отверстие снизу, тогда сложнее и опаснее. Тронешь трубу, она – «Бах!» - без рук или головы останешься. Всякие там проволочки, камни, что мешают, осматривать надо внимательно, всякие коробочки, фонарики потерянные лучше не трогать - бережёного, Бог бережёт.
К броне «БТР» привязывали несколько труб, шли на замену. Пока двое меняют – ключ специальный, размером с ломик, килограмм на пятнадцать тянет - остальные во все стороны, во все глаза, палец на курке, любой шум - сразу огонь, без разницы, кто там: человек или ишак. Здесь не пустыня Шиндантская, пять метров от дороги ничего не видно - заросли, «зелёнка» почти сплошная, при желании – расстрел в упор. «Заменили!» - передаешь по рации в штаб. Начинают перекачку, каждый гарнизон докладывает: «Давление в норме!» - и так по цепочке вверх. Днём и ночью постоянный контроль за датчиками. Трудно, опасно, но никто не пил кровь - ни «кадеты», ни дембеля. Не очень поиздеваешься, когда твоя жизнь ежесекундно от других жизней зависит.
В долине точку из первого батальона вырезали. Никакой охраны. Раз, два, десять пронесёт, а там – дело случая – никто не застрахован. На другой точке сгорели все – топили, как и мы, соляркой, что-то ночью перевернулось, проспали ребята. Шум в бригаде подняли, завезли уголь - возле печки, с понтом, держали, а топили солярой, без неё - колотун. «Кадеты» кривились недовольно, а нам пофиг. Тепло превыше всего.
Здесь и денежка появилась, афгани. Откуда? От керосина, от солярки. Поначалу наш «командир» бегал с канистрой метров за сто в чайхану – знал Реджеп, пару слов на местном. Таскал лепёшки, конфеты местные, фанту, колу, апельсины. Дальше - больше. Юра, моторист-умелец, вместо заглушки вкрутил вставку в дизеле, подсоединили резиновый шланг. Вот тебе и заправка, лей – не хочу.
Возле чайханы на ночлег останавливались «бурбухайки» - старенькие грузовики известных марок - «Универсал», «МАН». Машинам по тридцать лет, дизельки, а на перевал карабкаются в любую погоду. Обычно, отец за рулём, сын рядом. В жару пацан садился на капот и поливал радиатор холодной водой, закончилась - побежал к речке, набрал и назад – дизелек без остановки. Так и ползёт. Аппараты конечно «сказочные» - в лампочках, картинках. Светятся, как ёлки новогодние. Красота азиатская. Каждый из грузовиков имеет подвесные баки на пятьсот, восемьсот, тысячу и более литров. Реджеп договаривался с водилами о цене в каждом конкретном случае. С одиннадцати, двенадцати часов ночи начиналась «работа», через день по три, семь машин заправляли. Опасно, статья серьёзная - подрыв боеспособности армии. Полчаса уходит на тысячелитровую бочку. Отверстие узкое, в мизинец. Увеличиваешь обороты - давление не падает, что и требуется. Самое главное, вовремя шланг вытащить, иначе зальет весь асфальт. Подсвечиваешь фонариком, но раз на раз не приходится, афганцы просят до крышки наливать, зазеваешься, потом пыль на обочине собираешь и посыпаешь. Через пару недель на дороге пятно тёмное образовалось - асфальт светлый. А трасса классная. Сплошная крошка, танк на месте разворачивается, дороге пофиг, только царапины на камнях. Под утро заканчивали… усталые, закуренные, не «чарсом» - всё на трезвяк. Опасно, вот и дымишь одну за одной, время быстрее идёт. Достаём из тайников афгани, в карманах никто не носит – статья. Самая приятная процедура – подсчёт. Делили поровну. Афганей по двести-триста скидывали на общак, на продукты.
«Вот это жизнь! Шинданту, пламенный привет!»
