парень ведь скоро вырастет, женится, и она вновь останется бобылкой.
Одиночество – одно из самых страшных (если не самое страшное!) испытаний, из существующих на земле. Живешь, как будто в антимире. Все люди после работы спешат домой, а ты отнюдь не радостный момент всеми правдами и неправдами оттягиваешь. Все с нетерпением ждут выходного, праздника, а для тебя это – пытка: куда себя деть? Другие с удовольствием ходят в гости, а ты боишься. Боишься собственной ненужности, косых взглядов ревнивых жен, приглашений - в большинстве своем , ты это прекрасно понимаешь, из жалости – на танец.
Скорее бы наступило завтра. День, который может многое изменить. Хорошо, что ее несколько циничные эксперименты сегодня закончены. Впрочем, не это, в конечном счете, главное. Оно – в другом.
Ослепительной искрой в мозгу вспыхнула и угасла мысль.
Завтра… Она… Признается… Ему… В любви…

Дом, напротив того, в котором живет Елена. Угловая квартира.
- Все, улеглась. Врубай свет!
Под потолком вспыхнула лампочка, выхватив из темноты фигуры трех недорослей лет по пятнадцать. На столе лежали сдвинутые на самый дальний край тетради, учебники. В центр полированной поверхности рыжеватый подросток бережно положил мощный бинокль.
- Молодец, Кривой, что достал эту штуковину! Вещь – что надо! Закачаешься!
- Да уж – не туристическая труба, фуфло, которое в прошлый заход притырил Пряник! – поддержал кореша второй, крепыш с претензией на усы.
- Не в этом цимус, старик! – чувствовалось, заправляет здесь он, рыжий. – Ты видел, как она металась? Как кошка, засосавшая, как минимум, сто граммов валерианы. Замуж, поди, приспичило дуре набитой! Хохма, что надо.
- Телкам расскажем – от смеха обоссутся, - захихикали “Усы”.
- Молоток Кривой - развлечение придумал классное!
- Да уж, психолог! Представляешь, как ей интересно, кто же это в нее так втрескался, что такие письма пишет. И не догадывается, что это наш будущий журналист старается. Так сказать, экспериментируя, оттачивает перо.
- Кенты, хватит базарить! – оборвал рыжий. – А ты, “журналист”, быстрее за перо и бумагу. Да побыстрее сочиняй, что-то уже покемарить охота. Тема очередного задания, думаю, ясна. Будете уходить, не забудьте бросить письмо в ее почтовый ящик. И – всем привет! Я пошел бай-бай.
Паркеровское перо беззвучно скользнуло по мертвенно-бледной бумаге…