Тени появляются на закате

Наш маленький лагерь, – палатка и два бязевых полога-накомарника под одним тентом, - располагался на невысоком берегу реки Мысовки, до переименования маньчжурских и китайских гидро- и топонимов называвшейся Тенфуровой, правом притоке р. Минеральной (Сандагоу). Река Минеральная, в свою очередь, сливалась с р. Аввакумовкой, несущей свои воды в залив Ольги.

Все ближние маршруты за неделю были пройдены, времени до приезда экспедиционной машины из Владивостока ещё было достаточно, поэтому, чтобы не сидеть без дела, я решил сделать многодневный маршрут с переходом в верховья левых притоков р. Васильковки (Сыдагоу) – ручьев Извилистого и Рассыпная Падь, затем маршрутом вдоль р. Б.Сеировой с отбором проб и образцов планировал спуститься к Аввакумовке и по проходящему вдоль нее и р. Минеральной шоссе (при известной доле везения на попутном транспорте) вернуться на Мысовку.

Наш путь проходил по хребту Мохнатый Мыс через г.Половинкина. На старых картах, которыми мы тогда ещё пользовались, она называлась Тазовской. В этом топониме тоже были китайские корни, – русские поселенцы называли тазами людей, рожденных от смешанных удэгейско-китайских браков, русифицировав их китайское наименование “да цзы”. До сей поры на Аввакумовке существует село, населенное тазами, хотя название у него самое, что ни на есть русское - Михайловка.

Утром намеченного для выхода в маршрут дня накрапывал дождь, и мы тронулись в путь только после полудня, когда просохла трава, поэтому перед г.Тазовской-Половинкина оказались лишь к вечеру. Мы поднимались по поросшему густым кедровым стланником узкому водоразделу по мягкой, устланной рыжей хвоей звериной тропе, то и дело ныряющей под толстые разлапистые стволы.

Мы несли увесистые рюкзаки с продуктами, посудой, чехлами от спальных мешков, запасной одеждой, пологами, без которых при обилии мокреца в этих местах спать было немыслимо, тентом от дождя и тяжелыми, как кирпичи, надувными резиновыми матраcами. Для приготовления чая был взят самый настоящий чайник с длинным носиком. Обходящиеся минимумом снаряжения опытные туристы, - таких, какими тогда, наверное, выглядели мы с Толей, - презрительно называют именно «чайниками». Такое определение, широко применяемое по отношению ко всем новичкам, не только в туризме, наверное, было навеяно обликом начинающих туристов, бредущих с привязанными к рюкзакам чайниками. Приобретя опыт первой “многодневки”, лишние предметы в длинные маршруты я потом уже никогда не брал, а необходимое всегда заменял облегчёнными вариантами.

Мы были неплохо вооружены. На плече у Толи висела его гордость – вертикалка 16-го калибра, а у меня на шее, – так с пригибающим к земле рюкзаком было удобнее, – короткий кавалерийский карабин выпуска печально знаменитого тридцать седьмого года. На поясах у нас болтались большие охотничьи ножи, а в руках, как посохи, мы несли геологические молотки на длинных ручках, которые в случае необходимости также можно было использовать в качестве холодного оружия. Так подробно о нашем арсенале я пишу потому, что, как последует из дальнейшего, при других, менее благоприятных обстоятельствах, оно нам очень даже могло пригодиться, если, конечно, мы успели бы им воспользоваться.

Постепенно поднялись выше зоны леса, нам открылись неописуемой красоты виды, но было не до них, – спотыкаясь, мы перепрыгивали через пружинящие ветки стланника, под особенно толстыми, если это было возможно, приходилось проползать на четвереньках. Слабый ветерок дул навстречу, немного охлаждая наши потные лица.

