Витя. – Все, кроме меня.
Брагин, в сущности, был большим ребенком, безобидным и где-то даже наивным. А его стремление шокировать окружающих - это возрастное.
Молодые спецы Леха и Макс тоже не далеко ушли. Хохмили, дурачились – солидности никакой. А ведь Трофимов, как-никак, отец семейства. Что касается Шведова… Ну, Макс -холостяк, ему простительно.
Раз возле лагеря появилось стадо яков (кутасов по-местному).
Эти лохматые, хрюкающие быки вид имеют устрашающий. Встретишь такого на тропе, не по себе становиться: а ну как, набросится, да на рога подденет, будет тебе коррида.
Кутасы спокойно травку щипали, помахивали хвостами с роскошными кистями на концах.
- Швед, - сказал Леха, - давай отстрижем пару кисточек с их хвостов.
- На фига?
- Ну, ты и тундра. Из них классные шиньоны получаются! Валюшке подарю. А ты продашь. Парикмахеры, я слышал, без проблем стольник дают за такой хвост.
Макс глянул на ближайшего кутаса, огромного бычару с рогами по полметра каждый.
- Я не подписывался матадором… Насадит на рог, как цыпленка на вертел.
- Не насадит. Я отвлекать буду, а ты потихоньку подойдешь сзади и быстро – чик.
- Да, ну тебя. Вон, Витю возьми.
Брагин стоял тут же, не вмешиваясь. Услышав предложение Трофимова, покачал головой.
- Что я вам, камикадзе?!
Леха махнул на него рукой, продолжил Макса уговаривать.
- Давай ты станешь отвлекать, а я отрежу. Ну, давай, Швед, не трусь…
Макс не устоял. Поддался уговорам и охотничьему азарту.
Витя с ухмылкой наблюдал, как Макс пританцовывает и корчит рожи, отвлекая внимание быка, а Трофимов с ножницами подкрадывается сзади. Бык продолжал жевать траву, поглядывая исподлобья на кривляющегося Макса. Какие мысли возникли в бычьей башке, сказать трудно. Возможно, что-нибудь вроде «чего надо этому придурку?». Трофимов взялся за свисающий до земли хвост, примерился, хватанул ножницами… И тут же получил оплеуху всем роскошным шиньоном. Бык заревел, пригнул голову и двинулся… на Макса. Животное правильно оценило ситуацию, углядев в странном поведении человека, пособничество тому, кто покусился на его хвост.
До сего дня не приходилось Максу бегать так резво. Двух секунд хватило ему домчаться до реки, чтобы залезть в воду по пояс. Рекорд продержался не долго - был побит Лехой. Бык и его не обделил вниманием.
Брагин жизнерадостно гоготал, наблюдая с безлопастного расстояния за импровизированной корридой. Бык теперь нервно прохаживался вдоль берега, стерег незадачливых воришек.
- Витя, - крикнул Трофимов, - кончай ржать. Позови кого-нибудь. Пусть быка прогонят.
- Ага, счас, - съехидничал Брагин. Не видел он кандидатуры на такой подвиг: станешь гнать бычару, все стадо, не ровен час, набросится.
- Ассалом алейкум, - послышалось сзади.
Обернулся: по тропе ехал на низкорослой мохнатой лошадке старичок-киргиз в белой войлочной шляпе.
- Чего случился? Кутас, спугался? – спросил дед, и не дожидаясь ответа, лихо поскакал к быку, издав специфический гортанный крик. Кутасы тут же потрусили в сторону, противоположную лагерю. Бычара, едва не лишившийся половины хвоста, присоединился к стаду.
Витя продолжал хохотать, глядя как «охотники за скальпами», пристыженные и злые, вылезают на берег.
4
Женщин в полевой группе было три: геолог Уварова, Оля и Света – техники. Все незамужние. Тамара Анатольевна уже лет пять, как разведена, а ее помощницы засиделись в девках.
Говорят: две женщины - базар, а три – ярмарка. Но это, как посмотреть. Дамы из команды Цая умудрялись ладить между собой, разные мелкие недоразумения разбирали без шума и крика. Вот язвами они, теми еще были. Максу с Лехой, после приключения с быком, досталось от женского альянса насмешек и ехидства. Леха воспринимал колкости спокойно, с юмором, первый начинал хохотать над собой, а обидчивый Макс переживал сильно, хоть и старался виду не подавать.
