When we two parted* или Три Георгия

его только по-английски, т.к.просто не могла выговорить его имя отчество – Георгий Валерианович… Наверно, маниакальная привязанность к Лорду Байрону сыграла с ней такую злую шутку. Но, Лорда Байрона она могла любить вечно лишь платонически, а родителя своих воспитанниц… Вскоре она перестала обращать внимание на своих подопечных. Для неё теперь самым главным стали только тайные свидания с милым Джорджем. Шарлоте в нём нравилось всё, даже  большая родинка на правой щеке, которую она любила целовать.

      Она часто читала Георгию Валериановичу отрывки из стихотворения Лорда Байрона «Когда мы расстались».

When we two parted
In silence and tears,
Half broken-hearted
To sever for years,
Pale grew thy cheek and cold,
Colder thy kiss;
Truly that hour foretold
Sorrow to this.

Когда мы расстались
В молчанье, в слезах,
Сердца разрывались,
Вселился в них страх.
Бледны твои щеки,
Уста холодны.
Таил час жестокий
Предвестье беды*.

              *Здесь и ниже представлен перевод  Д. Новосибирского.

       Вскоре они уже читали друг другу по куплету. Её Джорджу особенно нравился третий:






Thy name thee before me,
A knell to mine ear;
A shudder comes o'er me-
Why wert thou so dear?
They know not I knew thee,
Who knew thee too well -
Long, long shall I rue thee,
Too deeply to tell.

Звучит твое имя,
Набатом звеня.
Ужель ты богиней
Была для меня?
Тебя обливают
Презреньем враги-
Но что они знают
О нашей любви?


      Потом они дружно смеялись, не веря и не ведая, что их скорое расставание неизбежно.

      Юную гувернантку выгнали, когда узнали, что она забеременела. Помещица побесилась немного, потом смирилась и с этой, конечно, не первой, изменой мужа.

      Шарлота родила девочку в 1845 году. Назвала её Анной, в честь своей матери.
      Георгий Валерианович снял для своей уже бывшей гувернантки небольшой домик с садом и вначале довольно часто навещал. Подарил малышке деревянную лошадку. Какое-то время содержал. Из этого периода детства Анна помнит маленький дворик, тогда казавшийся ей огромным и полным волшебства, кусты сирени и своего папу, высокого статного мужчину с большой родинкой на правой щеке. Папу Джорджа…Они гуляли втроём. Аннушка гордо шагала впереди, таща за собой на верёвочке деревянную лошадку на маленьких колёсиках.
     
      Лошадка то и дело валилась набок. Шарлота и Георгий Валерианович по-очереди её поднимали, и весь этот эскорт продолжал шествие по саду. Потом всё исчезло – папа, мама, волшебный садик…
      Мать увезла её в другую часть России, отдала на воспитание в одну зажиточную семью, а сама снова стала учительствовать. Георгий Валерианович сначала пытался их  разыскать, потом понял, что так даже лучше. У него ещё были дети на стороне, да и своих законных пришло время посылать в престижные учебные заведения. Так что денег на всех детей уже не хватало. А, любви и подавно…

      Осталась у Аннушки на память деревянная лошадка.


      Шарлота заболела скоротечной чахоткой и умерла, когда Аннушке было семь лет. Приёмные родители отдали её в частный пансион средней руки.
Прошло ещё десять лет.                      

      Во время одного из рождественских балов в канун 1863 года к семнадцатилетней Анне подошёл молодой человек, пригласил танцевать. Назвался Георгием. Анна поначалу стеснялась даже смотреть ему в глаза. Единственное, что она успела заметить, это то, что левая бровь у него была рассечена. Они протанцевали весь вечер. Когда он снял с огромной рождественской ёлки яркую игрушку и подарил ей, простодушная Анна посчитала это признанием в любви. Результатом недолгого уединения новоявленной парочки в одной из комнат особняка была беременность. Анна всё ждала, когда Георгий приедет и попросит у приёмных родителей её руки… Ждала, ждала…

      Осталась у Анны на память рождественская игрушка. Да и та вскоре затерялась.

      В конце сентября 1863 года Анне пришло время рожать. Она рожала в страшных муках, выкрикивала только одно слово, это было имя Георгий.


      Когда она пришла в себя, то увидела рядом крошечное краснолицее существо в белом чепчике. Вскоре она снова впала в забытьё. Когда же она окончательно пришла в себя, рядом лежал уже один только чепчик.
      Ей сказали, что ребёнок, а это был мальчик, умер.

      Остался у неё лишь белый чепчик.

      У Анны помутился рассудок, поднялась температура. Она стала бредить. В бреду ей мерещились мужчины, насмехающиеся над ней, избивающие её, и покидающие плачущей и растерзанной на виду у всех. Много недель она металась в постели, пребывая между жизнью и смертью.
      Но, молодость победила. Тело постепенно пришло в норму. А вот  психика была безвозвратно повреждена. Анна стала жить тихой, однообразной жизнью. Замкнулась в себе, никуда не хотела выходить. Часто сидела, обречённо глядя в одну точку. Её проживание всё ещё оплачивали приёмные родители.