Примерно в полукилометре от маячившей впереди вершины, обычно шедший в маршрутах первым, я почему-то немного приотстал - то ли за камнем наклонился, то ли внутренний голос подсказал, что именно сейчас торопиться не стоит. Вдруг явственно слышу возбужденный Толин шепот: “Тигра, тигра!” На мгновение вспомнились сказочные персонажи Винни Пух с Пятачком и их друг, симпатичный и добродушный полосатый зверь Тигра.

Я сделал шаг влево и тоже его увидел. Он стоял метрах в десяти правым к нам боком и, как мне показалось, его усатая морда в первые секунды выражала чувство удивления и досады, ведь судя по всему, мы с Толей застали его врасплох. Видно также было, что он растерян и не знает, как же ему теперь поступить. Мы же, как говорится, застыли, как вкопанные.

Не спуская с нас своих желтых глаз, тигр тоже не двигался, дав нам возможность хорошенько его рассмотреть. Это был довольно крупный зверь, не меньше двух метров в длину, покрытый великолепным густым мехом. Конец толстого длинного хвоста у него нервно подёргивался. В остальном же держал он себя в своих мощных лапах довольно спокойно: стоял молча, зубы свои не демонстрировал, смотрел теперь, я бы даже сказал, - печально (очень тогда хотелось верить, что печаль эта не сродни слезам крокодила, ведь её можно было трактовать и так, - придётся, как это ни прискорбно, этих двух с рюкзаками съесть), - злоба в его глазах не читалась. В этот погожий день у него, хорошо выспавшегося, было, видимо миролюбивое настроение. Также чувствовалось по всей его комплекции, что от голода он явно не страдал.

Довольно добродушный вид и совсем не агрессивное поведение тигра позволили нашим сердцам не провалиться в пятки, волосам не встать дыбом и не поседеть, - они сделали это всё-таки, но гораздо позже, - а нам самим не испытать приступы “медвежьей болезни” и не потерять дар речи, - такой случай, произошедший с одним из лесорубов, описан известным дальневосточным писателем-натуралистом Сергеем Кучеренко, и произошло это как раз на Васильковке, куда сейчас мы направлялись, - после встречи с гигантской кошкой на несколько часов он онемел, - мычал только и пальцем в тайгу показывал.

Так мы и стояли втроём в полной нерешительности. Потом тигр величественно повернул голову и, уже не глядя на нас, сошел с тропы и двинулся по склону. Прежде, чем окончательно раствориться в хвойном море, его полосатая шкура с минуту ещё помелькала между мохнатых лап стланника.

Несколько минут мы оживленно обменивались впечатлениями, ведь прежде мне доводилось видеть тигров только в зоопарке, а Толе и подавно лишь на киноэкране в “Полосатом рейсе”. Я посетовал, что мой “Зенит” лежал в рюкзаке, хотя у меня самого не было уверенности, что под внимательным взглядом “царя зверей”, мне пришло бы в голову манипулировать фотоаппаратом, рискуя спровоцировать смертельный прыжок. Не стоит, наверное, и говорить, что в соответствии со сложившейся ситуацией, о применении своего оружия за всё это время мы даже не помышляли.

… Двинулись дальше. Вышли на довольно плоскую вершину, заваленную покрытыми лишайниками глыбами вулканических пород, которую венчал невысокий геодезический тур. Сбросили изрядно надоевшие рюкзаки, огляделись. Уже вечерело. Почти весь день немилосердно палящее на безоблачном небе солнце сваливалось к горизонту. Покоренная нами вершина на всём обозримом пространстве господствовала над окружающими высотами, и от открывшегося вида бесконечной тайги, извивов рек и пересекающихся горных хребтов захватывало дух.

Встали на вершине спиной к садящемуся солнцу, глянули вниз, чтобы сверху рассмотреть дальнейший свой путь и … обомлели. На ровном, как будто заснеженном поле тумана, простирающемся ниже нас, лежали гигантские, метров по сто длиной наши тени. Они были на удивление четкими, а головы обнимали радужные нимбы. Послушно повторяя все наши движения, тени поднимали многометровые руки, подпрыгивали и приседали вместе с нами.

