мама его лишь улыбалась в ответ: «гном обделался». Однако про «памперсы» (одноразовые подгузники) она не хотела и слышать: «только через мой труп!» Джонни прекрасно понимал, что в перспективе от этого никуда не деться, но что было делать сейчас? Он же не мог раздеть свою маму силой и засунуть в памперс! И сколько бы он ни орудовал тряпкой, клиенты, приходившие к нему домой по компьютерным вопросам, не могли не чувствовать характерный запах, от осознания чего Джонни чувствовал себя ещё ужаснее по поводу всей этой ситуации.
Дальнейшее неблагоприятное развитие событий только добавило мучительных вопросов, на которые у него не было удовлетворительных ответов. Мама Джонни, видимо, осознавая той частью коры головного мозга, которая ещё работала, что дела её плохи, совсем плохи, и к чему всё клонится, в его отсутствие стала судорожно звонить в различные шарлатанские конторы и заказывать себе всяческие снадобья, пока у неё не закончились совсем деньги. Тогда она стала требовать, чтобы Джонни сходил в сбербанк и оформил на себя доверенность на получение её пенсии. Но для этого непременно требовалось её присутствие, а потому этим заниматься было уже поздно. Что дало ему дополнительный материал для тягостных раздумий о собственной непрактичности. Хотя, с другой стороны, если бы он сейчас получил мамину пенсию, принёс и отдал её ей, тот она бы тут же фактически её выкинула, потратив на шарлатанские средства, которые вовсю рекламировали по центральному радио. Таким образом, куда ни кинь, всюду клин. Мама же при этом ещё и попрекала его, что он хочет её угробить, не давая ей денег на спасительные снадобья. Впрочем, однажды он всё же сделал в этом плане исключение, оставив ей фальшивую пятитысячную купюру, которую ему, очевидно, впарили клиенты. А он осознал это, лишь когда у него её не взяли сначала в компьютерном магазине, а затем в Евросети. И когда мама в итоге расплатилась ею за свои «добавки», он не испытывал угрызений. Так как даже если продавец был всего лишь «рядовым слугой капитализма», всё равно, по мнению Джонни, он должен был понимать, что делает, и за чей счёт наживается.
Вскоре после этого был ещё один неприятный инцидент, поставивший Джонни перед сложной дилеммой. Его мама услышала рекламу по радио, в которой, как она поняла, ей предлагали купить супер-пупер прибор для лечения всех болезней, и всего за двадцать пять рублей. Однако когда женщина-курьер приехала с прибором, выяснилось, разумеется, что прибор стоит двадцать пять тысяч. На основании этой истории Джонни сделал вывод, что для этих деятелей идеальный клиент – одинокий пенсионер с болезнью Альцгеймера или иной деменцией, который уже может ходить только под себя, однако при этом ещё в состоянии отслюнявить свои последние деньги.
Теперь Джонни предстояло иметь дело с телефонной проблемой. Она заключалась в том, что мама его сидела всё время наедине с телефоном. И когда его не было, она могла названивать по разным конторам и заказывать какие-то препараты, приборы. А платить ей, естественно, было нечем! Да и когда он был дома, тоже могла звонить – он же не мог её всё время контролировать! Убирать от неё телефон, когда он уходил? Но тогда она даже не сможет позвонить и вызвать себе скорую помощь, если ей станет совсем плохо. И в этом случае убранный телефон может оказаться просто бесчеловечным решением с его стороны. Но что же тогда было делать? Он всерьёз задумался о том, чтобы нанять какую-нибудь женщину, которая бы сидела с мамой и за ней ухаживала. В пользу такого варианта говорило ещё одно крайне неприятное обстоятельство. Мама его теперь по ночам сидела на кухне и упорно не хотела идти в комнату спать. Никакие уговоры не помогали. Когда Джонни пытался взять её за руку, чтобы отвести в комнату, она сопротивлялась и царапалась. Наконец, не в силах ничего сделать, Джонни уходил спать сам. Но однажды, когда он её так оставил, она заснула прямо сидя, в результате чего упала под стул и расцарапала себе ногу.
На следующий день, несмотря на её сопротивление, Джонни на руках перетащил её в комнату и усадил на кровать. Он никогда впоследствии не мог себе простить того, что он не нашёл в себе решимости сделать это раньше, несмотря на её сопротивление, в результате чего мама получила незаживающую рану на ноге. Будучи уже в состоянии отчаяния, «ну должна же быть в стране хоть какая-то медицинская помощь!», Джонни снова вызвал маме районного врача, объяснив ситуацию. Придя по вызову, доктор Чепушенкова первым делом, естественно, попыталась поговорить с пациентом. Однако, быстро поняв, что Ирина не только не способна вести осмысленный диалог, но что у неё заплетается язык, сделала круглые глаза и воскликнула: «у неё инсульт!» После чего попросила телефон, вызвала скорую помощь, представившись соседкой, и ушла.
Джонни был в шоке от её поведения. Естественно, он не ожидал, что она будет дожидаться приезда скорой помощи – ведь её ждали по вызову другие пациенты,- тем более что всё равно в такой ситуации она реально ничем помочь не могла. Но Джонни никак не мог переварить, зачем она представилась соседкой. Ещё больше он был удивлён, однако, когда по приезде скорой помощи ему будничным тоном объяснили реальную причину: они, мол, там в вашей поликлинике просто хотят снять с себя ответственность. После того как мама Джонни сказала им, что она находится в больнице, что сейчас лето (был апрель), и что Джонни её отец, врачи скорой помощи стали объяснять ему то, о чём он давно догадывался сам. А именно, что у его мамы не острый инсульт, а деменция типа болезни Альцгеймера, что дальше будет ещё хуже, это будет только прогрессировать, и что ему надо готовиться ухаживать за мамой.
