двадцати четырех рублей, каких-то копеек – дали семь лет зоны, другой – за другое железо и так все, по пять-семь лет. Страшно! Бойцы, такие же, как и мы – стриженные, худые. Мрак! Статья от трёх до семи – дают максимум – семь лет. Серьёзный аргумент в деле воспитания «молодняка». Вот и думай.
Прошло пару дней, чеченцы от скуки устроили чемпионат по боксу без правил и перчаток, разумеется, среди «молодых». Ставят одного против другого и фас! В атаку! Кто отказывается – бьют. Честное слово, меня не трогали. Почему? Как-то вечером, для разнообразия, объявили «ядерный» удар. Один орёт: «Вспышка справа!» - падаешь на пол вправо. Другой орёт: «Вспышка слева!» - падаешь налево. Как стоял, так и остался стоять. Страшно, но никому не советую опускаться на колени, недаром говорят: «Умирать нужно один раз, а не всю жизнь!» - не то, что вот такой я смелый, просто таким рос. В итоге, подрался со своим же призывом. Да и хрен с ними. Я живу, как сердце прикажет.
Однажды, после отбоя, подходят чеченцы – «Земляка ранило!» - из пехоты. Между прочим, в задницу. Отказать – прибьют. Подходим к складу. Два этажа. Под землёй продукты, сверху - барахло военное. Часовой, без лишних слов, пошёл погулять. Открыли, спустились вниз, взяли пару банок сгущёнки, картошку, мороженную французскую курицу из блока на бульончик. Закрыл, опечатал… в койку. И пошло, поехало…
Получать на аэродроме - разгружать, загружать продукты - помогали бойцы из нашего взвода, кого прапор пошлёт. Работу сделаем, заберёмся на верхний стеллаж в подвале складе, прохладно. Класс! «Косяк», один, второй… «Хи-хи! Ха-ха!» - смех без причины или жрачка… второе чаще. Пошла сгущёнка, сок банками – «Бах!» - пустые за стеллаж. Кайф! Полный кайф!
Воскресенье - день святой, для солдатика выходной. Комдив Громов и делал нам праздник жизни. Свозили пол дивизии на плац – кусок пустыни, метров сто на сто. Трибуна - с одной стороны на постаменте стоит «БТР», с другой – «БМП». Среди почётных гостей - афганский комсостав, «особисты» и прочая сволочь. Каждый батальон строится в каре и по кругу…«Шагом марш!» - орёт Громов через мегафон: «Плохо! Комбат такой-то, ко мне бегом марш!» - бегут! Выслушает мнение начальства, какой он козёл нехороший и бегом назад. Жара, пот, «хэбэ» мокрое. Слабые выпадали в «осадок» - нашатыря хватало - скорая дежурила. Пройдёшь несколько кругов и ждёшь, как манны небесной, команды: «Вольно! По машинам!» - домой, тогда это действительно был дом. Оказывается из кошмара, при желании, можно сделать супер кошмар. Сволочь он, этот Громов.
А здесь и «любовь» пришла. Получала продукты одна подруга из вольнонаёмных, Людмила, под тридцать лет. Ничего хорошего. Но восемь месяцев без женщины противоестественно. Приходит… слюна течёт, что ни попросит – выдам, причём лучшее. Поулыбаешься, как идиот и всё, иди дрочи, такая она правда жизни. В Союзе - эта подруга ноль, здесь – королева, кадеты, на любой вкус, пачками ложатся. Но всё в жизни относительно, это уж точно и всё когда-нибудь заканчивается - не только плохое, но и очень плохое, даже, если оно и выглядело, в свое время, хорошим.
Первый «звоночек»… выдал последние три яйца из холодильника, (страшный дефицит), Славику, повару комдивовскому. Вечером прилетает прапор: «Где яйца!? Кому!? Козёл!» - и прочее. Схватились, потрясли друг друга. Причина? Комбат послал прапора за деликатесом, оказывается для него и держал, а там – ноль, облажался завхоз, а через полгода пенсия, как лишний раз задницу не полизать.
Через неделю вторую, надумал прапор делать генеральную уборку на продскладе. Пол взвода пригнал, давай всё переставлять, чистить, сортировать, морозилку размораживать. Вот и показались баночки, много баночек пустых за стеллажами, да под стеллажами. Всё. Финиш. Да и бог с ним - не моё это - сидеть на тушёнке, когда другие сидят в «БТРах». Честно – не моё.
