1
Что испытывает человек, несущийся по ровному прямому шоссе на мотоцикле?
Пьянящее чувство свободы?
Ликование от единения с дорогой?
Бешенный азарт преодоления опасностей скоростной езды?
Наверное, все это. И плюс еще целый букет других эмоций, раскрашенных во всевозможные оттенки темпераментом и личным опытом пилота.
А что слышит в этот момент байкер? Например, если он обычный бродяга дороги на таком же обычном, как и сам он, байке, а не мажор в коже, восседающий на суперагрегате стоимостью пару сотен килотонн зелеными. И, как следствие, имеющий нехилую стереосистему, а? От звука которой вылетают стекла близ проезжающих на свое несчастье грузовиков?
Ничего!
Ничего он не слышит, кроме дикого свиста ветра.
По крайней мере, Серега Шу не слышал сейчас ни хрена.
Серое полотно асфальта мерно текло ему под колеса, и не смотря на то, что стрелка спидометра давно и прочно обосновалась на сто двадцати, казалось, что байк стоит на месте.
Да уж! Совсем не то будет, когда настанет пора возвращаться. Сейчас дорога пуста (хорошо, что поехал с утреца), а вот через часок-другой, когда восставшие ото сна сограждане ломанутся на работу!...
Впрочем, Сереге-то что за дело? Ему на его «лисапеде» никакие пробки не страшны! Собственно говоря, нежелание париться в пробках и подтолкнуло Шу к покупке байка. Да вот еще и достаток молодого опера пока невелик: хватило только на два колеса. А хотелось, если честно, четыре…
Но разве ж могут долго занимать голову всякие меркантильные вопросы, когда тебе всего двадцать три? Шу наслаждался ранним майским солнцем, свистом ветра, скоростью, и полнотою жизни.
И жизнь была хороша!
И все это, несмотря на то, что ехал сейчас Серега по работе. А работа у него, как сам он все больше убеждался, поводов для веселья оставляла с гулькин хобот.
Как насчет того, чтобы сгонять на описание свеженького покойничка? Нет?
А не очень свеженького? Не хочется?
А на городскую свалку, где его обнаружили местные, «свалочные» бомжи? Что, вообще нет желания?
Вот и у Сереги его тоже нет. А что делать? Его светлость подполковник Величко, непосредственный серегин богоцарь, приказали, – извольте исполнять! Ну, что же, опера, как говорится, ноги кормят.
Даже если бы Шу заранее не узнал точного расположения Южной городской свалки, а двигался хотя бы в приблизительном направлении, то он не промахнулся бы – сто пудов! Стоило ему повернуть с Пулковского на Волхонку и проехать какой-нибудь километр, как его обоняние сигнализировало о приближении к цели маршрута.
Вскоре слева по ходу движения показался и сам источник запаха.
Зрелище было весьма удручающим и очень быстро понизило градус серегиного настроения. Вопреки хорошему теплому утру, весне и отличному байк-трипу. Цинично купаясь в яростном солнечном свете, тут и там высились огромные кучи самых разнообразных отходов.
Ошеломительные стаи жирных чаек, каждая размером с небольшого птеродактиля, нарезали концентрические круги над вершинами мусорных эверестов. При этом создавалось неодолимое впечатление, что чайки удались в своих ископаемых предков не только размерами, но и аппетитом. Летающие зверюги явно были охочи до белка. И их, конечно же, не волновало, является ли белок признаком существования живых организмов или нет.
По крайней мере, что-то подсказывало Шу, что чайкам такие мелочи по барабану. Поэтому он, оставив свой мотоцикл у вагончика охраны, пробирался к месту происшествия, держа воздух под неусыпным контролем.
Чувствовалось, что местные менты уже успели потрудиться на славу. Для этого кое-кому пришлось встать еще раньше Сереги, либо не ложиться вообще. Любое предположение о том, что после обнаружения трупа бомжами на нем останется хотя бы нитка, требовало поистине гигантского ресурса филантропии. Где-то на границе с клиническим слабоумием. И в самом деле, из одежды на покойнике оставались только многочисленные татуировки. Тем не менее, рядом с ним неопрятной горкой уже лежали его белье и джинсы. Тут же была косуха из толстой кожи (вещь недешевая), вся в металлических заклепках.