Одна мысль о том, что ему придётся раздевать свою маму донага, мыть её, переодевать и так далее, приводила Джонни в ужас. Однако деваться было некуда. В самом деле, каковы были альтернативы? Платить гастарбайтершам, которые бы сидели день и ночь возле его мамы? Но ни одна гастарбайтерша не будет работать в этой роли даже 8 часов в день за такие деньги, за которые работал он сам в своей сфере! А потому деньги скоро закончатся, и что тогда?! Кроме того, оставлять в квартире посторонних, когда он спит или когда его нет дома? А если их с мамой захотят убить, ограбить? Конечно, он не думал, что найдётся много желающих позариться на железки, составлявшие фактически единственное его богатство. Однако вот не побрезговал же психопат Андрей Валенков спереть детали у него из дома, злоупотребляя его доверием. И где гарантия, что среди гастарбайтеров этих, для которых жизнь его мамы и его собственная, по идее, тем более ничего не стоят, не найдутся психопаты? Ведь они же есть среди представителей любой нации!
Осознав, наконец, что другого выхода у него нет, Джонни после долгих тягостных раздумий поборол остатки своих комплексов, отнёс маму на руках в ванную, где дрожащими руками стащил с неё одежду и помыл. Затем, несмотря на её сопротивление и заявление, что он «изверг», надел-таки ей памперс. Спасибо председательнице общества инвалидов, в котором состояла его мама,- она выдала ему целую упаковку. Однако при этом председательница предупредила его, что не сможет его снабжать ими постоянно, а потому советовала сходить в поликлинику и получить там направление в центр социального обслуживания, где его будут снабжать одноразовыми подгузниками, пелёнками и прочим для ухода за мамой.
Джонни уже чувствовал аллергию на эту поликлинику и вообще не хотел иметь дело с бюрократией, но в то же время не хотел и упускать то, что его маме и ему было вроде как положено. А потому, выбрав время, нехотя поплёлся в сторону поликлиники №666. Где медсестра Чепушенковой доброжелательно ответила ему: почему бы и нет? Но сначала нужно получить заключение невролога. А невролог ходит по домам раз в неделю. Когда, в какой день? Да в какой ей удобно! Но какой же именно это день недели, они не знают. Джонни оставил им номер своего мобильного и получил обещание, что утром в день визита невролог позвонит.
Утром в день своего визита невролог Ряхина позвонила и сказала, что придёт. Вначале ничего не предвещало неприятностей. Для спокойствия Джонни ещё раз поменял на маме памперс, и относительно спокойно (учитывая свою обычно достаточно высокую постоянную тревожность, характерную для запущенного невротика) ожидал прихода врача. Но тут началось непредвиденное. Мама решила сходить в туалет по большому, и для этого зачем-то, как назло именно в этот день, решила, во что бы то ни стало, стянуть с себя «трусы», т.е. подгузник. Джонни сразу же запаниковал. Он был уверен, что если он сейчас потащит маму мыть, то по закону подлости, именно в это время придёт врач и будет в ярости. Поэтому кое-как поменял памперс, вытер маму, однако запах всё равно остался. И когда он, смущённый и растерянный, судорожно пытался сообразить, что же делать дальше, раздался звонок в дверь.
Невролог Ряхина сначала попыталась поговорить с Ириной. Однако быстро поняв, что та не способна поддерживать осмысленный разговор, перешла к осмотру. Но осмотр больной, увы, тоже не заладился. Случайно прикоснувшись к ноге Ирины, врач вляпалась в её незаживающую рану. Изобразив на мгновение неприязненную гримасу, невролог Ряхина обратилась угрожающим тоном с самому Джонни: Тогда у меня вопрос к Вам, молодой человек. Почему у Вас пациент в таком состоянии? Джонни вначале растерялся. Он чувствовал себя при этом ужасно, словно в далёком детстве, когда его унижала его бабка или первая учительница, та самая, которая била его указкой. Однако теперь он стал взрослым, и, как ни старались этому воспрепятствовать его бабка и первая учительница, научился думать своей головой. А потому не собирался мириться безропотно с чем угодно. С этой мыслью он немного пришёл в себя и принялся объяснять Ряхиной, что мама поранилась ещё в то время, когда могла самостоятельно ходить, и что же теперь делать, если до конца не заживает, мама ведь не ходит, кровообращение плохое, может, поэтому?.. При этих его словах Ряхина многозначительно посмотрела по сторонам, оглядывая обстановку в комнате его мамы, после чего спросила зловещим тоном: почему у вас здесь такие антисанитарные условия?
Мне что, сейчас сюда милицию и социальные службы вызвать?
Шах и мат. Мама Джонни, как и он сам, была заядлой собирательницей хлама. Джонни объяснял для себя такую её склонность тем, что она просто не может ничего выкинуть. Как и ему самому, ей было невыносимо «жалко». А потому сама мысль об избавлении от ненужного вызывала у неё сильную тревогу. В результате в её комнате по шкафам было разложено множество изношенных тряпок, которые жадно пожирала моль, которая словно специально развелась ради такого дела. У неё также был в комнате книжный шкаф, наполненный изданиями, относительно которых было ясно, что ни она сама, ни кто-либо ещё уже никогда не будет их читать. На открытых же поверхностях были разложены огромными стопками и пылились подшивки её любимой знахарской периодики. О том, чтобы всё это выбросить, не могло быть и речи: это же такая ценная информация! А вдруг кому-нибудь понадобится! И ведь действительно, время от времени