      Через несколько лет они умерли, оставив ей в наследство захудалый постоялый двор в российской глубинке.
      Анна, теперь уже Анна Георгиевна, вдруг оживилась. Занялась благоустройством дома. Ей помогали кухарка Глаша, дворник Архип и несколько бывших крепостных. Дом удалось привести в порядок. А вот новоявленная хозяйка быстро опустилась, располнела, забыла пансионные светские премудрости…

      Стали в её  двор заезжать постояльцы. Обычно на день-два, в ожидании дрог для дальнейшего путешествия. Обделённая мужским вниманием Анна Георгиевна их щедро кормила, поила. В общем, старалась, как могла…

      Первые годы всё шло хорошо.
      Потом пошли, поползли какие-то неясные слухи, сплетни про Анну Георгиевну. Но, всё потихоньку затихло.




*  *  *

      Изучая документы убитых ею постояльцев, Анна Георгиевна увидела, что их также звали Георгиями, как и юношу. В какой-то момент всё поплыло перед её глазами; давно воспалённый мозг не работал так чётко; она вспомнила рассечённую левую бровь её соблазнителя… Вспомнила, что говорил на днях  этот чиновник про рождественские балы…  Теперь у неё не было сомнений в том, кого она убила и отправила на дрогах в никуда…
      Новая страшная догадка поразила её… Старик рассказывал про свои шашни с гувернанткой. Дрожа всем телом, она пошла в чулан, предварительно взяв с собой острый нож. Отодвинув рогожу, зажгла свечу и стала внимательно разглядывать уже посиневшее лицо старика. Потом осторожно выбрила правую щеку. Почти сразу, под сбритыми волосами она обнаружила большое родимое пятно.
- Папа Джордж… Что же ты натворил… Что же я натворила…

      Посидела некоторое время в оцепенении. Потом вернулась в дом, нашла в спальне пожелтевший от времени белый чепчик и деревянную лошадку на колёсиках. Позвала оставшегося (в живых…) постояльца. Юный курьер от страха не мог выговорить ни слова.

- Не бойся, иди сюда, поближе… Георгий! Скажи, когда ты родился?

- В-в-в-в сент-т-т-тябре 63-го года, - заикаясь, еле слышно ответил юноша.

- Я теперь уже не знаю, это простое совпадение, или действительно ты – мой сын…

      Юноше стало плохо, он начал медленно опускаться на пол. Откуда-то из далёкого детства вдруг всплыли перешёптывания прислуги и полунамёки «сердобольных» тётушек…






The Dew of the morning
Sunk chill on my brow-
It felt like the warning
Of what I feel now.
Thy vows are all broken,
And light is thy fame:
I hear thy name spoken,
And share in its shame.


Вдруг пот проступил
На холодном челе,
И я ощутил
Обреченность в себе.
Все клятвы разбиты,
Отводишь ты взор.
Теперь я открыто
Делю твой позор.



- Вы – моя маменька? Я-я-я… очень рад-с… У него всё поплыло перед глазами.

«Нет, этого не может быть…». Всё перепуталось в бедной голове Георгия. «Старая опустившаяся женщина… Как же это? А два трупа… Боже мой, это она сама сделала? Или приказала?  Впрочем, какая разница… И я ей помог скрыть следы преступления! Да ей же гореть в адском пламени до скончания веков! И мне…»

      Георгий собрался с силами. Медленно поднялся с пола. Он хотел говорить громко и убедительно, чтобы она не заметила, как он напуган. Но, вместо этого почти прошептал:



- Что Вы хотите со мной сделать? Отпустите меня! Ма… Маменька… Прошу Вас!

- Подожди, сынок, выслушай меня… Я тебя не трону… Анна Георгиевна сделала шаг к юноше. Он отпрянул от неё, как от прокажённой. Ком подступил к её горлу. Она замерла на месте. Из глаз полились слёзы. Много слёз.

- Выслушай же меня. Твоя мать – не преступница… Так получилось. Но, если ты – мой сын, то ты должен знать, что за эти два дня я убила двух самых дорогих мне Георгиев – и, возможно, тебе…
Это были твои дед и отец…
- …
- Подойди ко мне, дай я тебя поцелую. Конечно, тебе не нужна выжившая из ума старуха-мать…

      Георгий приблизился к Анне Георгиевне, еле передвигая ноги. Его сердце бешено колотилось. На одно мгновение, лишь на мгновение в его сердце проснулась сыновья любовь и тоска по незнакомой материнской ласке. Анна Георгиевна схватила его голову и стала целовать всклокоченные волосы, вспотевший лоб, ещё по-детски пухлые щёки…
- Вот так. А теперь уходи, уезжай отсюда побыстрее… Глаша! Помоги молодому барину собраться!

     Когда затихли бубенцы на дрогах, она прижала к сердцу детский чепчик и деревянную лошадку, положила их на кровать, пошла в чулан и повесилась.

In secret we met -
In silence I grieve,
That thy heart could forget,
Thy spirit deceive.
If I should meet thee
After long years,
How should I greet thee?-
With silence and tears.



Мы встретились тайно,
Ты вновь далеко-
Любила случайно,
Забыла легко.
И если замечу
Тебя на балах,
То как снова встречу?-
В молчанье, в слезах.



* Царь Александр III.
**«восхитительна» (франц.)
*** «У каждой семьи есть свой скелет в шкафу» (англ.)