Как нарочно, Макса прикрепили к Уваровой. В качестве маршрутчика-напарника. Проще говоря, молодой специалист стал у геологини «на посылках».
- Мы с Тамарой ходим парой,- кисло шутил Макс.
Сам Макс меньше всего хотел бы в маршруты ходить с Уваровой, да только начальству его согласия не требовалось.
Тамара Анатольевна оказалась женщиной с фантазиями.
- Сегодня идем на Безымянный, - сообщила она Максу, как бы между прочим, словно речь шла о получасовой прогулке перед сном.
«Шутит»,- решил Макс.
Пик, обозначенный на карте точкой с отметкой «5802м», торчал, можно сказать, прямо над лагерем. Горка не выглядела слишком уж неприступной, но более чем двухкилометровое превышение - это вам не хухры-мухры.
Собрались, как в обычный маршрут, да он и был, поначалу, таковым. Уварова впереди - тюкала молотком, что-то записывала, Макс сзади с радиометром – делал замеры. Каждый занят своей работой. Вышли на тропу, которая вывела их к площадке-расчистке, вырубленной в скальном уступе.
- Внимание, - сказала Уварова,- сейчас ты удивишься. Ну-ка, померь здесь.
Макс ткнул трубой радиометра в стенку расчистки, включил прибор, и глазам своим не поверил: стрелка, как бешеная, метнулась за край шкалы. Переключил на менее чувствительный диапазон – то же самое. Еще на диапазон – стрелка остановилась посередине. Что за черт! Прибор врет?
Уварова улыбалась, довольная произведенным эффектом.
- Ну как? Удивлен, да? Смотри сюда.
Она указала рукояткой молотка на темную полосу, похожей на спекшийся шлак породы, резко выделяющуюся на фоне светло-серого гранита. Макс нагнулся.
- Видишь желтые иглы, это шрекингерит - урансодержащий минерал.
Молодой спец резко отпрянул. Прибор не соврал: здесь действительно радиация. Да еще какая! Уварова лишь посмеивалась. Будто бы ей все эти гамма- и бета-излучения – не страшнее комариных укусов.
- Ладно, пойдем отсюда, - сжалилась она над перепуганным напарником.- Тебе еще детей надо родить…
Вот ехидина. Чего здесь смешного – у человека нормальная реакция. Чем дальше от радиации, тем лучше.
- Краснохолмцы расчистку сделали, - объяснила Уварова.- Есть такая Краснохолмская экспедиция, ураном занимается.
Маршрут продолжался.
Шли все время вверх. У подножья скальной стены сделали привал. Открыли консервы, нарезали сало – Уварова всегда брала в маршрут солидный шмат этого продукта; еще луковицу добавили, соль и сахар. Фляжка с чаем имелась у каждого.
Долго рассиживаться после обеда Уварова не позволила. Скомандовала:
- Подъем! Выходим на штурм вершины!
Она и не думала шутить, когда сказала, что нынче им предстоит восхождение.
«Чокнутая баба», - ругался Макс. Про себя. Деваться ему было некуда: раз начальство велит, надо делать. Макс вздохнул, обреченно, поднялся, надел рюкзак. Глянул на небо – хмурилось; не ровен час – накроет их, восходителей-самоучек, снегом, останется после них только некролог в газете, подписанный «группой товарищей», да объяснительная начальника, по поводу ЧП, связанного с «нарушением Уваровой Т.А. и Шведовым М.С. техники безопасности»… А «чокнутой бабе» все нипочем – раз решила, теперь не отступится.
Сбоку от «стены» скала шла уступами, образуя своего рода лестницу. Здесь и стали подниматься горе-альпинисты. Без страховки. Вообще безо всякого снаряжения, а главное, не имея никаких навыков в альпинизме. Уварова поднималась первой, как кошка лезла. Потом сверху Максу подсказывала, за какой выступ цепляться, куда ногу ставить.
Выбрались на относительно пологий гребень, упиравшийся в еще один скальный выступ.
