7-е февраля, 2005-й год.
Госпиталь воинов-интернационалистов «Лесная поляна», Пуща Водица, город Киев. Отделение терапии, комната № 343. Плохие анализы крови - низкий гемоглобин, от малейшей нагрузки сердце вылетает. Говорят – анемия. Сделали «УЗИ» щитовидной железы… ничего страшного не нашли, впрочем, как и причину. Впереди несколько консультаций. Ждать и догонять – хуже нет. Времени валом, в комнате один напарник - Вася из Ивано-Франковской области и тот, через день, дернул домой к благоверной, приедет к пятнадцатому числу - дата вывода войск из Афганистана. Хочет Вася получить подарок. Здоровый такой мужичина, мучается от безделья, бегает по спортзалу и кричит: «Поджелудочная болит!» - а лекарств нужных нет. Вот такой страдалец, наш Вася-танкист.
Сердце призывает, вернее гонит, пока не поздно – пиши, вспоминай ради друзей и врагов. Условия – лучше нет. За окном лес, снег, минус десять градусов. Красота! Лень конечно – человек слаб, но и невероятно силён. Всё по обстоятельствам. Начнём, а закончу ли? Бог знает.
ШИНДАНТ.
Город Самарканд. Учебка связи, рота радиотелефонистов. Изучаем радиодело. Много занимаемся физухой, нарядами по кухне, работа в городе – по просьбе «трудящихся». Один раз стреляли из «АКМ», кажется по семь патронов. Одним словом – защитники Отечества ещё те.
3-е мая, 1982 год. Вечером зачитывают приказ по распределению. Кто в Германию, кто в Польшу, кого по Союзу, но большинство воинов – в 40-ю армию, ОКСВА – ограниченный контингент Советских войск в Афганистане. Какая реакция? Кто плакал, кто смеялся… нервно так, не весело. У меня сердце ёкнуло, не смотря на авантюрный характер и воспитание в стиле Гарибальди, Испании, Гренады. Я и хотел попасть в Афган, и не напрашивался. Потому, как суеверный, но и не умный. Романтик не может быть умным, скорее – немножко идиотом. Запомнился один белорус дремучий, всё мамку вспоминал, слёзы катятся, сопли текут. Точно – воина не выйдет. Но большинство пацанов вели себя достойно. Старшина роты, Сергей Прохоров, (были у нас с ним «недоразумения»), подошел ко мне и на ухо: «Бей урюков!» - «Без вопросов! - отвечаю.
Никто не имел ни малейшего понятия об Афгане, кроме – «Мы сильнее, мы отважней и умнее!» - а пули если и берут, то не нас. Но на сердце тревога, волнение. Курить хочется. Затем обычные сборы. Получили всё нулёвое – вещмешок, парадка, носки, портянки, трусняк. Выдали сухпай. Никому ничего не писал, решил потом – на месте.
На следующее утро отобрали группу, вернее две группы. Одна из семи человек, направлялась в Кандагар. Вторая, где-то двадцать пять бойцов – в Шиндант. Кто отбирал? Так называемые покупатели. Майор и сержант, без пяти минут дембель. Какая зависть!!! Обалдеть, тоска неописуемая. Впереди – мрак под солнцем и горами, минимум полтора года, но это выглядело, как на сто пятьдесят лет. Под вечер завезли на грузовиках «УРАЛ» на железнодорожный вокзал. Загнали толпу солдат в один вагон. Грязь, духота, мат. Мест нет! Попадали в проходах. Появился майор… вмазанный, под кайфом. Здесь его и понесло – «Твари! Уроды! Где начальник поезда?! Ребята едут туда, откуда возврат может быть в ящике цинковом! Давай места!» - толку от этого крика ноль, но глазки приоткрыл - новости из первых рук. Вот и столица солнечного Узбекистана, город Ташкент. Посадили в грузовики, повезли какими-то «камышами», куда-то на окраину. Оказалось на пересылку. Такой себе военный гарнизон из палаток и забора с «КПП». Население – бойцы, форма одежды вольно-военная. И в «хэбэ», и в парадках. И десантура, и пехота, и авиация. Рядовые, офицеры, прапора. После ранения, отпуска или болезни. «Дорога» одна - в Афган, но большого желания среди контингента не наблюдалось, цеплялись за каждые лишние сутки, на грани дисбата. Сброд, ещё тот.
