Танец

На лестнице, ведущей в мансарду, раздался тяжёлый надрывный кашель. Через минуту порог залитой светом комнаты переступил Шарль. Анри и раньше знал, что друг болеет, однако и подумать не мог, что болезнь зашла столь далеко. Несмотря на по-летнему тёплый осенний день, Шарль был укутан с ног до головы, но даже плотное пальто не помогало человеку согреться.
- Анри, пустишь в свою берлогу на пару дней, пока я с кредиторами дела улажу?
- Оставайся, всё равно на три дня уезжаю, - художник с раздражением бросил кисти. Фон заказанной к выставке картины он приготовил ещё неделю назад, но сама задуманная композиция – бесшабашный танец, никак не выходила. Анри долго мучался с цветом, выбирая то лиловый, то ярко-красный, то лимонный. Сегодня решение пришло само собой – оранжевый! Яркий, сочный, словно отплясывают не люди, а ожившие языки пламени. И вот уже почти пять часов он пытался воплотить задумку в жизнь, постоянно меняя оттенки. Ещё хуже обстояло дело с самими танцорами, в них не чувствовалось движение. Они застыли словно деревянные, упрямо сопротивляясь прикосновению кисти.
- Шарль, ты не спишь там?
- Нет, пока в бутылке ещё осталось вино, - раздался хриплый смех.
- Мне нужно, что бы ты изобразил несколько танцевальных па, - художник устало сел на стул и взял лист для эскиза.
- Друг, ты кажется забыл, что мой жанр шансон, а не канкан. И я был лучшим шансонье Парижа, чёрт возьми! Та-да-рэ, та-да-рам, - попробовал напеть Шарль, но тяжёлый кашель вновь сотряс плечи и он привычным жестом приложил платок к губам. - Хотя, если было так, как я сказал, то мне не пришлось бы сейчас прятался от кредиторов, – певец хмуро глянул на алые капли крови, оставшиеся на платке. – Впрочем, если у тебя найдётся ещё бутылка, я станцую и канкан, и менуэт, и даже вальс хоть в голом виде! – внезапно развеселился Шарль.

Языки огня из разожжённого камина освещали обнажённую фигуру человека с высоко поднятыми руками. Изрядно захмелевший Шарль чуть пошатывался и был отвратительным натурщиком. Иногда он принимался кружить по комнате, мурлыкая под нос: «Та-да-рэ, та-да-рам». На столе, на стуле, на полу валялись десятка полтора эскизов, а художник всё не мог ухватить нужное ему движение.
- Всё, хватит на сегодня, - он устало прикрыл глаза, не столько, для того чтобы дать им отдых, а скорее чтобы не видеть неудачную работу. – Порой я поражаюсь собственной бездарности, - с горечью произнёс Анри, массируя ноющие виски.
- Да брось ты прибедняться, - пьяненький шансонье с тоскою смотрел на огненный контур своего тела, запечатлённый на тёмном фоне холста. - Твои картины переживут тебя, а что оставлю я? Как бы мне хотел навсегда остаться в этом холсте и больше ни о чём не думать, кроме танца.
- Если в тебе вдруг пробудился пророк, так место в вечности ты уже заработал. Писал ведь я с натуры, - художник ещё раз придирчиво взглянул на стоящий на мольберте холст. Ведь всё правильно и тёмный приглушенный фон, и танцующий огненный человек, но вот жизни в картине нет!
- Ну, да, моя голая задница удостоилась чести быть запечатленной на шедевре, - съязвил Шарль. - Впрочем, я толкую не об этом. Понимаешь, вот что у меня осталось? Съеденные чахоткой лёгкие? Потерянный голос? Кредиторы, рвущие со всех сторон?
- А Лаура, Лори? Она ведь тебя любит!
Шарль дёрнул плечом, не желая отвечать на этот вопрос.
- Я бы отдал всё, чтобы оказаться сейчас там и просто веселиться.
- Слава богу, подобные метаморфозы невозможны! А тебе уже на сегодня хватит, - Анри забрал у друга остатки вина и выплеснул его в камин. – Ложись спать. Я сейчас предупрежу хозяйку, что бы не забывала тебя кормить, а сам уеду вечерним экспрессом. Вернусь через три дня. И не забивай себе голову глупостями, всё наладится, - посчитал нужным добавить Анри, прежде чем выйти из мансарды.