А еще стояли сапоги, живо заинтересовавшие Шу. Для проверки правильности возникших предположений, он опустил глаза на собственную обувь и удовлетворенно хмыкнул. Так и есть! Носки сбиты при торможениях, подошвы в масле, а на въземе стопы – характерная потертость от рычага переключения передачи.
Байкерские подкрадухи-то! Т-а-а-к, уже интереснее!
Надобно сказать, что Серега с приобретением мотоцикла вовсе не начал считать себя байкером, или чем-нибудь в этом роде. Точно также, давно увлекаясь и неплохо разбираясь в классическом и современном роке, Шу не считал себя рокером. «Быть, а не казаться!» - так звучал один из его жизненных принципов. Так, он считал, что байкер – это образ жизни. Судьба, если угодно. А не только нечто двухколесное между ног.
Образ жизни опера убойного отдела на байкерский явно не тянул. Мало того, противоречил ему!
А о судьбе своей Шу вообще пока не задумывался.
И все же, когда он понял, что покойничек точно так же, как давеча сам Серега, мчал по звенящему асфальту, глотал запоем ветер и вслушивался в его свист, Шу ощутил внутри себя некий аналог корпоративной солидарности.
Осмотр тела был увлекательным (насколько это вообще применимо к разглядыванию мертвеца), и одновременно почти бесполезным с криминалистической точки зрения занятием. На теле не нашлось никаких следов насильственной смерти. Никаких внешних признаков, которые смогли бы хоть косвенно указать на возможную ее причину. Здоровенький такой покойничек! Собственно, судебный врач, приехавший с местными криминалистами, так Сереге сразу и сказал: мол, ловить здесь нечего! И уподобившись одному небезызвестному прокуратору, отправился мыть руки.
Но посмотреть оперативнику все равно было на что! Большую часть поверхности тела, рук и ног, и даже лица и наголо бритого черепа усопшего покрывали татуировки. Похоже, покойничек при жизни задался целью перенести на свою кожу все до единой иллюстрации к Кама-сутре, в том числе и апокрифичные. И надо отдать ему должное, немало в этом преуспел.
Татуировки в большинстве своем выполнены были непрофессионально и безвкусно. Жирные неаккуратные синие линии расползались в стороны и кривились так, что иногда приходилось очень долго всматриваться, поворачивая и наклоняя голову в разные стороны, чтобы понять замысел художника.
Как вскоре убедился Шу, эпизоды истового служения богине любви не стали единственной сюжетной линией накожного граффити. Встречались тут также всевозможные обыгрыши двух латинских букв «С» и «G», расположенных рядом, и слова, аббревиатурой которых данные буквы по всей вероятности и являлись.
“Condoms of God”.
Шу никогда не блистал знанием языков, но даже его школьного английского хватило, чтобы перевести.
«Презервативы Бога».
Гондоны, значит… Ага! Бога!
Н-да!
2
В свою не такую уж далекую бытность курсантом Универа МВД, Шу, как и все молодые люди, любил потусоваться. Ходил на концерты, в клубы, мутил с девчонками, пасся часами в социальных сетях. Собственно, он и сейчас был не против подобного времяпрепровождения. Однако взрослая жизнь и работа оставляли все меньше места для досужих развлечений. Но друзья-тусовщики еще помнили Серегу Шу и по-своему его любили, ждали и рады были помочь. Ежели что…
Час назад Серега забил стрелку с одним из таких своих знакомцев, который, как никто другой, хорошо знал весь андеграунд Питера. Группы и группировки, тусовки и течения, кто куда вхож (причем сам он был вхож куда угодно), кто чем дышит и так далее. Человека звали Лизергин, своим откликался на «Лизу». А вот за «Лизок» можно было и по сусалам схлопотать.
Встретились на «Маяке». Засели в «Пиццу-хат» и взяли по пиву.