Впечатлённый увиденным, я вырвал из полевого дневника листок и написал: “12 июля 1975 г. здесь были два святых геолога: Геннадий Ботряков и Анатолий Петухов”. Нимбы над головами наших теней как будто позволяли хотя бы на небольшое время причислить себя и своего напарника к лику святых. Вложил записку в ружейную гильзу, оставшуюся после того, как Толя отсалютовал в воздух из своей двустволки, и поместил её среди плоских камней, слагающих тур (возможно, она до сих пор там).

…Полюбовались своими тенями-исполинами, - когда ещё такое придётся увидеть, - покуда потянувший ветерок не разорвал, а вскоре и вовсе не разогнал туман. Внизу проявилась каменная осыпь - курум, длинным языком спускаюшийся к далекому лесу в верховьях ручья. На востоке светлела полоска Японского моря, хорошо просматривались очертания Ольгинского залива.

Надо было идти вниз. Уже без тропы мы продирались сквозь густые заросли стланника, где раза два я падал лицом вперёд, а для полноты ощущения получал по затылку чувствительные удары карабином, перевешенным назад, - теперь было удобнее его нести именно так. Наконец, вышли на крупноглыбовый курум. Где-то на середине пути, измученные жаждой, мы стали испытывать танталовы муки, - глубоко под камнями с шумом текла вода, но, не имея под рукой подъемного крана, добраться до неё не представлялось возможным.

Чертыхаясь и отпуская более крепкие выражения, когда нога срывалась с камня, ведь вся наша “святость” развеялась вместе с туманом, на дрожащих от напряжения ногах мы допрыгали до первой развесистой березы, и были тут же по-царски вознаграждены, - прямо из-под могучего дерева бил даже не ключ, а настоящий фонтан холодной и чистой воды, той самой, которая долго дразнила нас своим журчанием под курумом. Сначала мы пили, погрузив в неё свои разгоряченные лица, даже, кажется, не сняв рюкзаки. Потом достали кружки и, уже не торопясь, стали смаковать каждый глоток этой удивительно вкусной воды.

Дальше я решил не идти, - маршруты можно было начинать прямо от родника. Поставили поблизости полога под тентом, а у “фонтана” оборудовали кухню.

….Через пять дней мы добрались до своего лагеря на Мысовке. Все время, пока мы были в маршруте, ни одна тучка не заслонила солнце (и звезды по ночам), ни одна капля дождя не упала на наши головы. К лагерю мы также подходили в жаркую, солнечную погоду. Но едва мы расправили натруженные рюкзаками плечи, с запада показалась мрачная черная туча, подул ветер. Сначала слабый, в считанные минуты он превратился в настоящий ураган.

Мы срочно подтянули растяжки терпеливо ждущей нашего возвращения палатки и едва успели нырнуть внутрь, как с небес обрушился настоящий поток. Тайга наполнилась громом и треском. Могучие тополя и липы, в изобилии растущие в долине и по бортам Мысовки, ломались ветром невероятной силы, словно спички, некоторые выворачивало с корнями, - последствия урагана мы наблюдали несколько позже. На наше счастье, место для лагеря было выбрано удачно: крупные деревья поблизости не росли, а те, что росли, устояли под натиском стихии.

Ураган бушевал минут десять, потом так же внезапно всё кончилось. Громадная туча ушла в сторону моря, выглянуло солнце, перекинув через долину мост радуги, защебетали птицы. Вспомнилось тютчевское: "Гроза прошла, ещё курясь, лежал/ Высокий дуб, перунами сражённый, /И сизый дым с ветвей его бежал,/ По зелени, грозою освежённой,/Но уж давно, звучнее и слышней / Пернатых песнь по роще раздалася, / И радуга, концом своих ветвей / В зелёные вершины уперлася".

Едва мы выбрались из палатки на «освежённый» грозой воздух, со