Через три дня, когда солнце неспешно ползло к закату, Анри с отрешённым видом стоял в мастерской. Брошенная на пол дороге картина теперь стояла завершённой. На тёмном фоне беззаботно танцевал огненный человек. В то, что Шарль, никогда не державший кисти в руках, сумел сделать невероятное – вдохнуть жизнь в холст -  верилось с трудом.
Сумерки постепенно заливали небо густой синевой. Чем темнее становилось в комнате, тем ярче горела оранжевая фигура.
- Та-да-рэ, та-да-рам, - на самой грани восприятия уловил знакомую мелодию Анри и танцор изменил положение. Совсем чуть-чуть, но от натренированного глаза художника это движение не могло укрыться.
- Шарль, ты всегда был сумасшедшим, надеюсь теперь ты доволен.
Ответом был лишь тихий смех, или это воображение сыграло дурную шутку с живописцем.

Дробный перестук каблуков на лестнице сообщил о припозднившемся посетителе. Дверь распахнулась и в комнату вбежала запыхавшаяся девушка.
- Где он? Где Шарль? – она старалась говорить спокойно, хотя губы предательски дрожали. В карих глазах блестели невыплаканные слёзы. – Он от меня прячется? – Лаура постаралась смягчить шуткой свои требовательные вопросы.
Анри с сожалением смотрел на тёмноволосую красавицу, нервно меряющую шагами его мастерскую. Как рассказать ей правду, в которую и сам-то не верил. Да и вообще, найдётся ли хоть один человек, который поверит в произошедшее и не поспешит упрятать высказавшего подобный бред в сумасшедший дом?
- Мы должны были встретиться с ним ещё вчера, но Шарль так и не пришёл. И сегодня к врачу не явился, я напрасно прождала его три часа, - Лаура уже не обращала на художника внимания, заглядывала за кресло, в шкаф, в любое место, где может спрятаться человек. И говорила, говорила, боясь, что Анри её остановит. – Хорошая картина получилась. Это ведь Шарль позировал? Ну, так куда ты его спрятал?! – не выдержала она, когда мест, куда может поместиться кто-то размером больше кошки, не осталось. – Я слышала, как он пел!
- Лори, мне жаль, но тебе послышалось. Шарль действительно позировал мне три дня назад, с тех пор я его не видел.

На выставке картина «Танец» произвела фурор, кто-то ругал, кто-то восхищался одинокой танцующей фигурой. Анри скептически выслушивал и похвалу, и хулу. Он и сам не знал, как относиться к своему (к своему?!) творению. Чаще других возле холста стояла чёрноволосая девушка.
- Та-да-рэ, та-да-рам, - шептала она порой доносящуюся издалека мелодию.

День выдался холодный и дождливый. Выходить из дома, а тем более ехать через полгорода не хотелось, но устроитель выставки был непримирим – появился покупатель на «Танец». Анри быстрым шагом пересекал залы художественной галереи, в тайне надеясь, что Лаура не появиться по такой ужасной погоде.
Он не приходил сюда десять дней, испытывая огромную вину перед Лори. Хотя каяться особо-то и не в чем, но попробуй, объясни это своей совести, когда на тебя смотрят наполненные слезами карие глаза.
Похоже, там наверху кто-то оказался благосклонным к его молитвам, потому что тонкой женской фигуры, застывшей в скорбном молчании, в зале не было.
- Уф, - мысленно перекрестился художник, сделав шаг вперёд, да так и застыл, не в силах отвести глаз от своего холста. Теперь на картине танцевали двое – высокий мужчина и женщина с разметавшимися по плечам тёмными волосами.
- Великолепная работа, они как живые, - жизнерадостный толстяк, покровительственно похлопал Анри по плечу. – Этот «Танец» станет украшением моей коллекции.
Хозяин галереи рассыпался в комплементах художественному чутью и вкусу богатого покупателя, да и автору картины кое-что перепало от хвалебных речей.
- Неужели никто, кроме меня, не помнит, что раньше танцор был один? – Анри прикусил на языке, готовый сорваться вопрос. Художники, конечно, народ экстравагантный. И без чудинки им вообще не положено быть, иначе как бы и не настоящий живописец. Но везде есть пределы. Столь явная чудаковатость может грозить и сумасшедшим домом. – Раз нельзя рассказать, можно изложить всё  в дневнике, - нашёл он выход.
- Та-да-рэ, та-да-рам, - зазвенела далёкая мелодия и Шарль, чуть повернув голову, подмигнул.

