Мы искали друг друга. Гл. 8. Крыша мира

Уварова грязнущие были с ног до головы, от усталости еле ноги переставляли. Цай только спросил геологиню:
- На Безымянный ходили?
Он не стал  выговаривать Уваровой, ронять ее авторитет в глазах молодого специалиста. Завтра он с ней потолкует по поводу самодеятельных восхождений.
В палатке Макса принялся пытать Трофимов:
- На самую вершину поднялись?
- Ага, - ответил Макс.- Запишите мне два восхождения: первое и последнее.

5
Памирское лето набрало обороты. Комары совсем осатанели: начали уже днем атаковать. В реке поднялась вода, создав дополнительные трудности. Часть тропы, соединяющей лагерь с «большой землей», - геологи называли этот путь «дорогой жизни», - оказалась затопленной. Ничего фатального в том не было, только теперь, чтобы обойти  утес, торчащий над залитым участком, приходилось лезть наверх, затем опять спускаться; или заходить в воду по самое… в общем, почти по пояс.
В этот сезон рыбалка оказалась удачной, как никогда. В заводях осман на крючок дурняком кидался. В качестве наживки использовали хлебный мякиш, смачиваемый корвалолом. Рыба на лекарство перла, что те коты - успевай таскать. Цай ругался: хотел накапать себе снадобья, а из аптечки последний пузырек утащили рыболовы.
Не хотелось Цаю признать, что здоровье не то уже, а пришлось.  Сердце принялось шалить, ночами стал просыпаться – задыхался. Понял – это звонок. С горами придется завязать, по крайней мере, с Памиром: высокогорье сердечников не щадит. А пока следовало поберечься.
Цай отдал свое ружьишко, - он не рыбак был, но охотник заядлый, -  Бочкину. Сам на рыбалку переключался. Алик наловчился зайцев стрелять, не хуже начальника. Свежая рыба и зайчатина – неплохая добавка к столу.
Продолжались  маршруты. Кроме Макса в помощники Уваровой придали Брагина. В маршруте третий – не лишний.
Макс как-то уже приноровился к темпу Уваровой, во всяком случае, не отставал на подъемах. Брагин, тот плелся всегда позади. Его шумное дыхание слышно было за сотни метров. Уварова  подкалывала:
- Это тебе не в Москве, по улице Горького фланировать.
- Улица Горького – не Москва, - хрипло возражал Витя. – По ней приезжие только ходят.
Уварова, по ее утверждению, Москву и москвичей на дух не переносила. Убеждена была, что столичные жители, все как один, скряги и чванливые себялюбцы. Иное дело – ленинградцы. Ах, Питер! Город на Неве – лучший в мире. И не спорьте, даже.
А с ней никто и не спорил. Витя усмехался только, да плечами пожимал. Флегматичность этого добродушного увальня напрочь сбивала полемический пыл Уваровой: глупо утверждать, когда тебе не возражают. Брагина геологиня щадила, чаще делала привалы, давала отдышаться, на подъемах чуть-чуть сбавляла темп.
В тот день возвращались раньше обычного. Маршрут не сложный был, управились быстро. До лагеря  всего ничего оставалось, десять минут ходу, не более. Обошли уже затопленный участок. Узкая тропа, выбитая прямо в скале, проходила в полутора метрах над водой.
Макс толком и не понял, что произошло. То ли замечталась Уварова,  «ворон считала», то ли просто оступилась и… Макс услышал, как звякнул молоток, скатываясь по гладкой каменной поверхности, и плюхнулся в воду. А следом сверзилась  и сама геологиня, тщетно пытаясь зацепиться за отполированный камень. Все случилось в одно мгновение: только что она бодро шагала по тропе, и вдруг – плюх! Ойкнуть не успела.
У Макса времени на раздумья не было. Уварова оказалась в воде по горло, тяжелые ботинки-трикони гирями тянули вниз, течение вот-вот утащит ее  в самый омут. Женщина из последних сил держалась, уцепившись пальцами за трещинку в «зализанной»  скале. Дотянуться до нее с тропы было невозможно, а ниже – гладкая каменная поверхность. Макс моментально сбросил рюкзак, присел, и съехал в реку ногами вперед. Оказалось – вовремя. Уварова не имела больше сил держаться.