Горный воздух, ледниковая вода, небо прозрачное, деревья, трава под ногами зелёная, вокруг горы, орлы высоко, высоко, птички по веткам прыгают. Рай! Эдем! И деньги – кислород жизни. Метрах в ста лавка - дукан, там всякая мелочёвка. Сигареты, зажигалки, зубная паста, мыло, конфеты. В ящиках в ручье «Кола», «Фанта» стоит, охлаждается. Что такое тысяча афганей? Одни джинсы. А продукты дорогие, мясо – деликатес! Один индюк – три тысячи, лопатка баранья – шестьсот, восемьсот. Страна нищая, дрова на вес продаются. Дешёвка – дыни и арбузы. Встанешь на дороге, смотришь, ползёт «бурбухайка», гружёная - дальше некуда. «Стоять!» - но никогда не надо брать, то, что дают, выбери сам, могут и травануть. На всё своя такса. Солдат – пять тысяч афганей, офицер – десять и выше, танк, «БТР» – двадцать пять тысяч, самолёт сбитый – до одного миллиона. Палец на курке, граната в кармане наготове. Самое страшное – это плен. Издеваются, режут на части – другой информации не было. Верили? Безоговорочно! Через определённое время зачитывали приказы по армии: такой-то ушёл из расположения части, пропал, нашли через месяц труп без головы - местные место указали. Страшно! Умирать надо один раз. Звучит красиво. Понты всё это. Человек весь в дерьме, а за жизнь цепляется, не оторвёшь. Так заложено природой. Со временем «разбогатели»: появились японские зажигалки, сигареты «Ява», «Кент», мыло «Камей», зубная паста фирменная, апельсины, фанта, кола, порно-карты, журналы с девочками.
Ползёт на Саланг колонна - оружие, патроны, гранаты, бомбы, продукты. На лобовое стекло водилы ставили таблички с надписями. Ленинград, Одесса, Киев, Рязань, Львов и прочие города - кто откуда. Так и знакомились. Вот Ивано-Франковск, Западная Украина, земляк. «Что везёшь?» - стандартный вопрос. «Масло консервированное!» - туфта конечно, но на пару дней хватит, потом испортится. Взамен давали «чарс», афгани. Картошку в сетках на ходу из прицепа снимали, не спрашивая, но с оглядкой, чтобы «кадеты» не видели. Наступает праздник, день рождения или, просто захотелось! Выходишь на трассу, вытягиваешь руку, два пальца торчат - «стопка», знак международный. Машина по тормозам. «Есть!?» - на тысячу афганей, четыре пол-литровки. Водка ашхабадская, гадость ещё та, нефть живая. Вечером по сто-двести грамм на грудь. Реджеп плов из баранины на костре готовил, плюс лепёшки, фанта. Тепло, уютно. В покер на приказания - на крыше блиндажа гавкали, кукорекали. Романтика!
Однажды в десять часов вечера подъехал «БТР», что довольно редко - по ночам ездить, приключения на задницу искать. Заходит два «кадета» из штаба батальона. Капитан, из «молодых», права качает - «Что за пьянка!?» - какая там пьянка? Так по сотке выпили, отметили. Завёлся «кадет», крови хочет. Слово за слово. «На губу завезу!» - пенится. «Хрен с тобой! Вези!» - конечно, глупо с моей стороны, но в Афгане положено на угрозы отвечать тем же. Свой кодекс чести. И вот в ночь, за десять километров вниз. Сдаёт он меня, гад, в комендатуру в Хинджане - кишлак, только большой, с претензией на городской центр. В комендатуре всё офицерьё пьяное, начальник на голову выше меня. «Что борзый? Счас разберёмся!» - снимает ремень, ведет на двор. Темнота кругом, только окна в комендантской казарме светятся. «Завтра пацаны привезут три тысячи афганей!» – откупаюсь. «Вот это другое дело, но сидеть три дня - минимум, а послезавтра пусть забирают!» - успокоил. Закрыли в каком-то сарае из бетонных плит - щели со всех сторон, между крышей и стеной рука пролазит, решётка, нары деревянные, какие-то обрывки шинелей. Колотун - ноябрь месяц. Накидал на себя и под себя тряпьё, протрясся до рассвета. Утром - веник в руки, хожу по территории, что-то подметаю. Подходит кавказец, такой чистенький, воротничок белый, усики аккуратные. Ремень в руках - «Кто?! Откуда? Сколько служишь!?» - и по ногам, как