Фильм такой в детстве смотрел революционный. Поставили солдатика на рельсы, ожерелье из банок пустых консервных на шее. Стоит такой заморыш, объел роту. Вот красный комиссар и строит расстрельную команду. Кажется, обошлось. Вмешался старший, гуманный командир.
Стою перед взводом. Ремень, панаму прапор забрал, под ногами банки из-под сгущёнки. Уничтожить, гада! Жара, пыль, а мне пофиг – впереди полтора года. «На губу!» – орёт прапор. А что орать, всё списано и не продано врагам, а съедено обкуренными «шурави». Короче, никуда меня не отправили и на этом спасибо.
Должность моя – «куда пошлют». Особо и не посылали - «старики» зауважали, не прогнулся. Для чеченца – неповиновение, один из признаков мужества. По ночам поднимали на пост часа на два. Стоишь возле палатки с автоматом, его по этапу передавали, (личного оружия не было), стоишь и фантазируешь, какой ты герой, как от «духов» батальон спасаешь. Главное – время идёт.
Под вечер «Градами» обстреливали старую крепость - развалины одни. Говорят, радиостанции «духовские» работают. Грохот впечатляющий. Летят стрелы, стрелы и стрелы, а километрах в пяти – вспышки, зарево. И так через день, регулярно.
«Чмошник» был у нас во взводе - мой призыв, патологическое брехло. Перехватили письмо матери, (цензура обязательна), а там… «и в танке горел, и духов положил немеренно, и нашими гробами морг завален» - в натуре, кроме тряпки, ничего не видел.
Командиры предупреждали - никаких данных о количестве, расположении и прочем не писать – враг не дремлет! Пофиг эти враги, но матери – только о погоде и прочей туфте - больше спрашивай, чем отвечай. Дали «оторваться». Клялся… «Всё, больше никогда!» - через пару недель – «Лежу в госпитале - ранен, но жить буду!» - били… ухо синее, глаз не видно. Дёрнул из палатки, вечером не пришёл. Убежал к «духам»!? Всё бывает. А воин, оказывается, вообще без «головы». Где-то прятался, стемнело, забрёл в сад комдивский… раскладушка, бельё накрахмаленное – «кусок грязи» прилёг отдохнуть. А коечка эта штабная, полковник от духоты ночью спасался. Свежий воздух, здоровый сон, и здесь наш красавец битый, перебитый - отправили бойца в другой батальон, дембель в тумане.
Опять беспредел - в танковом охранении на точке «молодого» заставляли стирать, готовить, убирать. Тварей везде хватает. Держали на цепи, как собаку. Итог – обкурились, закопали в песок, посцали на голову, и в отрубон. Ночью пацан выполз – «Тра-та-та!» - из автомата положил весь экипаж, никто и проснуться не успел. Отправили бойца в Союз, что-то у него с головой, непорядок.
Жара, мухи. Строим новый батальонный сортир. Мешаю раствор, заливаю раствор, укладываю доски. Рядом цистерна с водой, через люк дашь нюрка, какой это кайф! Нам хлеба не надо, дай в бочку залезть. Счастья немеренно - вот это жизнь! Попросил пацана одного, вместе работали, принести воды питьевой. Возвращаюсь домой под вечер через автопарк. «КП», шлагбаум. Выходит прапор - «Зайдём!» - захожу. «Зачем ты над «молодым» издеваешься!?» - перегар, пьяный сволочь, руками машет. Как ни уклонялся, попал гад, губу разбил. Кольцо на пальце носил. Скучно ему на посту, вот и развлекается… тварь.
Здорово помогал Коля из Ивано-Франковска, ему через полгода домой - «дедушка» - натерпелся в свое время, попил горя, выстоял, не сломался. Желтухой в тяжёлой форме переболел. И словом, и делом помогал. Бог каждому даёт, казалось бы, в безвыходной ситуации свет во тьме, только его надо увидеть и принять. Я - «молодой», неделя в Афгане, «душара», Коля – «дедушка» ушил мне «хэбэ» - нельзя «чмошником» выглядеть, заклюют шакалы. Внешний вид – визитка… ты выбрит, всё на тебе и по тебе, голову прямо, глаза не прятать, кадетам честь не отдавать – западло! Как? Обходить стороной. Некуда свернуть? Делай вид… что-то с панамой, а к пустой голове руку не прикладывают. «Дедушки» чарсом угощают – отказывать? – себе дороже. «План» клёвый. Ляжешь и летаешь, не летая. Регулярно нет - служба, так - для праздника в душе.