Мир вокруг был усеян пеплом. Серые хлопья разлетался из моего сердца, вымарывая краски из окружающей действительности. Даже медленно вальсирующие в воздухе крупные снежинки, и те сейчас приобрели тусклый серый цвет.
- Жень, сейчас идём на выставку! - Ленка запрокинула  голову и попыталась поймать снежинку языком. Делать так в тридцать лет, конечно, не солидно, но моя неугомонная старшая сестра никогда не относилась к этому миру серьёзно.
За эти полгода, прошедшие со дня нелепой смерти Сашки, она с настойчивостью и упорством носорога пыталась вытащить меня из скорлупы, постоянно теребя. Я злилась, сопротивлялась её попыткам, мы даже подрались один раз.
- Всё лучше, чем твоя апатия, - философски заметила Ленка, припудривая царапину на щёке. – Тем более я победила, - хихикнула она и скрылась за дверью, пока у меня не возникло желание продолжить бой.
И вот сейчас я покорно тащилась за ней, потому что уступить и делать вид, что мне до чёртиков хочется на прибывшую в наш город выставку, было гораздо проще, чем пытаться сопротивляться.
- Женечкин, ты даже представляешь, какая это страшная сила – искусство, вот увидишь, тебе понравится, - убеждала меня, себя и мою выжженную душу Ленка.
Спорить не хотелось, и я молча кивнула, желая лишь одного - остаться наедине со своим горем.
Возле старого особняка-музея стояли укутанные в снежные пелерины ели и рябины. Два снегиря чинно склёвывали ярко-красные ягоды.
- Жень, смотри какие красавцы, - сестра помахала птицам рукой.
Да, я тоже любила так делать раньше, в другой жизни, когда ещё умела смеяться.
Но не только Ленка наблюдала за яркими птицами, из-под усыпанной снегом еловой лапы выпрыгнул рыжий котёнок. В глазах горел азарт, хвост победоносно стоял трубой.
- Глупыш, они ведь больше тебя, - сестра попыталась урезонить рыжего охотника. Но обращать внимание на такие мелочи, как не соответствие размеров, тот не собирался и сделал попытку взобраться на дерево. Не удержавшись на стволе рябины, котейка мягко приземлился в сугробе. Неудача и снег не остудили юного хищника, обладающего завидным упорством.
- Видно ничей, есть хочет, сейчас спрошу что-нибудь у Зинаиды, - вздохнула жалостливая сестра.
В былые времена, я бы тоже подняла всех на ноги, накормила бы зверя, да и будущего хозяина ему нашла, а сейчас – мне нет дела до этого мира, который оказался ко мне так жесток.

- Ой, девочки мои пришли, - сухощавая пожилая дама спешила нам навстречу. Зинаида Петровна, искусствовед и старинная мамина подруга, обожала быть в курсе всех дел. – Женечка, что-то ты осунулась, не заболела? – она принялась с пытливым любопытством разглядывать меня с ног до головы.
Вот чего мне не хватало сейчас для полного счастья, так это длинного носа старой сплетницы! Я уже хотела сослаться на срочное дело и попросту сбежать, но сестра взяла инициативу в свои руки.
- Ой, Зинаида Петровна, как мне нужен ваш совет! Жень, ты поброди там по залам, а мы пока побеседуем, - Ленка выпроводила меня из комнаты. Что мамина подруга любила ещё больше, чем расспросы, так это когда у неё спрашивали совета.

Мне нравились тишина и отсутствие людей в залах музея. Перед Новым Годом народ в основном предпочитает тратить свободное время на беготню по магазинам.