Выделили отдельную, большую палатку. Поначалу всё хорошо. Расположились. Темнеет. Заходят всякие разные земляки из пересыльных. И наш, до этого дружный коллектив, начал распадаться на группки. Здесь и пошло… веселье. Бойцы вмазанные, обкуренные… пристают. Деньги давай, парадку, носки. Объяснили – «Все вы – уроды! Все подохните!» - и вообще, жить нам не положено. На здоровье не жаловался, особых причин терпеть этих козлов… кому-то по морде, кто-то мне. Крики по пересылке: «Духи» оборзели!!! Вали их!!!» - всё начальство вымерло. Началась бойня - с ремнями, табуретками. Вырвался из палатки, темно вокруг, рядом какой-то навес под забором, под крышу заваленный досками, шифером и черепицей. Влетел с двумя друзьями наверх в секунду. Взяли в руки по черепице – ну всё – хана! Кругом зверьё пьяно-обкуренное. Появились фонарики, мат повсеместный. Страшно, но выхода нет, стоять до конца. Бог миловал… трофеи важнее (барахло наше на пропой), - никто прочёсывать не стал. Тем лучше для них. Били бы в голову, нам терять нечего – и здесь и там… за речкой. Просидели всю оставшуюся ночь. Утром появился наш сержант с нашими документами. Никаких вопросов не задавал, где вещмешки и прочее… ему через неделю-две домой. Какое там барахло?! «Духи» - в полном составе… руки, ноги на месте, да и вещмешки у кое-кого остались. Успели задницы землякам вылизать и указать, кто лизать не будет.
Аэродром находился недалеко. Маленькое помещение, но там пахло Афганом! Кроме нас, убогих, выделялся один офицер молодой с собакой - восточно-европейская овчарка в наморднике. Полевая форма, панама - всё при нём. Кроме кобуры на поясе, автомат «АКМСУ» с укороченным стволом. Заметил пару человек гражданских, женщин не помню. Дружно, гуськом – «Шлеп! Шлеп!» - прививки из «пистолета». Паспортный контроль под руководством сержанта. Впереди самолёт « ИЛ-18». Трапп, кресла, ремни, много шума – аппарат старенький. Разбег, взлёт. Куда!? В задницу! В Шиндант.
5-е мая, 1982 год. В самолёте гул, душно. Внизу между облаками жёлто-коричневая земля вся в извилинах, шрамах. Ничего интересного. На борту офицерьё бухает, без шума, втихаря. Пристегнуть ремни, посадка. Через проход выносят капитана - готовый!
Встал на трапп – вот она «сказка азиатская», вернее аэродром Шиндантский. Среди камней, пыли, гор, оазисов живёт народ, не покорившийся ни Александру Македонскому, ни Чингиз-хану, ни англичанам. А нам? В лицо ветер горячий. Да - это романтика. Каменистая пустыня, вся земля в трещинах, ни кустика, ни деревца. «Попить, где можно?» - спрашиваю у сопровождающего. «Вон у туалета» - махнул рукой. «А туалет?» - яма, пару досок сверху, с трёх сторон обшиты толью, крыши нет, мух немерено. Какой-то бачок, вода тёплая. Возле самолёта стоят дембеля. Ушитые парадки, какие-то шнурки, значки, всё блестит. Курят. Они – домой. Всё – кода! Там, где трава зелёная, солнце доброе, девчонки классные, где много, много воды. И воли, самое главное – Свобода!!! Это был удар. Вот стоишь ты – «душара»! И цены у тебя нет – никто, и копейки не поставит. Сам для себя ты дорог, но среди этой пустыни – ноль, вернее какой-то номер, на смену которому пришлют другой номер. А когда!? Через полтора года или раньше, имеет смысл только для тебя. Вот и держись. Вернешься героем. Одна радость в армии – не дают солдату время на мысли всякие сопливые. Все время какие-то указы, приказы… только попадись на глаза. У дембелей прапор дипломаты шмонает. Мат с двух сторон. Ещё один вывод – совсем здесь не суворовские отношения между ограниченным контингентом. Команда: «По машинам!» - и прощай дембеля.