- Ну, что там у тебя, господин полицейский? – улыбаясь белыми от пены губами, вопросил Лиза. – Понимаю – занят. Просто так со старыми друзьями посреди рабочего дня пиво пить не станешь.
Не тратя времени на слова, Шу достал из кармана несколько фотографий, на которых были крупно запечатлены татуировки с тела трупа, и выложил их перед Лизой. Тот минуту вглядывался в изображения, переводя глаза с одного снимка на другой. Потом поднял взгляд на Шу. Несколько мгновений с непонятным выражением смотрел ему в глаза и изрек:
- Накрылся, значит, Штырь медным тазом!
- Во как! Штырь? Ты уверен?, - общего плана и лица на фотографиях не было. - И почему сразу - «накрылся»?
- Ой, ну только не пойте мне майсы!, – почему-то перешел на местечковый диалект Лиза. – Таки я ще нэ забыл, хде служит хаспадин полиционэр! А сложить два и два – так этому меня еще в школе учили!
- Так, Лиза! Кончай юродствовать!, – еле сдерживаясь от смеха, напустил на себя казенную строгость Шу. – «Штырь» – погоняло, это понятно. А звать-то как? Где обретается? Чем занят?
- Штырь – и Штырь, - пожал плечами Лиза и отхлебнул пивка. – Именем его я никогда не интересовался. Да он, поди и сам его не помнит… Не помнил, в смысле… А занятия? Да какие там занятия! Урод он был преизрядный, прости меня господи! Одно слово – гондон!
И Лиза ткнул пальцем в фотку с татушной надписью «Condoms of God». И со значением посмотрел на опера. Но видя, что тот совершенно «не в материале», сделал удивленные глаза:
- Ты что, не знаешь ни хрена?
- Послушай, Лиза! Знал бы - к тебе не пошел бы! Так что, давай, колись!
- Офигеть! Да ты же сам байкер, блин!, – и мотнул головой в сторону окна, под которым прямо на тротуаре был припаркован старенький серегин «Drag Star».
- Да какой там байкер! Так, сочувствующий…
- «Сочувствующий»!... – передразнил его приятель. – «Си-Джи» - самая отмороженная мотобанда в Питере! Реально! Не байкеры, мать их, а панки на мотоциклах! Говорят, даже «Ночные Волки» с ними связываться не хотят.
- Да ну? Это чего ж так?
- Да я ж тебе толкую: отмороженные они напрочь! Чуть что – палить начинают во все, что движется! А этот… - Лиза указал глазами на фото Штыря, - … если не палил, то трахал все, что в радиусе ста метров шевелилось. Насиловал девчонок, как последний фашист… Да он и был фашист, гаденыш! Туда ему и дорога!... Знал бы, кто это доброе дело сделал, козла этого вальнул, вот те крест, ящик вискаря бы выкатил!
- А вот тут, брат Лиза, похоже, выйдет тебе облом. Придется тебе твой подарочный вискарь самому трескать. Ну, или со мной, грешным, поделиться…
- А что, искать не будете, что ли?
- Так некого!
- Как это – «некого»! Что ты этим хочешь сказать?
- А то и хочу сказать, что загнулся этот… м-м-м… кондом - сам. По крайней мере, так доктор считает…
- Да ладно! Такие твари своей смертью не умирают! Разве что от передоза…
Лиза вдруг замолчал и на некоторое время задумался. Пауза затягивалась.
- Алё, Лиза! – Серега пощелкал пальцами перед самым носом приятеля. – Ты уснул, что ли?
- Да подожди ты!... – досадливо отмахнулся тот. – Вот ты скажи, кроме того, что доктор не нашел ничего криминального в смерти Штыря, там других каких-нибудь непоняток, случаем, не было?
Шу удивленно воззрился на Лизергина.
- Чего? Каких еще «непоняток»?
- Ну, каких-то таких… - Лиза поглядел вокруг себя, словно ища подсказку. - … ну, особенностей, несуразностей, нюансов, не укладывающихся в обыденную