Теперь они боролись с течением вдвоем. Витя сверху безуспешно пытался дотянуться до них, сам едва не загремел. Угодил бы прямиком им на головы.
- Веревку давай!- Крикнул Макс.- У меня в рюкзаке. Достань.
Макс по совету Трофимова всегда носил с собой веревку. Как в воду Леха глядел, когда говорил: пригодится.
Витя не сразу, но вытянул Уварову. Макс, как мог, ему помогал. Оба парня совершенно из сил выбились. А ведь женщина  худышкой была, весу в ней, как в воробышке. О том, чтобы Вите вытащить тяжеленного Макса, нечего было и думать. Самому пришлось выбираться, применив на практике ильфо-петровский лозунг о спасении утопающих. Прямо над водой, укоренившись в узкой расщелине, рос куст, до которого Макс сумел  дотянуться. Посбивав локти и колени, ободрав о колючие ветки лицо,  «купальщик поневоле» вылез из воды. Витя помог ему взобраться на тропу.
Уварову колотил озноб, больше, наверное, от  стресса, нежели от холода. Состояние Макса было не многим лучше. Им обоим срочно требовалось переодеться в сухое. Не лишней была бы и «наркомовская» доза спирта.
Есть силы, нет ли, а до лагеря следовало добраться не мешкая. Побрели: «три калеки, в два ряда». Геологиню Брагин вел под руку, она так и не вышла из полуобморочного состояния. Макс ковылял самостоятельно.
Первое, что услышали от Уваровой ее спасители, когда пришли, наконец, в лагерь, было жалобное:
- Я молоток утопила.
Для геолога молоток – не просто железяка на палке. Как у ковбоя верный друг «кольт», шпага у матадора, ледоруб у альпиниста, так и у геолога его личный молоток. И все-таки. Горевать о потерянной вещи, едва не лишившись жизни, это, знаете ли…

6
Короткое памирское лето закончилось так же внезапно, как и началось. Встали утром, а кругом белым-бело. То не снег был - иней. А на реке, вдоль берега - ледышки.
Геологи решили не задерживаться здесь более. Напряглись, и в три дня доделали работу, с тем, чтобы скорее попасть туда, где тепло, где на ночь не нужно класть в спальный мешок, в качестве грелки, фляжку с кипятком, где добрые люди в босоножках и рубашках с коротким рукавом ходят.
Город встретил полевиков зноем, пустыми прилавками магазинов, взбесившимися ценами на базарах, длинными очередями за пивом, всеобщей нервозностью и плохо скрываемым озлоблением.
Горожан уже не шокировали, как раньше, сообщения о вспышках насилия в Нагорном Карабахе, Фергане, Исфаре. Привыкли. Гадали только: минует ли их чаша сия, или… Наиболее дальновидные уезжали. Кто куда.
Корпеть над бумагами, задыхаясь  в душной конторе – не самое приятное времяпровождение. Поскольку никакого аврала не предвиделось, всем, у кого  подошел срок, Цай  дал отпуск. Сам же решил совершить короткий вояж в Фанские горы. Налегке. И в компании двух молодых спецов.
- Собирайтесь, завтра летим, - сказал начальник, заходя в комнату, где маялись от жары и безделья Леха с Максом.- Удачно вертолет подвернулся.
- Ура! – обрадовались приятели.
Куда на машине день трястись, да пыль глотать - туда вертолет в полчаса доставит чистыми и свежими, в немятых рубашках.
- А куда летим?- поинтересовался Трофимов.
- К Коле Ярошевскому в гости. У него лагерь в верховьях Шинга.
Лететь – одно удовольствие. Только поднялись, и вот они, горы,  рядом, протяни руку – достанешь. Внизу, вдоль реки, змеилась трасса, по которой ползли (так виделось сверху) букашки-машины. На подлете к Гиссарскому хребту вертолет стал забирать влево. Скалы придвинулись вплотную. Прямо по курсу возвышался  массив, увенчанный островерхими вершинами. Было ощущение, что попали в каменную ловушку, и вертолет теперь станет метаться в поисках прохода, подобно мухе, тыкающейся в оконное стекло. Но летуны знали свое дело. Машина заложила крутой вираж, пронеслась над горным цирком, нырнула в ложбину между двумя пиками. Внизу промелькнуло белое пятно глетчера, дальше шла крупная осыпь, за ней – уходящее вниз ущелье. Гиссарский хребет остался позади.