Через несколько километров батальон связи. Построили – специальность, образование, возраст. Мне – двадцать три года, два с половиной курса института, экономист. Подходит прапор - седой ветеран. Забирает в хозвзвод. Вот и навоевался, прощай мой герой, буду на продскладе заведовать сгущёнкой, тушенкой, капустой. Выдавать, получать, убирать. Судьба. Да, если не считать того, что батальон из чеченцев. Два года комбатом-кавказцем со всей дивизии стаскивались земляки. Пару месяцев назад уехал в Союз, оставив в наследство этническую банду, которая издевалась над всеми, кто «сломался». «Дедовщина» по национальности. Ввиду образования и умственных способностей чеченцы занимали должности хлеборезов, банщиков, поваров и просто… паразитов. Но благодаря природной физической силе, дикой вольности, сплочённости и жестокости, давили на всех. Имели рабов, которые стирали, убирали, обслуживали этих горных тварей. Мне повезло, в смысле возраста – двадцать три года. Опыт небольшой был. Воспитывался, в основном, на улице. И ключи, ключики с печатью от подвала со всякой жратвой круглые сутки в кармане. Жили в полевых палатках, двухэтажные кровати. «Молодняк» на верхних койках. Вход с двух сторон, сквозняк, иначе задохнешься. Днём воздух так нагревался - к металлическим частям кровати не прикоснешься. Как задует, где-то в двенадцать часов, ветер «афганец» - горячий, колючий - без «хэбэ» не выйти. Сечёт каменной пылью - больно. Но самое страшное – это жажда. Вода из артезианской скважины пока дойдёт по трубам – всё, пей, не напьешься - тёплая, противная. У «дедушек» имелась брезентовая сумка, на дне лежали камни. Наливали воду, вешали на ветру и понемногу вода охлаждалась. Один недостаток – протекала. Вообще то, положено пить напиток из полуторной бочки, настоянный на верблюжьей колючке. Считалось - предохраняет от желтухи, малярии и прочей гадости. Но после двенадцати пить её не реально – тёплая, безвкусная.
«Кадеты» (офицерьё), «куски» (прапора) жили в деревянных бараках - модулях. Вольнонаёмные, женский пол – в вагончиках. Такая зависть! По соседству штаб дивизии – это оазис, говорят, болгары строили. Бассейн небольшой, где-то пять на десять метров. Бункер бетонный, сад, фонтанчики. Рай посреди ада.
Взводный Ваня, типично русский, далеко замосковский Ваня - здоровый, под два метра, вес – кило сто двадцать, волосики жиденькие, светленькие. Страдалец - невеста вышла замуж, пока он с брюшным тифом валялся. Правильно сделала, возись потом с ним всю жизнь. Забавный такой наш Ваня, все рассказывал, как дома к соседям на танцы на тракторе ездили. Полный прицеп, дубьё в руках, сивуха. В клубе девки чужие, накурено. Финал один – драка… жестокая, с переломами и кровью. Каждый веселится, как может.
Столовая - здоровый такой ангар металлический, меньшая часть – офицерская, за перегородкой – солдатики кушают. На одной стороне – пюре из натуральной картошки, масло, мясо, сок. На другой – сухая картошка, масло консервированное, баранина из банки, всякие кашки, минтай в томате, что-то типа чая или компота. Субординация! Кадеты курят фильтровые «Столичные», интернационалисты – «Охотничие». Бумага прилипает - губы потрескались. Заходят в столовую посыльные с термосами за едой для точек боевого охранения - вокруг штаба дивизии несколько рубежей обороны. Танки в окопах, минные поля. Всё, как положено.
Буквально через пару дней собрали «молодняк» человек с пятьдесят, повели в клуб. Тот же ангар, только со сценой. Зачем? На показательное выступление. Военно-полевой суд в действии. Завели под охраной четырёх пацанов - кто год, кто полтора отслужил. Страшно! Один - карбюратор продал местным, нанёс ущерб обороноспособности в размере ста