хлыстом, пытается ударить. «Перестань…» – отступаю. «Что, борзый!?» - усики аккуратные, чистенький, сапожки блестят. Вот она жизнь - вчера за столом плов с водкой кушал, смеялся и шутил, сегодня я – ничто. Животное даром не бьют! Вокруг забор колючий, а за забором… назад дороги нет. Безнадёга. Но видно, что-то сказал комендач, больше не трогали. Так день до вечера, с приемом какой-то пайки, пережил. Рота комендантская – одни «азеры» и парочка «рабов» из славян. Один парнишка московский - грязный, тело в болячках, ботинки на босую ногу, всё бегал с котелками и дровами, шагом ему передвигаться не положено. Зачмырило пацана зверьё кавказское. А начальство у них наше, из славян, а что толку…
Приехал мой ротный - хороший мужик. Сказал, чтобы пацаны афгани передали. Опять ночь, вши заедают, от шинелей этих набрался. Не спал, колотун страшный. Ещё полдня как-то пережил. Приехал ротный, рассчитался с комендачём. Наконец-то! Дома!!! В блиндаж не вхожу - закон гигиены, снимаю всё барахло, в ведро и на костёр. Пацаны воду нагрели, мочалкой шлифуюсь, красный, как из бани. Надел какое-то «хэбэ» и в хатку. Сколько мало надо человеку - чай горячий, постель, крышу над головой. Главное - тепло. Сам виноват - за пару дней, собаку застрелил из автомата по «дури». Стрелял по банке из под сока, а возле тутовника стояла будка. Кто-то нам дворнягу подкинул, сидела на шнурке. Бестолковая такая, выла по ночам, весь двор загадила, но это не повод. Каюсь! Пуля рикошетом в дворнягу, пришлось добивать. За это Бог и наказал меня. Не обижай братьев меньших. Каюсь, каюсь, каюсь!
Со временем, почти все точки занимались продажей керосина, но самым крутым был Серёга–наркоман. Заправлял целые «наливники» - по десять, двадцать тонн… конечно, не через трубочку. Система такая, всё делается очень быстро и профессионально - временно прекращается подача, разъединяется труба, подключается вставка с топливным шлангом, направляется в бочку, возобновляется подача топлива, минут сорок и восемнадцать тонн слито. Такие остановки не остаются незамеченными. Серёга кормил не только батальонное начальство, но и бригадное. На игле сидел очень плотно - наркота конченная, тем не менее, пытался взять под контроль всю трассу – кто и когда будет заправлять и прочее. Тоже мне – «крёстный отец». Объяснили пацану: «Нам беспредел не нужен, тоннами мы не занимаемся, если появится ночью его бригада в нашем районе, будем стрелять!» - что и пришлось сделать один раз, не на поражение - над ушами. Хватило, больше не видели. Как и следовало ожидать, вскоре Серёга залетел, но из бригадного «сизо» сбежал, помогли. Кому он живой нужен!? Видели его где-то на трассе, катался на асфальте. «Ломка» – штука страшная! Далее ничего о его судьбе не знаю, ничего не слышал. А афганцы наш керосинчик в Пакистане за три цены продавали – бизнес. Бойцы потихоньку «жирели» - обзавелись банными полотенцами, Саня из Казахстана купил спортивный костюм красного цвета, я – часы «Сейко» за три тысячи. Магнитолу «Грюндик» приобрели в чековом магазине - прятать не надо… скинулись, мол, с получки и купили. Чушь конечно. Получали по девять, двенадцать чеков в месяц – копейки.
Ушёл на дембель мой ангел хранитель, Коля. Всё заканчивается. Через год наша очередь. Дал свой адрес, шестьсот чеков (наменял на базаре афгани). Вот друг! Это опасно, но всё перевёз. Съездил домой, навешал лапшу на уши, какой я здоровый, что являлось относительно правдой. Как нас кормят отлично, как тепло, светло, как книжки читаем. Всё правильно! Какой смысл сопли распускать, не помогут. Обнимаю тебя, друг мой, Коля!
Ноябрь, 1982-ой год. Вот и сбылась, как говориться, мечта идиота. По радио объявили: «Умер генеральный секретарь ЦК КПСС, Леонид Ильич Брежнев…» - почти два десятилетия правивший супердержавой, империей, называемой СССР. Пару дней назад отмечали очередную годовщину