Однажды послали в наряд блатной. Вернее взял с собой Лёха-«дедушка», неплохие отношения, чуть ли не дружба. Выдали по автомату, сели в кузов «газона» и вперёд. Подъехали к палатке за колючкой, оказывается, штабная. Выходит этакий красавец. Писарь дивизионный, друг Лёхин. Всё… приехали, свобода до утра. «Привет! Здоров!» - внутри уют. Стол, стулья, плакаты, фотографии, электроплитка, шкаф. Писарь не в трусняке, плавки на нём, в руке сигарета «Столичная». За «колючкой» жара, мухи, пыль. У палатки бочка на двести литров. Залез писарюга, одна башка кучерявая из воды торчит. Плещется, сигарета дымит, улыбочка до ушей - «аристократ». Живут же люди! Через пару месяцев домой, форма в шкафчике висит дембельская - десантура! Вся грудь в значках, гвардия блестит, шнурки болтаются, вставочки. Дипломат в уголке - сел и улетел. Завидно… один «косяк», второй, третий, поднесли какое-то пойло - брагульник местный. Гитара, песни: «Глупый, неразумный шурави, ты минуты радости лови!» - мой первый выход в свет. Утром на машину и вперёд. Куда? В Герат, это севернее Шинданта. Что-то там Лёха, кому-то передавал, не знаю. Купил в дукане - лавка торговая с ширпотребом, плавки капроновые за десять чеков - два месяца собирал, зарплата – девять чеков. Неудобная туфта, кроме вреда ничего, химия. Но обладатель плавок становится на порядок выше того, кто не обладает. Не положено - ты носишь, проявляешь свою независимость, борзоту, что ценится в абсолютно бесправном коллективе. Мелочь?! Нет! - шаг к выживанию. Не всё, что тебе приказывают, надо выполнять. Махнул головой, мол… всё понял и пошёл себе дурачком этаким. А делай, как сердце скажет. Не обманет. Мы не настолько глупые, чтобы всё время думать.
Жара. В Шиндантском госпитале в морге через окна подвальные солдатики гробы цинковые из шлангов водой поливают, могут и бахнуть, а дома ждут, или не ждут - кого как, но не в таком виде – это точно.
Элита батальона – зассвязь, (секретная), спутниковая. Охрана – три кольца. Машина заминированная, в случае чего – «Бах!» - самоуничтожение. Здесь гордым сынам Кавказа делать нечего, как обезьянке с гранатой. Пацаны грамотные работают - никто их не дёргает, никакого режима, сами себе график установили - один дежурит, другой спит, этот курит, тот готовит на кострике. Чёрно-белый телевизор с одной программой –роскошь! - пусть и не качественная. Домом пахнет. Расслабишься на пару часов – здоровья на неделю. Не так всё и безнадёжно.
Встретил Витю «Бибу» - один призыв, из одного города: «Как служба!» - «Нещак!» - отвечает Витёк. Достаёт «чарс» из «хэбэ», что говорит о многом - о связях, о дружбе с «дедами». Улыбается, не служба – «мёд», подсел на наркоту конкретно. «Забьём!?» – предлогает. «Нет Витёк, потопал я!» – не хочу.
Прибыл полк из рейда, встречает комендатура. «БТРы», танки, «БМП» и прочая техника построена в ряд, пыль на броне. Экипажи – десять шагов вперёд. И понеслось. Шмон. Кругом пустыня, куда спрячешь? Магнитолы о броню… только пластик летит, костры джинсовые, батники, часы, зажигалки, порножурналы, афгани. Не положено - мы не преступники, мы – интернационалисты, не оккупанты. Мы – Свобода! Карманы вывернули, цепочки поснимали, «чарс» сами выбрасывали. Всё! «Куски грязи», по машинам! Отдых. Вернулись, и радуйтесь! Но человек всегда хочет больше, чем имеет.
Так и болтался по батальону, как дерьмо в проруби, день до вечера. Но