Макс буквально прилип к иллюминатору: открывающиеся виды завораживали его. Сидящий радом Трофимов что-то говорил, показывал рукой, но за шумом мотора ничего не было слышно. А впереди заискрилась, бликуя на солнце, водная поверхность. Вертолет приближался к крупному, вытянутому по ущелью озеру.
Макса тронул за рукав Цай. Прокричал в ухо:
- Азорчашма.
Это было седьмое, самое верхнее озеро из «голубого ожерелья Шинга» - Маргузорских озер.
- Лагерь, - опять прокричал Цай, указывая пальцем.
Макс увидел на берегу водоема ряд белых квадратиков - палатки. Людей он разглядеть не успел. Вертолет, стремительно теряя высоту, пролетел над озером, оставив позади каменный завал – естественную плотину, перегородившую реку. (Все здешние озера -  завального происхождения). Ниже завала лежало еще одно большое озеро. Вертолет развернулся над ним, стал заходить на посадку. Машина теперь летела совсем низко. Видно было, как ветер от винта гонит по воде волны. Вертолет завис над землей и, подняв облако пыли и мелкого сора, тяжело опустился. К нему уже спешили полевики.
Пока здешние хозяева разгружали вертолет, Цай и его спутники направились к лагерю. На встречу им вышел представительный мужик в солнцезащитных очках. Шумно поприветствовал Цая:
- Витя, здорово!
- Коля, сколько лет!
Макс догадался, что это и есть начальник партии Ярошевский. Молодым спецам начальник только кивнул. Они с Цаем приотстали, оживленно беседуя, а Макс с Лехой двинулись к навесу – лагерной столовой (и гостиной, по совместительству). Там за столом что-то писала женщина в клетчатой мужского покроя  рубашке и шортах, бывших когда-то джинсами. Заслышав шаги, женщина оторвалась от бумаг, подняла голову.
- Здрас…
Саша, это была она, встретилась глазами с Максом, и замерла в растерянности.
Макс примерно так и представлял себе их встречу. В том, что она рано или поздно произойдет, Макс не сомневался. После их размолвки он видел Сашу только мельком, на бегу, как говориться, а вот так, лицом к лицу, тет-а-тет (Леха не в счет), впервые.
Изумление, отразившееся на Сашином лице, не поддается описанию.
- Максим? Как ты… Откуда?
- Здравствуй, Сэнди. Очень рад видеть тебя. Откуда? Да все от туда, из города. Я теперь еще и геолог. Наполовину.
Макс в двух словах объяснил, как они с Лехой умудрились примкнуть к славному племени геологов-полевиков. Саша продолжала удивляться.
Она изменилась. Вместо хрупкой субтильной девчонки - женщина. Молодая красивая женщина. Прелестный бутон раскрылся  замечательным цветком. И лишь глаза ее выдавали спрятанный глубоко, в тайниках души, внутренний разлад.
У Саши были грустные глаза.
И она не выглядела счастливой. Хотя старалась.
Но это Макс заметил позже.
Хозяева показали, где поставить палатку. Взяли гостей на довольствие. Договорились о совместных маршрутах. Цай планировал пробыть здесь неделю, потом  спуститься к автодороге, на пятое озеро – там их будет ждать «уазик».
Вечером небольшой компанией отметили приезд. По геологическому обычаю угощали прибывшие из города. Цай выставил привезенную водку, а Ярошевский позвал Александру.
- Сашунь, принеси нам баночку с грибами. Сами засолили, - объяснил он.- На грибное место попали.
Макса словно током шибануло – Саша  жена Николая! Он вспомнил, как судачили дамочки из их партии, мол, Ярошевского (тогда Макс не знал, кто он такой) окрутила молодая специалистка. Так, вон оно что…
Представляя себе