«Наверное, это и есть вершина», - подумал Макс.
Куда там! Все еще только начиналось.
Скалу-«жандарм» обошли понизу. Для этого пришлось спуститься чуть ниже, теряя набранную высоту. За скалой опять шел пологий гребень. И опять думалось: вон она, вершина. Но оказывалось, что за перегибом начинался новый подъем, и так бессчетное число раз.
Уварова шагала бодро. Худая, жилистая, выносливая, что твоя лошадь, она иному альпинисту могла дать фору. Макс держался исключительно на самолюбии. Бесконечный подъем так его вымотал, что будь на месте геологини кто-либо другой, он бы пощады запросил: дескать, оставь меня здесь, или пристрели, только не мучай…
Макс не заметил, как сошел с сухого гребня на заснеженный склон. Он практически отключился, ноги переставлял автоматически, как потерявший управление механизм.
- Уйди со снега! Со снега уйди!- орала Уварова.
Макс пришел в себя. Покорно поднялся опять на гребень. Мыслей не было. Ничего не было. Только желание лечь и лежать, лежать… Но он все шагал и шагал.
Уварова остановилась, сбросила с себя рюкзак, уселась на него.
- Все, пришли, кажется… Садись, Максим.
«Все? Неужели все?». Макс присел, закрыл глаза.
- Эй, смотри, не засни!
Макс разлепил веки, огляделся. Неужели и правда – вершина. Площадка метров пять на пять, сбоку торчит клыком небольшой выступ. Вот и все.
Ощущения того, что «весь мир под ногами» не было. Ближайшие вершины - на одном с ними уровне, дальних не видно – все облаками затянуто.
«За каким чертом мы сюда залезли?».
Порывами налетал ветер, пробирал до костей. Уварова сидела, съежившись, закрыв голову капюшоном. Она достала полевой дневник, подышала на пальцы, стала что-то писать. Закончив, встала и провозгласила:
- Так как мы покорили этот пик, то имеем право дать ему имя. Отныне он будет называться, ЛГИ - Ленинградский горный институт. В честь моей «альма матер».
Макс только хмыкнул в ответ.
- Что, звучит плохо? Пик Лги… Да, не очень. Как-то иначе надо… ага, вот – Элги. Пик Элги!
Она составила записку для будущих восходителей: мол, пик уже покорен, и обрел имя. Стала рыться в рюкзаке, искать, во что бы вложить послание. Макс пошарил глазами вокруг (привычка цивилизованного человека искать любую неожиданно понадобившуюся вещь у себя под ногами) и сразу же обнаружил некий предмет, выделяющийся цветом и формой среди каменного мусора. Подошел, поднял: так и есть – консервная банка! Отдал находку Уваровой.
«Первопроходчицу» ни сколько не смутило явное доказательство, что кто-то побывал здесь раньше. Уварова спокойно и с достоинством вложила записку в банку, сложила из камней тур, куда и поместила послание. Затем она выбила молотком на каменном уступе надпись «Уварова», и на этом сочла свою миссию законченной.
Осталась самая малость – спуститься с покоренной вершины.
Время поджимало. Чтобы успеть до темноты следовало поторопиться. Спускались не тем путем, что взошли на гору, а по заснеженному склону. Снег был относительно мягкий, съехали по нему, где на ногах, где на заду, как солдаты на картине «Переход Суворова через Альпы». Дальше шла мелкая щебенка, по ней сбежали со скоростью лифта. От перепада высот уши закладывало. Щебнистые осыпи сменялись скальными уступами, а те снегом, и все опять повторялось, пока не вышли на широкую сухую промоину, по которой спускались уже в сумерках.
В лагере Цай то и дело поглядывал на часы. Нервничал. Ночь, а Уваровой и Шведова все нет. Не ЧП еще, но волноваться заставляло. Он знал: маршрутчики направились в сторону Безымянного, но не думал, что Уварова на самую вершину полезет. Какого лешего ей бы там понадобилось? Хотя,.. она, похоже, из тех, у кого до старости романтика в известном месте играет. И Шведов этот… Глаз да глаз за ним нужен.
Они пришли, когда Цай уже не знал, что и думать. И Шведов и
